Понимаете ли, иногда память изменяла Дедушке.
Трэвис привязал девку так крепко, потому что задумал сделать с ней нечто особенное. Не стоит пинать такому парню, как Трэвис, по яйцам и плевать ему в лицо. Потому что он будет злой, как загнанная в угол курятника куница, в которую тычут палкой.
Лицо Дедули светилось от удовольствия, пока он наблюдал за приготовлениями.
— Да, бьюсь об заклад, в «дырке» этой шлюхи столько молофьи, что ею можно наполнить свиное корыто.
— А еще больше будет у нее в башке, Дедуль, — радостно воскликнул Трэвис. — когда мы ее оттрахаем!
Он налил Дедуле и себе по стаканчику «самогонки», и они стали ждать. А еще он сорвал с нее блузку, потому что иногда ему нравилось пялиться на девичьи сиськи. Только у этой они были маленькие, и соски будто «пожеванные». Обычно он срывал с девок шорты, чтобы поглазеть на их «куст». Но на этот раз он это делать не стал, потому что не хотел, чтобы молофья дальнобойщиков натекла из ее «дырки» на дедушкин рабочий стол. Но вскоре Сара Даун Слейд пришла в себя, и начала визжать и ругаться, словно в нее вселился сам дьявол.
— Я знаю, кто ты такой! — крикнула она сидящему в кресле Дедушке. — Ты — Джейк Мартин, вот ты кто! Грязный, противный, безногий старикашка! А ты, ты…
Ее выпученные глаза уставились на Трэвиса.
— Ты — Трэвис Тактон. Слышала, в тюрьме тебя превратили в педика. Я слышала! Слышала, что последние десять лет ты с радостью принимал и в рот, и в жопу!
Трэвис и без того был в скверном расположении духа, а эти едкие замечания еще больше вывели его из себя. Он почувствовал, как лицо у него потемнело от гнева, брови нахмурились, и он врезал своей ручищей наотмашь по ее наглой роже. Сунул пальцы ей за щеки, да так, что она разинула «хлебальник», словно канализационный люк. Смачно отхаркнув, сплюнул ей прямиком в горло.
— Вот тебе, — сказал он, крепко сжал ей челюсть и держал, пока она не проглотила. — Покушай вкусненького. Ничуть не хуже молофьи дальнобойщиков.
Но когда он отпустил ее, она принялась брыкаться, и ее стало рвать.
— Ох, едрен батон, девка! — завопил Трэвис. — Ты заблевала весь дедушкин стол!
Из нее хлестало, как из пробоины в трюме. На стол натекла огромная лужа желудочной слизи и спермы, с плавающим прямо посередине харчком Трэвиса.
— Не беспокойся насчет бардака, сынок, — успокаивающе произнес Дедуля. — Потом все уберем. А сейчас за работу. Он достал дрель. Кольцевая пила была уже прикручена.
Удерживая дергающуюся голову девки правой рукой, левой он просверлил в ней отверстие.
Нет смысла погружаться в дальнейшие детали, скажем лишь, что это был лучший «головач» за все время. Трэвис и дедушка трахнули ее в голову четыре раза по очереди. А когда закончили, мозги Сары Даун Слейд представляли собой сплошную кашу. Дедуля довольно мурлыкал в своем кресле, даже Трэвис после такого горячего «мозготраха» был вымотан подчистую. Да, эта шлюха помогла ему разрешиться от многих тревог. Мозг у него продолжал «тикать» — в последнее время он довольно часто думал обо всех творящихся в мире несправедливостях. А потом Трэвис снова вспомнил, что ему рассказал Дедуля. Как Джори Слейд не только подло побил его Папу, но и пописал ему на лицо.
Трэвис поднялся на ноги.
— Ты чего это, мальчик? — поинтересовался Дедуля, вытирая со стола рвоту и дальнобойщитскую сперму. — Ты же только что кинул две палки подряд. «Петушок» снова встал?
— Не, Дедуль, — ответил Трэвис. — Мне нужно отлить, и думаю, девкина башка будет для этого самым подходящим местом. В конце концов, Дедуль, ее папаша пописал на лицо моему папочке, поэтому это единственный правильный вариант.
— Глаз за глаз, мальчик! — одобрительно воскликнул Дедуля.
Трэвис снова сунул свой обмякший член в теплую дырку, наклонился и выпустил мощную, горячую струю мочи. И ссал он в голову Саре Даун Слейд долго и с наслаждением…
Вот она… основная жила, — подумал Каммингс.
— 10 кило, восьмидесятипроцентный, — сухо сказал Датч. Он сел в разбитое кресло и открыл бутылку пива. От влажности воздух в хибаре был густым, как бульон.
— Я же говорил, что заказы будут расти.
Спаз хихикал в стороне. Каммингс молча смотрел на стол. Там возвышалась настоящая гора расфасованного по пакетам кокаина.
— Получишь пять штук за рейс, — сказал Датч. — Действуешь, как обычно. Загружаешь со Спаззи товар в свою полицейскую машинку и закидываешь нашему парню в Биг-Стоун-Гэп. Возвращаешься и получаешь пять штук.
Каммингс изо всех сил пытался сохранить ясный ум. Ему нужно играть по правилам. Он глотнул пива и повернулся к Датчу с каменным лицом.
— Это очень большая партия, и ты понимаешь это. Поэтому деньги вперед, или сделки не будет.
— Стью, я почему-то знал, что ты так скажешь. — Датч бросил пачку, которую Каммингс поймал на лету. Пятьдесят стодолларовых купюр, перевязанных резинкой.
