Кстати, нам повезло, что тварюка все-таки была млекопитающей. Не знаю, что бы стало, окажись она истинным пресмыкающимся. В этом походе мне неоднократно случалось наблюдать убийство змей, а пару довелось даже прикончить лично. Знаете, как долго еще трепещутся и извиваются истерзанные, изрубленные клочья? Если бы Ие-Чи-Ри-Ки-Ки подыхал таким образом, нам могло бы не поздоровиться.
Залп «качалки» сравним с несущейся на сверхзвуке стеной. Броня какого-нибудь тирианского «зубоскала» устояла бы, но это чудовище все же не было танком. Тропический террариум ставил ограничители. По крайней мере, пока ставил.
Ие-Чи-Ри-Ки-Ки тут же перерубило пополам, вернее, отсекло одну треть. Ту, что оказалась ближе к голове. Там, наверху осталась вся хвостовая длиннота. Некую часть туловища гадины многозарядник искромсал в шницель и раскидал по округе мохнатой шрапнелью. Из места разрыва тут же хлынули водопады крови. Если б было светло, они бы окрасили округу в багрянец, а так сумели замостить пятнами только индикатор наведения ротмистра. Но Маргит Йо интуитивно понял, что не стоит засеивать боеприпасами всю округу. Он считал, что тварь может уйти вверх, и потому задрал «качалку» и полосанул туда. Идущим плотным строем пулям нет никакой разницы, что дырявить. Потому заодно с корчащимися где-то в ветвях остатками (в метров десять, не меньше) гадины они срубили целую кучу веток самой разной толщины и ботанической принадлежности. Удивительно, что вся эта вязанка дров никого не прихлопнула.
А здесь внизу верхняя часть твари умирала всего в полуметре от замершего шамана Кадидадалло. Или все-таки колдуна? Насколько мы оценили после, пасть у млекопитающей змеи была такая, что могла бы перекусить туземца, словно котлету, а после затолкать в себя не больше, чем в два подхода. Но чудовище не тронуло Кадидадалло. Быть может, когда тебе отрубили полтуловища, становится несколько не до еды и даже не до мести. Быть может.
Теперь, поделенная на отрезки и обездвиженная, тварь стала совсем не страшной. Ну, почти. Что-то в ней такое конечно же оставалось. Что-то такое, отчего мы разговаривали друг с дружкой напыщенно громко. Что-то, отчего мы часто смеялись без повода, причем смех был натянутым и явно искусственным. Теперь мы растягивали рулетку и даже крепили концы одной рулетки к другой, дабы мерить зверя Ие-Чи-Ри-Ки-Ки за один заход. Так ведь было интереснее и может быть, точнее.
Теперь нам даже не требовался Маргит Йо. Он мог спокойно заниматься рытьем ямы для своего задушенного гвардейца. Лично заниматься. Дьерд Кобози стал нашей платой за обмеряемый трофей и за спокойность дискуссий.
Народ людей и их боги настолько сильны, что только действительно неразумный может начать с ними битву. Тем более, если попугаить по-человечьи, битву бескомпромиссную. Понятно, иногда бог Болезней и бог Мора тоже ополчаются на народ людей не в шутку. Дают двуногим уникумам прикурить по-настоящему. Тогда народ людей с помощью своего бога Железа выходят на битву даже с ними. И тот и другой противник ведут войну на полное истребление. Людей косит целыми стаями, но и они в долгу не остаются. Бог Железа дает народу людей некие волшебные порошки и всякие вакцины, так что невидимые слуги бога Болезней тоже мрут, как по заказу. Более того, однажды даже выясняется, что бог Болезней начал, попугая по-человечьи, фронтальное отступление, а бог Мора вообще уклоняется от своих обязанностей.
Наш круглоголовый народ использует против бога Болезней и его слуг третий глаз. Но если быть беспристрастным, то надо признать, что порой порошки бога Железа действуют куда эффективнее. По крайней мере, в отношении больших сообществ типа стай-армий. В общем, по здравому разумению, начинать против народа людей истребительную войну себе дороже.
Только вот ныне выявилось новое, невиданное ранее обстоятельство. Гигантские стаи-сообщества народа людей передрались между собой. Да не просто передрались, а почти загрызли друг дружку. Такой момент ни в коем случае не следует упускать. Мало ли, что может случиться далее? Вдруг враждующие боги Железа и Пламени решат остановиться? Тогда через два-три поколения популяция народа людей восстановится, и экспансия двуногих снова пойдет как по маслу, если попугаить по-человечьи.
И значит, истинному народу надо успеть воспользоваться моментом. А моей шерстистой сущности поторопиться. Греть косточки около пещер будем потом, когда истребим заразу.
Кстати, я сам не занимался обмером твари. Я просто сидел и смотрел. Отдыхал. Уж слишком мне пришлось попотеть до того. Ведь ночью, как только тигрозмея издохла, что-то страшное начало твориться с туземным мальчишкой. Что-то лезло из него, то есть пыталось вылезти. Напрямую, через живот.
Мне выпало его оперировать прямо там, при свете фонарей. Ассистировал мне шаман — держал фонарик, — а также один из рабов. Пришлось тяжело, но мы справились. Вот именно, что мы, — не я один. Просто когда я вскрыл живот ребенка, внутри оказалось такое, что я растерялся. Несколько бесценных секунд я наблюдал за выявленной мной шевелящейся тварью. Казалось бы, рядом с убитым чудовищем, страшнее которого не видел еще никто, чего уже бояться? И все же я не мог заставить себя протянуть руку в перчатке и схватить. Новая тварюка была явно из насекомых, но, судя по размеру, весила килограмма под два. И она шевелилась. Окровавленные жвала ходили туда-сюда. Они уже жевали мальчишескую плоть.
