У него была огромная коллекция всевозможных отмычек, составляющая предмет его невероятной гордости, и он ее без устали пополнял. Ведь с помощью своих любимых ключей Макс мог проникнуть в любой коридорчик за велосипедом, либо обокрасть какой-нибудь склад или раздевалку. В какой-то момент Чудак, к большущей радости учителя труда, даже перестал прогуливать его уроки, но, если бы преподаватель узнал подлинную причину Максимкиного энтузиазма, он, конечно же, не стал бы так радоваться.
Потому что Чудаков ходил на его уроки лишь для того, чтобы искусно подточить свои драгоценные ключики напильником, дабы улучшить их открывающие и проникающие свойства. В конце концов, Макс так наловчился со своими отмычками, что вскоре стал чуть ли не изготавливать на станке нужные ему образцы. Только представьте, на школьных уроках труда малолетние бандиты со слишком рано проявившимися криминальными наклонностями самолично вытачивают себе отмычки, ломики и заточки…
Любопытно, кстати, освежить в памяти, кто и как из нас убегал от грозящей ему опасности. Ведь люди в экстремальных ситуациях проявляют себя по-разному. Скажем я, несмотря на свой высокий рост и длинные ноги, бегал обычно не так, чтобы очень быстро, но во время серьезного ахтунга за мной никто угнаться не мог! Я летел над землей, не касаясь ее своими конечностями, подобно ветру! Знаете, как бывает в детстве: бежишь и понимаешь, что это не столько ты перебираешь ногами, сколько какая-то неведомая сила несет тебя вперед. Мозги же мои, до этого совершенно расслабленные, начинали работать, как компьютер (о котором мы тогда и ведать не ведали) просто с невероятной скоростью, просчитывая наперед все возможные варианты выхода из тяжелого положения.
Чудак почему-то всегда ржал, как умалишенный – уж не знаю, что было смешного в том, что нас собирались поймать? В отличие от наших, перекошенных от ужаса ебальников, его харя во время погони буквально светилась от счастья! Как будто он сейчас не уносил второпях свои ноги, а беззаботно лежал на какой-нибудь бабе, наслаждаясь ее приятным, во всех отношениях, обществом. Глядя на Макса в этот момент, можно было подумать, что для него нет занятия в жизни лучше, чем улепетывать от каких-нибудь злых ментов и при этом, в наглую издеваться над ними!
И только Ванька Зобов вообще никогда и никуда не бежал! В минуту опасности он предпринимал какие-то абсолютно нелогичные и даже противоестественные вещи, страшно удивлявшие всех, кто становился этому невольным свидетелем. К примеру, Ванек легко мог спрятаться под маленький клочок картонки, который еле прикрывал его бестолковку – ему казалось, что если он, подобно страусу, засунет свою голову в песок, то его жопа уже никому не будет видна…
А однажды Зобов поразил всех, попытавшись изобразить из себя дерево. Во время очередного ночного шухера Ваня резко остановился, отпрыгнул с освещенной дороги в темноту и раскинул свои руки в разные стороны приблизительно так, как делает это со своими ветками какой-нибудь дуб или тополь. Сначала преследовавший нас мент собрался было пробежать мимо Зобова, а потом повернулся к нему и удивленно спросил: «Ты кто, блядь?!». «Я дерево» – ответил Зобов и был тут же сражен сильнейшим ударом, который пришелся точно в крону, вернее сказать, в глупую голову Ваньки.
Глава 45
Может ты свою совесть в детстве вместе с козявкой съел?
Надо вам сказать, что в советском интернате очень сильно недолюбливали ментов. Да и странно было бы ожидать от детдомовцев хоть какого-то уважения к милиционерам – ведь это были наши злейшие враги! Мы презирали легавых за всегдашнее их желание мучить и пытать задержанных, за постоянное стремление сажать невинных и отмазывать виновных, за то, что жизнь человеческая для них ничего не стоила и они, будучи людьми совершенно беспринципными и подлыми, были готовы сломать ее, лишь бы только получить лишнюю звезду на погоны или поощрение по службе.
Нам почему-то казалось тогда, что нормальный человек никогда в милицию работать не пойдет, что набирают туда в основном всяких уродов, которые в силу своей ограниченности нигде себя больше проявить не могут. Недаром наш мудрый народ, который никогда за словом в карман не лезет, так метко прозвал милиционеров «мусорами». Разумеется, столь нелестная характеристика касалась не всех ментов – были среди них, говорят, и нормальные люди. Честные, порядочные, готовые не за страх, а за совесть служить людям! Но я таковых, откровенно сказать, никогда не встречал (ну, разве что только в кино).
Мне даже иногда становилось жаль мильтонов. Это же врагу не пожелаешь такой отвратительной судьбы: каждый день надевать свою мышиную форму и ежиться под настороженно-брезгливыми взглядами простых людей. Каково им, интересно, было понимать, что большинство населения страны Советов, мягко говоря, их недолюбливало? Словно каких-нибудь врагов народа. Но что поделать, если зачастую они сами были виноваты в подобном к себе отношении?..
