дрянь куда-то мимо его туловища. В соседа, например. Только Выдувальщик Выдувальщиком, но он далеко, да и до конца неясно, присматривает ли он за нашим миром вообще? А доктор, тот рядом. Так что ценят; разговаривают не то что с подобострастием, но — сохраняя дистанцию. Есть чем гордиться. Не последний я винтик в этой машине, если рассматривать авантюру Шоймара с механистической точки зрения.
Подытожим: работают два механизма. Один — уникальные тропические джунгли Топожвари-Мэш, другой — наша экспедиция. Задача одной машины — сожрать и пережевать нас в труху, задача другой — остаться в чистом плащике, да еще и поиметь некую прибыль — вырвать у машины «один» некую тайну. И значит…
Делаем ставки, господа! Машина «один» существует миллион лет и покуда не сломалась, машина «два» — конструкция новая, только что склепали. Кто ставит на какую, господа хорошие?!
Я хочу…
Вас не спрашивают, вы лицо заинтересованное. Непосредственный участник.
Да ну ее! Массаракш с ней, с этой механистической моделью реальности. Вернемся во всамделишный реальный мир. Вот как раз и комарик. Воспользовался моим отсутствующим взором и уже пробрался за первый слой москитной сетки. Благо застрял. Все же это не комарик, это комарище. Такого пальцами с ходу не раздавить. Крупный и крепкий, почти как орех. Сколько же он крови мог бы высосать, если б пробрался? Тут, в джунглях, не до философии, здесь каждую секунду требуется бороться за жизнь. Причем, в первую очередь, за свою собственную.
Кто знает, вдруг Жуж Шоймар потому так уверен в себе, что уже бывал в этих местах? Нельзя ведь исключить. Пусть и не в составе подстрахованной госструктурой экспедиции, а с какой-то более хлипкой. В конце концов, если разобраться, то в данной местности должна была побывать целая куча народу. Может, львиная доля действительно тут и сгинула, но ведь кто-то же возвращался? Причем даже не с пустыми руками. Если подумать, то ведь откуда-то попадали в бывшую имперскую армию те же самые голованы? По слухам, да и специализированным справочникам «боевой зоологии», этот вид собачек предпочитает жить в пещерах, любит полумрак, охотится по ночам и «вроде бы» обитает даже в густых тропических лесах. Поскольку круглоголовых псов в пехотных частях сухопутных войск старой Империи была все же не одна рота фронтовой разведки, то «добыча» щенков была явно поставлена на поток. Вроде бы нынче этот поток иссяк. Это косвенно подтверждает, что собачки были именно отсюда, с экватора. Ныне добраться до него проблематичней, чем ранее. В смысле, раньше мешали боевитые соседи, а нынче, опять же, сохранившиеся соседи по Большой Суше, но в гораздо большей мере — свеженькая радиоактивная пустыня. Которая, кстати, продолжает идти в рост. Уверенно так идти. Кто знает, не распространится ли пустыня лет через двадцать на половину материка?
В общем, не исключено, что Шоймар попадал в эти края с какими-нибудь охотниками за зверушками, а то и за людьми. А что? До Всеобщей Атомной все царства-государства прикидывались в край цивилизованными, гуманными даже. Порой и декларации какие-то подписывали. Что-то там о правах живого разумного существа на… Сколько там насчитывалось пунктиков-то? Уже и не вспоминается. Поблекли как-то те бумажки, повыгорели, после того как по Большой Суше походила атомная дубина. Потрясла ее, как трясут и выбивают старый, запылившийся ковер. Заодно со всем прочим повытряхивалось с того ковра и лицемерие тоже.
А то, в самом деле, официально — по бумагам и в телевизоре — никакого рабовладения в помине нет. На самом же деле на перифериях больших государств, и в фермерских хозяйствах, и в других областях человеческой деятельности, а уж на крупных плантациях, так само собой, рабство использовалось вовсю. Опять же из-за подписанных бумажек, пленных, захваченных друг у друга, конфликтующие по-мелкому стороны использовали так не всегда. Все ж декларация с печатями и подписями почивших ныне императоров-королей. Но с туземцами всякими договоры-то не подписывались. Они, любезные, о тех декларациях прав «человеков» никогда не слыхивали, а расскажи им об этом, так все равно бы не поверили. Ну и значит, их можно. Помаленечку так, прикрыв глаза запотевшими очечками и загородившись бумагой с гербовыми знаками.
Короче, вполне может случиться, что Жуж Шоймар с одной из таких невозможных, исходя из подписанных листиков, экспедиций за рабами тут и побывал. Ну что ж, лучше какой-то опыт у начальника похода, чем вовсе никакого. Или, там, как у моего брата Каана, только теоретический, от кафедры с мелком.
Джунгли завораживают. Кроме того, никак не проходит навязчивое ощущение, что за нами следят. Следит кто-то конкретный или уже сами джунгли, тут не разобраться. Подобное ощущение не только у меня. У других тоже. По крайней мере, у тех, с кем допустимо говорить на подобную тему. Ведь не побеседуешь же с Жужем Шоймаром.
«Коллега Гаал, — скривится он на мои инсинуации, — ваша светлая голова мало загружена перебором лекарств и процедур, потребных каким-нибудь вероятностным потерпевшим, в случае укусов ядовитыми гадами? Выкиньте на фиг отвлекающие факторы окружающей среды. Сосредоточьтесь!»
