Назначение Джереми Джонса старшим сержантом также приветствовали – и пост старшего сержанта в войсках заслуженно считался очень важным. Кроме того, люди не забыли о его победе над гигантом-буром – да и сержант с таким могучим телосложением просто обречен был стать гордостью любого подразделения.
Все эти обстоятельства делали набор рекрутов легкой задачей, и когда через четыре дня Эльстон вышел из почтовой кареты, уставший после долгой дороги из Наталя, Эрнест и Джереми встретили его сообщением, что телеграмма была получена в срок, рекрутирование начато, и тридцать пять человек уже представили свои кандидатуры на рассмотрение.
– Честное слово, молодые люди! – сказал очень довольный Эльстон. – О таких лейтенантах можно только мечтать!
Следующие две недели были наполнены хлопотами. Организация добровольческого корпуса – не шутка, что может засвидетельствовать каждый, кто принимал в ней участие. Нужно было получить форму, вооружить всех рекрутов и выполнить еще добрую сотню мелких и крупных задач. Некоторая задержка была связана с лошадями, которых должно было предоставить правительство, но, в конце концов, разрешился и этот вопрос – лошадей пригнали много, все они были хороши, но немного диковаты.
В один из таких суматошных дней Эрнест сидел в одной из комнат их дома, которую он отвел под рабочий кабинет и некое подобие офиса, и занимался текущими делами: оформлял зачисление очередного рекрута, договаривался с торговцем насчет партии фланелевых рубашек, расписывал порядок поставок фуража и заполнял бесконечные формы, которые, по требованию правительства, должны были быть переданы в военное ведомство, и решал еще добрую сотню мелких вопросов. Внезапно вошел его ординарец и сообщил, что его хотят видеть двое новобранцев.
– Зачем еще? – простонал Эрнест, умиравший от усталости.
– У них жалоба, сэр!
– Ну, впусти их.
Дверь вскоре снова открылась, пропустив в кабинет прелюбопытную парочку. Один из вошедших был крупным мужчиной сурового вида – раньше он служил интендантом на борту одного из кораблей ее величества в Кейптауне, однако как-то раз напился, превысил свои полномочия и предпочел дезертировать, чтобы избежать заслуженного наказания. Второй – суетливый мелкий человечек, лицом напоминавший хорька. Он торговал с зулусами, но тоже много пил и едва не погубил себя окончательно; в корпусе, тем не менее, он считался чрезвычайно ценным приобретением, поскольку досконально знал страну и ту местность, куда им предстояло отправиться. Оба вошедших отдали честь и замерли у порога.
– Ну, ребята, в чем дело? – спросил Эрнест, не отрываясь от проклятых форм.
– Ни в чем, насколько я знаю, – сообщил маленький человечек.
Эрнест вскинул на них сердитый взгляд.
– Так, Адам, тогда ты говори, в чем дело! У меня нет времени на ерунду.
Суровый Адам подтянул брюки и начал:
– Понимаете, сэр, я его сюда за шкирку притащил.
– Это правда! – подтвердил человечек, потирая загривок.
– Это, стало быть, потому что мы с ним вроде как приятели, сэр, но маленько разошлись во взглядах. Понимаете, сэр, была его очередь готовить для парней, а он вместо этого пришел ко мне и говорит – Адам, ты цветущий прародитель расы всех дураков! Это он меня, значит, сравнил с деревом, что ли? А потом говорит – почему ты не идешь чистить картошку, вместо того, чтобы валяться на койке!
– Немного не так, сэр! – суетливо вмешался маленький человечек. – У нашего друга память значительно уступает… кхм… размерам. Я сказал так: дорогой Адам, поскольку я вижу, что тебе совершенно нечем заняться, кроме как сидеть и играть на губной гармошке, не будешь ли ты так добр, чтобы пойти и помочь мне удалить внешние покровы с этого картофеля?
Эрнест начал закипать, но сдержал себя и сурово сказал:
– Не болтай чепухи, Адам; говори, на что жалуешься – и проваливай.
– Ну дык, сэр! – отвечал моряк-великан, почесывая голову. – Ежели сказать прямо, так жалуюсь я на то, что этот человек больно этот… как его… импернально сакрастический, вот! Сэр.
– Проваливайте оба! – рявкнул Эрнест. – И не приставайте ко мне с такой ерундой, иначе я вас обоих отправлю под арест и вычту из жалования.
Он указал им на дверь, а сам заметил в окне, что по улице галопом пронесся верхом на взмыленной лошади бур. Направлялся он к дому правительства.
– Интересно, что там случилось! – пробормотал Эрнест.
Через полчаса за окном проскакал еще один всадник, тоже галопом – и тоже к дому правительства. Еще через полчаса пришел, вернее, почти прибежал мистер Эльстон.
– Эрнест, послушай, тут такое дело! Уже три разведчика принесли известие о том, что Кечвайо отправил Импи (армию) в тыл Секокени, чтобы сжечь Преторию и вернуться в Зулуленд через Высокий вельд. Они говорят, что Импи теперь отдыхает в Солтпан Буш – это примерно в двадцати милях отсюда – и что город они атакуют ночью или на рассвете. Эти трое, кстати сказать, никак между собой не связаны, но в один голос заявляют, что виделись с вождями Импи, и те велели им передать голландцам, чтобы они не вмешивались, поскольку Зулу сражаются с белой королевой, и буры не пострадают.
