– Будь проклят этот огурец! Не хочет расти! – сердито сказал Эрнест. – Знаешь, что я скажу, Джереми? Мне надоело это место. Я голосую за отъезд.
– Ради всего святого, Эрнест! – фыркнул Джереми и зевнул. – Давай хоть немного передохнем. Надоело трястись в этих фургонах.
– Я имею в виду – давай уедем из Южной Африки?
– О! – Джереми выпрямился в шезлонге. – Что это ты придумал? И куда же ты собрался, в Англию?
– В Англию? Нет уж, хватит с меня Англии. Я думаю о Южной Америке. Но ты, возможно, хочешь вернуться домой? Было бы нечестно силой таскать тебя по всему миру.
– Уверяю тебя, мне это по душе. Я не хочу возвращаться в контору мистера Кардуса. Ради бога, даже не предлагай мне это – я в ужасе от одной мысли.
– Да, но тебе придется что-то делать со своей жизнью. Мне-то все равно, я теперь несчастный демон-беспризорник, которому такая жизнь по душе, но ты вовсе не обязан следовать за мной, у тебя свой путь.
– Погоди, душа моя! – скупо усмехнулся Джереми. – Я собираюсь прочитать тебе отчет о наших финансовых делах, который я составил вчера вечером. Учитывая, что мы ничего толком не делали все это время, только развлекались, а все наши инвестиции производили из дохода, который обеспечил твой уважаемый дядя, наверняка думающий, что мы все растратили, все не так уж плохо.
Джереми достал листок бумаги и зачитал следующее:
– Земельная недвижимость в Натале и Трансваале, оценочная стоимость 2500 фунтов стерлингов. Этот дом – 940 фунтов. Фургоны – скажем, 300 фунтов. Скачки… тут я оставил пробел.
– Запиши 800 фунтов, – подумав, сказал Эрнест. – Да, и ты же знаешь, я выиграл 500 фунтов – леди Мэри взяла первый приз на скачках в Кейптауне, на прошлой неделе.
Джереми кивнул и продолжал:
– Скачки и выигрыши – 1300 фунтов. Разное – наличные деньги и всякое такое – 180 фунтов. Итого – 5220 фунтов. Из этого мы фактически вложили около двух с половиной тысяч, остальное – выиграли или накопили. Теперь я спрашиваю тебя, где бы еще нам такое удалось, а? Так что не рассказывай мне о том, что я зря трачу время.
– Браво, Джереми! В конце концов, мой дядя оказался прав – ты прирожденный законник, с цифрами ты великолепен. Поздравляю, ты прекрасный управляющий.
– Моя система проста, – скромно отвечал Джереми. – Всякий раз, когда у нас появляются деньги, я что-нибудь покупаю, чтобы ты не мог все сразу растратить. Когда у меня набирается достаточно – фургонов, быков, лошадей, чего угодно, – я начинаю продавать их и покупаю немного земли. Эта система не подводит. Нужно просто заниматься этим постоянно – и в конце концов мы разбогатеем.
– Действительно, все просто. Ну, пять тысяч фунтов пройдут долгий путь, прежде чем превратятся в ферму в Южной Америке – или куда мы там отправимся, – и я не думаю, что нам стоит продолжать брать деньги у дяди. Несправедливо истощать его ресурсы. Старый Эльстон поедет с нами, я полагаю, и вложит еще пять тысяч. Он недавно сказал мне, что начал уставать от Южной Африки, буров и кафров, что стареет – и не прочь начать что-нибудь новое в другом месте. Я напишу ему сегодня вечером. В какой гостинице он останавливается в Марицбурге? В «Рояль»? Ну вот, а отправимся, я думаю, весной.
– Правильно, душа моя.
– Но я еще раз повторяю, Джереми – подумай дважды прежде, чем отправиться со мной. Такой выдающийся молодой человек, как ты, старина, не должен тратить свою молодость на пустыни Мексики, ну, или любого другого места. Тебе стоило бы поехать домой и насладиться вниманием красивых женщин – они оценят по достоинству такого большого парня, – а потом выгодно жениться, завести большую семью, стать всеми уважаемым мистером Джонсом… Джер, со мной-то все понятно, я – нечто вроде блуждающей кометы, но я совершенно не вижу причин, по которым ты должен играть роль… эээ… хвоста этой кометы.
– Жениться? Нет, вы подумайте – жениться! Нет уж, спасибо, мой мальчик. Как гласит библейская мудрость – если мудрый человек открывает глаза и видит некоторые вещи – он уже больше не станет закрывать глаз. Другими словами, он смотрит – и учится на чужих ошибках. Ева…
Эрнест болезненно дернулся при звуке этого имени.