Помню, как однажды, перепрыгнув через турникет в метро, я был настигнут каким-то пьяным ментярой, который ни слова не говоря, сунул мне кулаком в нос! Я, конечно, все понимаю – сам нарушил правила прохода в подземку и должен отвечать за содеянное. Но разбивать в кровь лицо маленькому пацану из-за каких-то пяти копеек, не заплаченных им за проход, все-таки перебор, мне кажется…
Я не могу вам передать, какая невероятная ярость заклокотала во мне после этого удара! На станцию как раз въезжал очередной поезд, и мне тогда стоило огромного труда, чтобы сдержаться и не совершить самого страшного и непоправимого! Каким-то нечеловеческим усилием воли я заставил себя опустить руку, готовую уже толкнуть этого ублюдка на рельсы. Помню, как мертвенно побелел мент от страха, когда увидел, от чего я его избавил секундой ранее. Думаю, что после этого он уже свои кулаки в отношении других людей так просто не распускал…
А тем временем мой извечный соперник и антагонист в детском доме – Витя Кособрюх пытался завербовать меня в свою «сиротскую банду». Как-то раз он завел со мной основательный разговор о моем возможном «блестящем криминальном будущем»: «Слушай, Головастый! Тебе не надоело сшибать копейки на всякой хуйне? Может, давай уже работать по серьезному? Иди ко мне в кореша, будем вместе такие дела обтяпывать! Ты же знаешь, я тебя не обижу, и за мной никогда не заржавеет!».
Чтобы придать больше веса собственным словам, Косой извлек из кармана красную бумажку номиналом в десять рублей, пренебрежительно щелкнул зажигалкой и поджег ее. Честно признаться, я был впечатлен, но виду не подал. «Дают – бери, бьют – беги! Обещаю, что со мной ты всегда будешь при деньгах! А появятся бабки – начнешь уважать себя!» – продолжал «окучивать» меня Косой. «Да я и так вроде отношусь к себе без особого презрения» – парировал я. Меньше всего мне хотелось связываться с Кособрюхом, который не раз уже доказывал всем свою гнилую натуру.
Впрочем, у Косого и без меня хватало адептов и последователей. Еще задолго до этого он собрал вокруг себя что-то на вроде гадюшника, кишащего разнообразными гадами, и принялся обучать их воровским премудростям. Все они были под стать Кособрюху (удивительно все-таки, как все подобное в этом мире тянется к подобному!). Скажем, Мишка Шурыгин был известным в интернате «подъебышем». Он постоянно лебезил не только перед Косым, но и перед всеми старшими ребятами, рабски заглядывая им в глаза. Я терпеть не мог эту его заискивающую манеру унижаться перед любым, кто мог раскурочить ему шакалью морду.
Еще один ученик Кособрюха – Глиста нередко имел задумчивый вид, хотя на самом деле, никогда и ни о чем не думал. Он был в отчаянии от того, что его считают недоумком и, желая сказать нечто умное (что могло бы опровергнуть устоявшееся о нем мнение), морозил лишь очередную глупость, которая только усугубляла всеобщее насмехательское к нему отношение. Тем не менее, Глиста страстно любил «движуху» вокруг себя, пусть даже она и носила оскорбительный для него характер, и принимался скоморошничать да паясничать всякий раз, когда была вероятность обратить на себя внимание.
Одним словом, Косому было кому передать свои сомнительные знания. «Вы думаете, воровать, – это легко, комрады?!» – ораторствовал он перед внимающими ему слушателями. «А вы попробуйте спиздить кошелек, да так, чтобы вас не поймали! Здесь сноровка нужна и ловкость рук похлеще, чем у какого-нибудь фокусника! Слушайте меня – буду учить вас, долбоебов-клептоманов, как надо украсть, чтобы не попасть потом за решетку!».
И Косой принимался разглагольствовать о том, почему воровать по любому лучше, чем работать, как нужно вести себя, чтобы превратиться в искусного щипача-карманника и что надо кричать ментам в случае, если тебя все-таки поймают. Последнее и мне было интересно, а потому я попросил Косого уточнить, что же должен втирать мусорам несчастный воришка, который имел глупость попасться на краже? «Когда вас будут задерживать, – с готовностью отозвался Косой, – громко кричите, что вы – малолетки, и спрос с вас маленький, поскольку вы и сами не ведаете, что творите!».
Само собой, разумеется, что распинался Кособрюх не просто так. У него была целая схема по облапошиванию работавших на него шестерок, которая заключалась в следующем. После того, как один из них вытаскивал кошелек у какого-нибудь зазевавшегося прохожего или пассажира, он должен был тут же, не мешкая, скинуть бумажник своему подельнику, ожидавшему его за углом (дабы его не могли поймать с поличным). А уже тот, в свою очередь, незамедлительно передавал деньги Косому.
Таким образом, находящийся в относительной безопасности Кособрюх имел возможность не только скрытно забирать из кошелька столько денег, сколько ему заблагорассудится (а то, что он это делал, не вызывало у меня никаких сомнений, иначе, зачем было огород городить со всеми этими «курсами повышения воровской квалификации»?), но и распределять потом наживу между подельниками. Точь-в-точь, как в знаменитом фильме «Свадьба в Малиновке», где бандюган Попандопуло делит награбленные вещи: «Это тебе… Это опять тебе… Это обратно тебе… Это все время тебе… Слушай, я себя не обделил?!».