– Звучит невероятно, – с сомнением сказал Эрнест. – Вы верите им?
– Не знаю. Это вполне возможно, и доказательства довольно явные. Да, это возможно. Я знаю, что зулусы способны совершать и более стремительные и длинные броски, чем этот. Губернатор приказал мне галопом скакать в указанное место и сообщить, если я увижу присутствие Импи.
– Я еду с вами!
– Нет, ты останешься здесь. Я беру с собой Роджера и двух запасных лошадей. Если объявят об атаке, а я все еще не вернусь… или если что-то случится – ты выполнишь свой долг.
– Есть, сэр.
– Простимся, мне надо ехать. А ты собери людей, чтобы все были наготове.
С этими словами мистер Эльстон отбыл на разведку.
Десять минут спустя прибыл офицер из штаба – он привез приказ командирам соединения Эльстона собрать своих людей и привести корпус в полную боевую готовность.
«Вот красавцы! – подумал Эрнест. – А ведь часть лошадей еще даже не объезжена».
В это время приехал Джереми. Он отдал честь и сообщил, что люди построены.
– Передай шорникам, пусть всем выдадут седла. Лошади должны быть готовы как можно скорее. Скажи Мазуку, чтобы он приготовил Дьявола (это был любимый вороной жеребец Эрнеста), и веди людей к государственным конюшням. Я буду следом.
Джереми снова козырнул – и отбыл без лишних слов. Вероятно, это был самый исполнительный и преданный старший сержант в мире.
Двадцать минут спустя длинная колонна людей, вооруженных винтовками, двинулась в сторону правительственных зданий, которые находились примерно в миле от дома Эрнеста и Джереми. На головах солдаты несли седла, так что издали напоминали гигантские грибы.
Эрнест – верхом на громадном вороном жеребце, в военной форме, с револьвером на поясе – уже находился среди них.
– Итак, бойцы! – громко объявил он, когда люди выстроились в шеренгу перед конюшнями. – Входим быстро, но без давки. Каждый выбирает себе лошадь, надевает узду, выводит и седлает ее. Бегом!
Шеренга рассыпалась, и солдаты кинулись в конюшни; каждый хотел заполучить лошадь получше. Через мгновение из конюшен донеслись звуки ударов, крики и яростное ржание – этот шум невозможно было описать.
«Хорошенькая там, должно быть, драка! – подумал Эрнест. – С этими дикими бестиями не так-то легко совладать».
Его подозрения подтвердились. Лошадей выводили – но они яростно упирались, мотали головами и взбрыкивали.
– Седлай! – скомандовал Эрнест.
Это было сделано с большим трудом.
– В седло!
Шестьдесят человек по этой команде забрались верхом на строптивых лошадей, хотя и не без опасений. Через несколько секунд по крайней мере двадцать из них оказались на земле; один или двое запутались в стременах; некоторые пытались утихомирить разбушевавшихся лошадей, а те, кому удалось усидеть в седле, теперь беспорядочно носились по площади. Никогда еще Претория не видела подобных сцен.
Однако вскоре относительный порядок был все же восстановлен. Несколько человек пострадали, двое – довольно серьезно. Их отправили в госпиталь, а Эрнест принялся распределять всадников по подразделениям, чтобы побыстрее выехать к месту встречи с Эльстоном. Именно в это время, словно чтобы добавить неразберихи, пошел дождь, все вымокли, и замешательство усилилось. Наконец, все построились и пошли маршем в город, который к тому времени уже был охвачен паникой.
Все магазины закрылись, все работы остановились; женщины стояли на верандах домов, обнимали детей, плакали или готовились к отправке в лагерь за городом. Люди прятали все ценное; мужчины спешили на рыночную площадь, где представители правительства раздавали оружие и амуницию всем, кто был способен выступить на защиту города. Перепуганные кафры и Басуто метались по улицам, рассказывая ужасы о зверствах зулусов, или покидали город, чтобы укрыться среди холмов. Все эти сцены выглядели потрясающе, но потом опустилась тьма, и все потонуло во мраке.
Эрнест привел свой корпус к казармам, которые им отвело правительство, и приказал поставить лошадей в стойла, не расседлывая их. Вскоре ему передали приказ держать оружие наготове и выслать четыре патруля, которые должны были до полуночи осмотреть все подходы к городу; на рассвете корпусу было предписано выйти на рекогносцировку в соседнюю провинцию.
Эрнест выполнил все приказы, насколько это было возможно. Он отправил патрули, но ночь была такой темной, что они не возвращались до утра. Утром их собрали уже по дороге – а в одном случае просто вытянули из канавы с жидкой грязью, где они ухитрились увязнуть ночью.
Около одиннадцати часов вечера Эрнест сидел в маленькой комнатке здания казарм и совещался с Джереми: они решали дела, связанные с корпусом, и задавались вопросом, нашел ли Эльстон Импи, или донесения оказались просто слухами. Внезапно с улицы донесся оклик часового: