Сироты вообще легко привязываются к людям, которые проявили к ним пусть даже маленькую капельку человеческой доброты и сочувствия. Они как бездомные собаки – им кинь косточку, и они засеменят за вами хоть на край света. Не все, конечно – кто-то попытается и укусить за ногу, потому что в интернатской семье, как и в любой другой – не без урода.
А что вы еще хотите от людей, которые волею судьбы прошли через страшную психологическую мясорубку? Почитайте личные дела детдомовцев – у вас волосы встанут дыбом от ужаса! Я знавал ребят, на глазах у которых самым жестоким образом убивали их родителей, или просто рожденных в тюрьме, поскольку кое-какие непутевые мамаши на момент совершения тяжких преступлений были уже беременны ребенком! Хороший такой старт для жизни, не правда ли?
Стоит ли удивляться после этого, что детдомовцы в немалом своем числе превращаются со временем в законченных алкоголиков, наркоманов, воров и проституток? Ведь все мы родом из детства, а что может вырасти из человека, который вместо того, чтобы купаться в безусловной родительской любви, – грабил, воровал и бродяжничал?..
Но даже если в судьбе детдомовца все складывалось более-менее терпимо, и гнетущая действительность не сильно била его по голове, он все равно подобен сбитому летчику, с той лишь разницей, что никогда в своей жизни не летал. Все дело в том, что с раннего детства из ребенка как будто бы вырвали самую сердцевину его естества, что-то очень важное и ценное, без чего человек нормально развиваться не может! Причем вырвали совершенно по-варварски, абсолютно безжалостно, да еще с помощью наиболее близких, казалось бы, ему людей!
Очень часто детдомовец не до конца понимает, что означают такие жизненно образующие понятия, как мать и отец, ему, порой, не совсем внятны слова – семья, родня, родина! А ведь на них, выражаясь словами классика «Основано от века, по воле бога самого, самостоянье человека, – залог величия его!». И как бы детдомовец ни старался напускать на себя вид все повидавшего и пережившего тертого калача, эта душевная травма не заживает у него никогда.
Сирота, он как тот бумажный кораблик, который все мы пытались когда-то пускать по лужам – плывет до поры до времени, а потом вдруг черпнет воды своим ненадежным бортом и затонет где-нибудь среди мусора, говна и палок! А все потому, что некому было залатать душевную пробоину, полученную ребенком еще в раннем детстве. А она со временем только увеличивается в размерах, набирая течь, что и приводит к неизбежному крушению. Да вот, только, кому какое дело до большой трагедии маленького, беззащитного человека?..
Впрочем, такого ли уж беззащитного? Добренькие, излишне миролюбивые и всего опасающиеся люди в интернате совершенно не котировались. Толстовское непротивление злу насилием (даже если бы кто-то взялся познакомить сирот с этой чудной философией) не нашло бы в сердцах детдомовцев никакого отклика. Более того, Льва Николаевича сочли бы, пожалуй, за идиота, поскольку в интернате, напротив, царил культ грубой физической силы.
Что же ты, мать твою перемать, за детдомовец такой, если не можешь постоять за себя?! Выгрызть зубами свое, отобрать при необходимости чужое! Выбирай, что тебе больше по нраву – смириться со своей слабостью и всю оставшуюся жизнь шестерить перед сильными, либо же самому стать сильным и навязывать свою волю слабым? Определись, кто ты – жестокий и безжалостный волк, всегда готовый к схватке, или блеющая от страха овца, обреченная на неминуемое заклание?..
В принципе, в интернате наблюдалось два типа воспитанников, до крайности противоположных друг другу. Первые – это суровые и непреклонные, «ломом подпоясанные» характеры, отличающиеся демонстративным хамством, грубостью и воинственностью. Их очень трудно чем-либо разжалобить – они никому и ничему не верят. Имеют ярко выраженный вкус к риску и очень далеки от сентиментальной слюнявости. Кротость и смирение перед опасностью – это не про них. Они не «ссут в компот», не «бздят», и не «очкуют»! Им «все по хрену!» или «по манде мешалкой!».
Вторые, наоборот, больше тяготеют к долготерпению, робости и трусливой покорности. Они стараются держаться подальше от криминала, их не привлекает участие в драках. Они привыкли больше отдавать, чем брать. Причем отдавать по первому требованию и без всякого намека на сопротивление. Тяжело им живется в детском доме – забитые и униженные, они подвергаются постоянному прессингу со стороны более сильных и наглых представителей интернатской фауны. При этом, они могут быть вполне себе мягкими и добрыми людьми, что только усугубляет их и без того незавидное положение. Ведь у нас обычные человеческие достоинства – доброта и мягкость – считаются откровенными недостатками, а безусловные недостатки, типа грубости и жестокости – весьма желательными достоинствами.
Встречались в интернате, конечно, и другие типажи, но не они определяли погоду в нашем, довольно специфическом заведении. В любом случае, среди детдомовцев всегда надо было держать ухо востро и быть настороже, чтобы тебя элементарно не сожрали, или, как у нас говорили, не пустили на фарш. А вообще я нашим педагогам не завидовал – сложно, почти невозможно было наставить столь неблагонадежный и взрывоопасный контингент на путь истинный, прочистить ребятам мозги. Да и как ты их прочистишь, когда почти любой детдомовец – это всадник без головы?!