— Понимаешь, Стью, я — бизнесмен. С тех пор, как я нанял тебя, я не потерял ни одного заказа. А раз так, моя дистрибуция растет, как и число постоянных клиентов. Такой заказ мы будем сейчас получать каждую неделю. И знаешь, что это значит?
— Что?
— Ты только что получил ежемесячную прибавку в двадцать «штук».
Каммингс покрылся потом. Все это время он ждал прибытия своего «корабля». И вот он пришел — гребаная «Королева Мэри». Двадцать «штук» в месяц за один рейс в неделю. Это — серьезные деньги. Крайне приятная сделка.
Но одно «железное» правило не выходило у него из головы:
продажные копы долго не держатся…
Каммингс был не глуп. Он может возить «товар» еще пару месяцев, зашибать «бабло». И в любой день погореть. Он ждал этого момента. Знал это с самого начала, просто не хотел себе признаваться. Эти десять кило были первой партией. И Каммингс знал, что Датч взял полсуммы авансом. И еще он знал вот что — у продажного копа есть лишь один способ выйти сухим из воды.
— Ладно, Спаз, — сказал он. — Давай загрузим порошок в машину, и я поеду.
Когда Спаз схватил первые два пакета, Каммингс выхватил свой незарегистрированный «Уэбли» 455-ого калибра и…
— БАМ!
Голова Спаза лопнула, как перезрелый фрукт. Датч скатился с кресла, присел, и выпрыгнул с поднятым «Глоком» 9-ого калибра. Но Каммингс ждал этого, и…
— БАМ!
…всадил Датчу пулю в горло, прежде чем тот успел выстрелить.
Наступила тишина.
От горячих газов у Каммингса першило в носу. Он проделал все настолько машинально, что даже удивился себе. Выбив ногой «Глок» из руки Датча, он сделал ему контрольный выстрел в голову, и спрятал свой пистолет в кобуру. Не оставляющий ни малейшего шанса калибр «Уэбли» превратил голову Датча в размазанную по полу красно-розовую кашу. Я только что убил двух парней, — пришло к нему осознание, — и мне плевать на это.
Он проверил окна. Пусто. Потом снова посмотрел на кокаин. На черном рынке десять кило стоили астрономических денег, но ему с этим не справиться. Он знал, что сделал все правильно. Он «порвал». К тому же, на кокс он и не метил.
Да, тот ублюдок берет половину при доставке. Я знаю, что это так.
Он обыскал место. Много усилий это не заняло. Да это его «Королева Мэри». В дальней комнате была спортивная сумка, набитая пачками стодолларовых купюр.
Он постарался успокоиться, закурил. Какое-то время постоял, все обдумывая. Его будущее было определено. Ему больше не придется беспокоится насчет аптечных счетов Кэт, им больше не придется нуждаться. Нужно будет тратить эти деньги с большой осторожностью, по чуть-чуть. Он знал, что не сможет положить их в банк, потому что это насторожит налоговую. Не теряй головы, — сказал он себе.
Кокаин он тоже не сможет здесь оставить. Ему нужно, чтобы все выглядело, как вооруженный налет конкурентов, а налетчики никогда не оставляют 10 кило восьмидесятипроцентного порошка на столе. Поэтому он забросил спортивную сумку в багажник, потом загрузил кокс. Чтобы замочить Спаза и Датча он воспользовался своим «Уэбли». И эта предосторожность была оправдана — баллистическая экспертиза не сможет доказать его причастность, поскольку его служебным пистолетом был «Смит Энд Вессон» 13 модели. В хибаре Датча осталось несколько его отпечатков, но банка керосина из сарая позаботится об этом. Разве в такой дыре это было чем-то из ряда вон? Час пройдет, пока кто-нибудь заметит дым, а пока сюда доберется окружная пожарная машина, не останется ничего кроме груды золы и пары обугленных кусков дерьма.
Поэтому…
Все тылы были прикрыты.
Каммингс облил тела и гостиную керосином, зажег с порога дорожку горючего, затем сел в свою машину без опознавательных знаков. В зеркале заднего вида полыхнула пламенем хибара.
Ни разу не оглянувшись, он укатил прочь.
— Ладно, сынок, выкладывай, — настойчиво потребовал в тот вечер Дедуля. Они сидели на крыльце, потягивали «самогонку», и глазели на прекрасный мир, дарованный им Богом. Солнце садилось, роняя пестрый свет сквозь деревья. На землю опускался вечер. На верхушках деревьев галдели птицы, ухали совы. Когда смеркалось, вокруг становилось очень красиво.
Но Трэвис сидел с подавленным видом.
— Ну же, сынок, — продолжал допытываться Дедуля. — Что-то беспокоит тебя уже несколько недель. Почему бы тебе не поделиться со своим дедушкой?
— Да, ерунда, Дедуль.
Глаза Трэвиса оставались прикованы к дощечкам крыльца. Он стал бы похож на изнеженную девочку, если б начал жаловаться Дедуле на дурные предчувствия, домыслы и душевные метания последних дней. Ранее он выбросил дохлое тело Сары Даун у старой проселочной дороги, оставил там эту наглую, грязную шлюху, чтоб ее сожрали опоссумы. Она заслужила это за то, что ее отец сделал с его Папой. Он надеялся, что тот разнузданный «мозготрах», который они учинили над ней, вернет ему хорошее настроение, вытащит из затяжной депрессии. Но этого не произошло. Он бросил ей две «палки» и как следует поссал в мозги, а хандра никуда не ушла.