– Прошу прощения, – быстро сказал Джереми, заметив это. – Я не хочу затрагивать болезненные темы, но я должен прояснить кое-что насчет себя. Ты же знаешь, меня здорово тряхануло из-за этой леди – но я вовремя остановился. Говорить красиво я не умею, воображения маловато – вот и не стал все это продолжать. Каковы же последствия? Я с этим справился; хорошо сплю по ночам, у меня прекрасный аппетит, и о Е… этой леди не вспоминаю два раза в неделю. С тобой все иначе. Ты тоже влюбился, но твое воображение немедленно помчалось вскачь, рисуя картины безудержной радости, мечтая об истинной любви и полном единении душ – все это было бы прекрасно, если бы женщина тоже в этом поучаствовала, но она не смогла, не стала делить с тобой чувства, и все закончилось пустой болтовней и трагедией. Результаты – налицо. Плохой сон, плохой аппетит, неуемное желание охотиться на буйволов в сезон лихорадки или быть подстреленным какими-нибудь Басуто из засады. Коротко говоря – общая усталость и отвращение к жизни – да-да, не спорь, я же наблюдал за тобой – а это самое нездоровое и неправильное настроение. Дальше – больше: скачки, нежелание даже близко подходить к церкви, стаканчик-два-три шерри на ночь и, что самое тревожное, неумеренное тяготение к дамскому обществу. Будучи разумным существом, я все это заметил и сделал собственные выводы, которые заключаются в следующем: хочешь попасть в ад – доверься женщине. Мораль, которую я для себя вывел и которую постараюсь неукоснительно исполнять – никогда не разговаривай с женщиной, если можно этого избежать, а если уж никак невозможно увернуться – отвечай коротко, «да-да» или «нет-нет», причем «нет-нет» лучше говорить почаще. Вот тогда у тебя будет неплохой шанс сохранить сон и аппетит, а также достичь чего-то в этом мире. Жениться! Ну конечно! Никогда больше не говори мне о женитьбе! – И Джереми энергично передернул могучими плечами, изображая ужас.
В продолжение его монолога Эрнест громко хохотал. Джереми хмыкнул, поднялся и выпрямился во весь рост рядом с Эрнестом – так что шесть футов роста последнего стали выглядеть как-то невзрачно.
– И вот что я скажу тебе, старик! Никогда больше не говори, чтобы я оставил тебя, если не хочешь меня разозлить, потому что мне эти разговоры не душе. Мы не расставались с двенадцати лет, и что касается меня лично, я намерен и дальше делить свою жизнь с твоей, до конца последней главы – ну, или до тех пор, пока надобность во мне не отпадет начисто. Можешь отправляться в Мексику, на Северный полюс или в Акапулько – да куда угодно, но я пойду вместе с тобой, и хватит об этом говорить!
– Спасибо, старый друг! – просто ответил Эрнест.
В этот момент их разговор был прерван приходом посыльного-кафра, который принес телеграмму, адресованную Эрнесту. Он вскрыл конверт и прочитал ее, а затем воскликнул:
– Ого! Здесь кое-что получше Мексики. Послушай-ка!
«Питер Эльстон, Марицбург – Эрнесту Кершо, Претория. Верховный комиссар объявил войну против Кечвайо. Местная кавалерия срочно призывается на службу в Зулуленд. Получил предложение сформировать небольшой корпус около семидесяти человек. Предложение принял. Согласен ли ты быть заместителем командира? Получишь королевский патент. Если да, то начинай набирать рекрутов. Условия – десять шиллингов в день, полное довольствие. Приезжаю в Преторию с первой почтовой каретой, спроси Джонса, согласен ли он на чин старшего сержанта».
– Ура! – вскричал Эрнест, дочитав. – Наконец-то настоящее дело и настоящая служба! Уверен, ты согласишься.
– Конечно, – спокойно сказал Джереми. – Только не радуйся раньше времени; если не ошибаюсь, дело-то намечается серьезное.
Глава 17. Ганс пророчит беду
Эрнест и Джереми не теряли времени даром. Они предположили, что набор рекрутов вскоре начнется повсюду – и во все подразделения, так что позаботились о том, чтобы побыстрее набрать в свой корпус лучших. Образцовый рекрут в их глазах выглядел так: англичанин, родившийся в колонии. У этих людей было больше чувства собственного достоинства, независимости характера и находчивости, нежели у приезжих, которые метались между морскими портами и алмазными копями, кроме того, все они были практически готовыми солдатами. Ездили верхом они так же хорошо, как ходили, великолепно стреляли и с раннего детства были приучены путешествовать почти без багажа, быстро передвигаясь на огромные расстояния.
Эрнест находил задание не слишком сложным. Мистера Эльстона хорошо знали в Африке; еще будучи молодым человеком, он принимал участие в многочисленных войнах с Басуто, и о тех временах до сих пор рассказывали истории, будоражившие воображение… Его знали как достаточно осторожного человека, не склонного к опрометчивым решениям, не самоуверенного, но обладающего решительным умом и, кроме того, очень много знающего о войне с зулусами и их тактике.
Это во многом облегчило Эрнесту набор рекрутов, поскольку первое, что интересует волонтера-колониста – это личность его офицера. Он не станет доверять свою жизнь людям, на которых не может положиться. Он бесстрашно относится к смерти и готов исполнить свой долг – но не собирается отдавать свою жизнь ни за что. Действительно, во многих южноафриканских добровольческих корпусах фундаментальным принципом является выборность командира. Выбирают их всем миром – но уволить со службы его могут уже только власти.
Эрнеста тоже хорошо знали в Трансваале и доверяли ему. Мистер Эльстон не мог бы выбрать лучшего лейтенанта. Эрнест был умен, порывист, умел быстро собираться в непростых ситуациях – однако не только эти качества привлекали в нем людей, чье дальнейшее существование, возможно, зависело от его мужества и сообразительности. На самом деле трудно определить это качество словами – но есть люди, которые по природе своей являются прирожденными лидерами, и доверие к ним подчиненные испытывают подсознательно. У Эрнеста был этот великий дар. На первый взгляд, он был обычным молодым человеком, довольно небрежным, ничем особенно не выделяющимся среди сверстников, и стороннему наблюдателю зачастую могло показаться, что мысли его витают где-то далеко; однако старые вояки видели в его темных задумчивых глазах нечто, говорившее им о том, что этот молодой человек, почти мальчик, можно сказать, не подведет в минуту опасности, проявит храбрость или разум там, где потребуется.