Или, допустим, наш военный гений Маргит Йо, если пожаловаться ему на то, что «кто-то из леса» на меня смотрит?
«Док, душечка! Слежение за ландшафтами — не ваша забота. Доверьтесь мне, доктор, и копите силы для плохих времен, когда у нас появятся серьезно раненые. Только на ваше мастерство в кромсании скальпелем будем мы тогда уповать. А если нервы серьезно сдают, док, держите пистолет исключительно на предохранителе и в застегнутом кобуре. Или лучше вообще передайте мне на хранение вместе с боеприпасами. Ваша сила не в оружии, доктор Гаал, а именно в том, что вы врач. В конце концов, даже здешние хищники должны понимать, что вы еще и ветеринар. Благо они жутко стеснительные и покуда не записываются к вам на прием».
Но как ни крути, а джунгли на нас смотрят, изучают. Вопрос на засыпку: в каком плане? На предмет чистого любопытства или все же в качестве возможной пробы на зубок? Напрашивающийся ответ не обнадеживает. Совершенно не обнадеживает.
Когда-то, в затерявшейся бездне времени, на инструктаже рассказывали, что если птицы неожиданно замолкают — это нехороший признак. Ага, как же! Замолкнут они, жди. Ночью, конечно, наверху явно тише. Спит пернатое царство. Порой только по этой умолкшей какофонии и догадываешься, что уже наступила ночь. Хотя ведь и тогда кто-то там, наверху, все едино поет, правда, несколько по-другому. Кож Зола, наш штатный зоолог, утверждает, что древесные пальмовые жабы. Надо же!
А так… Тут внизу, под пологом леса, чаще всего вообще не понять, когда там затухает в своей сложной пульсации Мировой Свет. Птички — наш ориентир в суточной чехарде. Понятно, и наручные часы тоже. Но к ним особого доверия как-то уже нет. Хотя, ведь не какие-нибудь «тяп-ляп, три-четыре — бомбовоз слепил в квартире». Настоящий фирменный хронометр, еще с имперским знаком качества. Шоймар, молодчага, где-то целую партию надыбал и всем еще на палубе «Жебештьена Шо» вручил, как бы именные. Свои старые тоже, подсказал, не выкидывайте; пригодятся, мол, на случай обмена с туземцами, если таковые встретятся. Так что часы на руке надежные. Фосфорят в темноте: не заблудишься во времени, разберешься, когда там, над пологом леса, день, а когда нежная, тихая ночь. То есть, наверху, может, и тихая, потому как птички угомонились и, сбившись в кучу, храпят на ветке. Тут, внизу, у подножия стволов, как была темень — глаз выколи, так и осталась. Но все же кто-то или что-то в этой тьме еще зорче за нами, грешными, наблюдает. И явно не ангелы Выдувальщика Сферы Мира. Нечто куда более зубастое и, на горе, из плоти и крови. Так что отдавать свой пистолет «меньхерт» гвардии ротмистру — ни за какие коврижки.
Если попугаить за народом людей, то стаи у них называются по-разному. Есть стаи побольше, а есть совсем маленькие. Та, в которой оказалась наша малая стая, попугаилась «ротой». Или «особой ротой антибронеходного заслона». Она входила в большую стаю — «батальон антибронеходного заслона». Где-то дальше по цепочке помёта, эта стая-батальон соединялась с другими стаями, скореё всего, похожими. Попугаилось это «бронеход-полк». Дальше было уже что-то совсем огромное — «ударная бронеход-дивизия». И вроде бы (но в это никто из нашей стаи не верил) потом над сколькими-то стаями-дивизиями нависало нечто совсем уж невообразимое — чудовищная, неохватная круглой головой стая-«корпус центрового прорыва». В этом жутком образовании, раскиданном, правда, на большом, дивно ухоженном какими-то природными силами пространстве, наша маленькая стая-рота терялась, как птичка бика на большом дереве фомату, на котором все птицы сельвы собираются раз в год на большое собрание народа пернатых. Умению народа людей создавать гигантские стаи могли бы позавидовать даже лесные муравьи-всееды.
Разумеется, народ людей понятия не имел о том, что малая стая знает и понимает все их названия. В этом смысле народ людей очень странный. Поклонение богу Железа и богу Пламени сделало понимание людей односторонним. Они, например, умеют очень хорошо считать. Но делают это совсем не так, как круглоголовый народ, как-то совершенно по-непонятному. Быть может, это потому, что память у народа людей разделена? Часть памяти у них, как и положено, в голове. Тоже, между прочим, почти круглой. А часть вынесена на тонкие, ровные листья, растущие на неизвестном истинному народу дереве. Листья белого цвета, и именно там народ людей всегда метит. Но не запахом, нет. Запах не имеет к листьям никакого отношения. И все равно в прямых листьях остается часть памяти не только всего народа людей или стаи, но даже часть памяти отдельной людской сущности. Некоторые из народа поначалу не верили. Приходилось им доказывать. Проделывать эксперименты. Потом можно было с резвым интересом наблюдать, как народ людей мечется, ищет повсюду свою память. Тоже как бы игра такая. Только теперь правила навязывал народ голованов, а не народ людей. В общем, памяти их лишить проще простого. Благо для народа людей, что хоть кое-что они носят у себя внутри, как и все прочие существа.