Я все еще прикидывал, справится ли пинцет и не отхватит ли жуткая личинка пальцы, когда эта гадина попыталась выскочить вовне. Она рвалась к только-только подохшей твари поблизости, это-то было ясно. И тогда мне помог шаман Кадидадалла. Он протянул голую руку и схватил членистоногое за толстющее брюшко. И представьте, эта дрянь начала свистеть. Еще она пыталась атаковать колдуна, но тот весьма ловко перебрасывал чудище из руки в руку, успевая свободной готовить из листьев некий кокон. Позже он затолкал кокон еще и в некое скопище коры и обвязал поверху тонкой лианой.
— Зачем вам это? — спросил я, хотя знал, что Кадидадалла не говорит на общеимперском.
К моему удивлению, он понял и пояснил жестами. Шаман показал на сдохшего монстра, на себя, на плохо видимые в отсветах фонарей деревья вокруг. Все понятно. Тварь требовалась ему для борьбы с новыми нашествиями Ие-Чи-Ри-Ки-Ки. И вообще, этот Круку-Руку был собственностью его племени.
— Да, но как вы сможете использовать это Круку-Руку? — поинтересовался я, сам переходя на жесты. — Ведь она не прошла стадию преобразования в большой твари — Ие-Чи-Ри-Ки-Ки.
Ответа я не понял, но сейчас было и не до выяснений: я все еще заделывал вскрытый под наркозом живот. Затем сделал несколько уколов от заражения и подвесил капельницу с плазмой. А параллельно по-прежнему размышлял над загадкой.
Доторорский колдун наверняка собирается как-то приживить опасное насекомое. Но по нашим предположениям, у него впереди еще как минимум несколько стадий перехода. Как он все-таки обойдется без живого Ие-Чи-Ри-Ки-Ки? По всей видимости, собирается делать эксперименты на людях. Но я не мог этого допустить. Только что я еле-еле зашил — и еще неясно, успешно или нет, — последствия одного из таких экспериментов. Я не мог позволить осуществиться новым.
— Маргит, можно вас на секундочку? — подозвал я ротмистра. — Слушайте, Маргит, нельзя оставлять шаману эту личинку. Зачем она им теперь? Зверюку вы убили. Откуда возьмутся новые? Помогите мне, пожалуйста, забрать ее у колдуна, а? Раздавим ее тут же и будем спокойно спать. В конце концов, я спас его мальчика… Надеюсь, что спас. Он нам несколько обязан, так ведь?
— Тут не моя компетенция, — пожал плечами гвардии ротмистр. — Пусть Шоймар решает. Это его прерогатива, вести переговоры со встречными племенами. Я — человек военный. Если Жуж Шоймар прикажет, для блага экспедиции, пришибить этого жука… да хоть все племя этих дотороров… я выполню.
— Но если мы сейчас не заберем, то вообще не заберем! И не прикончим! — Я был в отчаянии.
— Не моя прерогатива, — упрямо повторил Маргит Йо. — И, вообще-то, не ваша, Дар, уж извините за прямоту.
Ну и что мне было делать? Броситься на ротмистра или на колдуна Кадидадаллу со скальпелем?
Моя шерстистая сущность не знает точно, правда ли собаки — наши туповатые родственники, или все же Большая Мягкая Лапа из Пещеры скатала их когда-то независимо? Помещенная в круглую голову внутренняя память поколений начинает запутываться уже на пятом уровне; десятый проглядывает совершенно не резко, все там смешано до предела. И то сказать, каждое новое поколение — это умножение на два. Через два уже четыре, потом восемь, и на четвертом уже шестнадцать. В этом плане десятичное счисление народа людей выглядит каким-то издевательством над арифметикой. То же мне вундеркинды выискались! Сами без своих бумажек даже о собственном бытии ничегошеньки не помнят, а туда же, учить. У нас в десятом поколении число уже неохватное, и спасает вообще то, что любая стая народа сама по себе меньше в количестве. Начинаются переплетения кружев предковой цепи. Тут попробуй разберись, кто от чьих тетей-дядей. Некоторые из туповатых отпрысков народа так путаются, что порой воспоминания своих собственных сущностей принимают за чужие, предковые, а чужие, столетней давности, за свои. Таких иногда лечат обласканные Большой Лапой, но нечасто. В принципе, это для самосознания важно, кто твои предковые сущности, а для того, чтобы скопом в поход за дичью ходить, и так сойдет. Польза для стаи однозначна и от дурачков круглоголовых.
И вот опять же о дурачках. У собак никакая предковая память в голову не зашита, это уже по приплюснутому лбу видно, даже без человеческого микроскопа. Так что любой их умник-разумник, это что наш распоследний дурашка. У этих то ли родственников, то ли неродственников мозги заточены только побрехать на проезжающие машины, да на чужих потерявшихся нюх-нюхалок. Ну, еще кость закопать, потом выкопать, удостовериться в наличии и снова закопать. Примитивный разум. То есть, что закопал — помнит, а вот откапывал уже или нет, как-то не очень.