Уже сейчас, с высоты своего опыта я понимаю, что самое главное в воспитании подростка – неважно какого: детдомовского ли, домашнего – научить его говорить «нет». Потому что, не имея еще собственного я, не умея отстаивать свои убеждения (по причине их отсутствия) он, зачастую, стремится быть, как все. И в таком бессознательном, как бы обезьянничающем состоянии весьма податлив чужому влиянию. Не секрет, что подростков очень легко сбить в стаю, подбить на какое-нибудь плохое дело. Тем более, что это плохое гораздо притягательнее хорошего. По крайней мере, в том возрасте, когда мы еще имеем силы и желание грешить.
Странные вещи порой случаются в жизни. Иногда вроде и благополучная семья у ребенка – как говорится: живи и радуйся! Родители с него буквально пылинки сдувают, изо всех сил стараясь дать своему ненаглядному отпрыску максимально разностороннее образование. Оградить его от дурного влияния. Привить хорошие манеры.
Как вдруг, внезапно из какой-нибудь ближайшей подворотни выползает местный хулиган, больше похожий на гадкого пиздарванца, который полностью завладевает мыслями и помыслами выращенного в теплице школяра, и в мгновение ока сбивает положительного во всех отношениях соплежуя с праведного пути. Подбивает, так сказать, на кривую дорожку. Не успевают обеспокоенные предки и рта открыть, как вся их, с таким трудом выстроенная педагогическая система, летит в тартарары! Ведь дурной пример, как это было уже неоднократно мною подмечено, необычайно заразителен!
И вот уже вчерашний отличник и призер математических олимпиад, еще недавно исправно посещавший занятия на скрипке, начинает вместо музыкального инструмента играть на нервах у окружающих. Ну, а дальше, по всепобеждающему закону подлости, в его жизни появляются алкоголь, наркотики и другие, крайне неприятные признаки грядущего морального разложения. Хотя, казалось бы, ничто не предвещало подобного развития событий…
А может быть, ну его к черту, это пустое морализаторство? Толку от него все равно никакого. Сколько раз нам было говорено – не думайте плохого, не делайте худого! Сколько прекрасных, на первый взгляд, советов нами было получено! Но разве хоть кто-то, хоть как-то к ним прислушался? Кого и когда, спрашиваю я вас, останавливали чужие предупреждения?!
Пока сам граблями по лбу не получишь и шишек на своей бестолковке не набьешь – ничего не поймешь и ничему не научишься! У нас же раздолбай на разгильдяе сидит и обалдуем погоняет! И в этом тоже заключается великая сермяжная правда жизни. Ведь прекрасное – это не что иное, как обратная сторона безобразного. Одного без другого не бывает. Как бы мы узнали, что такое хорошо, если бы не понимали, что такое плохо?..
Глава 51
Я шагал напролом, никогда я не слыл недотрогой
Однажды старшие, которые никогда не уставали, придумывая для салаг все новые и новые формы издевательства, решили подготовить нас к службе в армии. Ну, как подготовить? Физически и морально мы уже давно привыкли к распространенной в советской армии дедовщине. В этом смысле нас удивить было сложно – мы подвергались побоям практически ежедневно.
Что же касается спортивной подготовки, то и здесь детдомовцы могли бы легко конкурировать с представителями каких-нибудь армейских спортивных рот – спорт в интернате был очень популярен и, соответственно, весьма неплохо развит. Единственное, что, по мнению старшаков, мы еще не научились делать вполне зачетно – это одеваться и раздеваться за 45 секунд, как требуют того армейские нормативы. На этом и решено было сконцентрировать наше внимание.
Помню, как пьяный Грушин вваливается ночью к нам в палату – свет резко бьет по глазам. «Рота, подъем!» – кричит еле стоящий на ногах Петя. В руках у него секундомер и бутылка водки. Ему, вероятно, кажется, что он сейчас где-нибудь в армейской казарме, гоняет бесправных «духов». Мы вскакиваем и начинаем, страшно путаясь в одежде, лихорадочно натягивать ее на себя. Грушин, периодически отхлебывая из бутылки, пялится осоловевшими глазами в секундомер. «Не уложились вовремя!» – радостно вопит он, предвкушая хороший мордобой.
«Рота, отбой!». Мы срываем с себя штаны и рубашки, не забывая аккуратно складывать их на стульях – брошенная как попало одежда, увеличивает шансы любого из салаг обзавестись добротным фингалом. Грушина сильно штормит, как будто он уже не в палате, и даже не в казарме, а на корабельной палубе, уходящей у него из-под ног. Но Петя продолжает мучить нас своими невразумительными (поскольку язык его к тому времени уже не слушается) приказами: «Рвота, пойдем!», «Рвота, ходьбой!», «Рвота пойдем!», «Рвота, ходьбой!».