Собственно, только страх и помог Хьюберту оказать хоть какое-то сопротивление.
Благодаря своим непревзойденным способностям чистильщик заметил бывшего администратора первым. Заметил — и ударил чем-то электронным.
В голове все моментально спуталось, функция автоприцела пропала напрочь, как будто ее вовсе не было. Дезориентация, вызванная множественными сообщениями об ошибках, могла бы стать для Моргана смертельной, но страх оказался сильнее, команда на выстрел ушла без помех и участия сознания.
Узкий дверной проем помешал чистильщику увернуться от выстрела, потенциальную траекторию которого он просчитывал с высокой точностью. Однако, свести повреждения к минимуму чистильщик все-таки постарался. Рванувшись вперед и в сторону, туда, где находилась дверь в лабораторию, чистильщик подставил под выстрел ту часть корпуса, у которой шанс уцелеть был выше.
Опасность стрелка в оценочной модели подскочила втрое, что заставило киборга предпочесть повторному выстрелу конфликт с тремя гражданскими из которых только один, корпоративный безопасник, оценивался чистильщиком как потенциальная угроза.
Бобби остался не узнанным, радиоканал его чипа транслировал фальшивые идентификационные данные, что и позволило боевику победить в этом нелегком противостоянии.
Но для Хьюберта существовал только страх и карабин. Даже чистильщик, впрыгнув в лабораторию, временно уступил страху контрольный пакет внимания.
Когда активная фаза страха себя исчерпала, прошивка вновь взяла свое. Почти не приходя в сознание Морган перезарядил карабин, пристроил его поудобнее и приготовился отражать новую атаку — теперь уже из лаборатории.
На этот раз обошлось без электронных ударов, сбивающих рабочие настройки аппаратной части чипа.
Чистильщик выскочил и моментально оказался по другую сторону аквариума от Хьюберта. Выстрел из карабина разнес к чертям обе стенки из прозрачного пластика, а затем бывший менеджер отчего-то потерял сознание, упав в щель между спинкой дивана и стеной.
Когда Морган очнулся, карабина в руках не оказалось. Мокрая от разлитой воды одежда вызывала дискомфорт. Поврежденные в результате атаки чистильщика адреалиновые очки лишились режима ноктовизора и Хьюберт остался в кромешной темноте. Прошивка чипа настаивала на том, что бывшему администратору комплекса надлежит охранять это место от посторонних. Она же запрещала ему заходить в лабораторию или уходить куда-либо еще.
Так, в темноте и одиночестве, Хьюберт Морган провел чуть более пяти суток, после чего его, в бессознательном состоянии, отыскали автоматические устройства Корпола, отчего-то записавшие бывшего администратора в число особо опасных реконкистадоров Массалии.
80
Тяжелые шаги на лестнице предупредили Клару о приближении гостей. На верхние этажи этого небоскреба редко заглядывали люди.
После событий Новой Реконкисты канализация работала лишь внизу, а про такую былую роскошь как водопровод рядовые жители Массалии вспоминали лишь в качестве исторического курьеза.
Чтобы попасть в квартиру Карлсона гостю требовалось пройти добрых шесть этажей от последнего автомата по продаже воды, а затем еще с десяток метров по темному, ничем не освещенному коридору.
Тут не бывает случайных гостей, сказал ей Карл, когда привел в свой дом. Тогда в голове у Клары разворачивался маленький корпоративный ад, но она хорошо запомнила грязную лестницу черного хода и размеренный шум ветровых генераторов, запасающего кинетическую энергию маховика, еще каких-то слепленных на скорую руку инструментов энергогенерации.
Она испуганно хихикала, восхищаясь и одновременно с этим ужасаясь тому обстоятельству, что падение в ад выглядит как восхождение и наоборот.
Но за бронированной дверью Клару не расчленили, не накачали зомбировали, поскольку куда уж дальше-то, после корпоративной прошивки браться за такое — ее даже не захотели изнасиловать. В тот вечер она уже почти сошла с ума от боли, галлюцинаций и навязчивых голосов, а потому была готова даже на смерть от рук охотников за органами.
Шансы встретить на улицах Массалии головолома, способного работать с женскими прошивками, Кларой оценивались как близкие к нулю. Каким же невероятным чудом оказалось освобождение от всей этой чернухи и садизма, на которую ее обрекли в "Карфаген Индастрис”, выкупив у приюта пожизненный контракт!
Внутренние психические блоки, категорические запреты и программируемая этика развалились чуть раньше, когда девушка сначала воспользовалась некоторыми лайфхаками, а потом угодила в западню.
Слухи о программах, способных взломать корпоративный чип, многое не договаривали. Как, должно быть, смеялся про себя дилер, продавая Кларе софт для перепрошивки мужских чипов.
Но все изменилось с появлением Карла. Человек, который сумел изгнать из головы весь корпоративный пандемониум, был в глазах Клары настоящим героем, идущим против городских порядков.
Карлсон позволил ей жить в его доме, пользоваться его сетью и биотуалетом, даже подрабатывать в сети через настроенную сеть роутеров. Порой Клара просыпалась от мысли, что она влюблена в этого мужчину — наяву тот не подпускал ее слишком близко, не считая редких вспышек спровоцированного ею же секса и согласия на то, чтобы девушка спала рядом, пока он уходил в глубины городских сетей.
Когда головолом покинул свой дом посреди ночи, что-то изменилось. Одна лицензия на волшебство закончилась, а другой не завезли.
Оставшись одна, Клара поняла, что пора двигаться дальше. Светлая полоса в жизни подходила к концу, а дальнейшие раскраски полос целиком и полностью зависели только от нее.
Заварив синтетический кофе, Клара гоняла по сети запросы на тему трудоустройства, профориентации, ценой прослушивания рекламы запускала бесплатные модели, сулившие баснословные богатства и спокойную старость. С задачей подсказать человеку жизненный путь, сеть справлялась на редкость отвратительно.
Устав от демонстрируемой безысходности Клара переключилась на новостные каналы, но там — в промежутке между рекламными блоками — лишь трепали зрителям нервы угрозами конфликта между несколькими корпорациями, местными и магрибинскими, из-за какой-то находки, которую сделали на свалке.
Ближе к утру разговоры сменились ужесточением условий комендантского часа, а также картой, боевых зон, для посещения которых рекомендовалось обзавестись пропуском и страховкой.
На окраинах города что-то активно громыхало. Пластиковые щиты на окнах, установленные в самом конце Новой Реконкисты, то и дело вздрагивали, когда небоскреб встречал взрывную волну. К счастью, активная стрельба шла не с той стороны, куда выходили окна Карлсона, а установленные на крыше камеры записали контент, который Клара оперативно загнала какому-то обозревателю.
Именно эта сделка вспомнилась девушке, когда аудиодатчики передали в ее расширенное пространство звуки шагов на лестнице.
Камер по пути от “Аквариуса” до жилья Карлсон то ли не ставил, то ли они успели выйти из строя раньше. Вот и оставались Кларе только приближающиеся шаги.
Двое или трое, определила девушка, прогнав звуки через бесплатный анализатор.
В то, что поднимались именно к Карлу, она не сомневалась. Помимо головолома тут обитали только безобидные старики и с десяток сектантов, балующихся оккультизмом и психоактивными веществами.
Оружия в доме у Карлсона не оказалось. Клара сначала удивилась, а затем наивно подумала, что головолом владеет какими-нибудь тайными техниками бесконтактной борьбы, с помощью которых можно одной командой по лучу уронить на пол целый отряд.
Камера у Карла была только одна, и то черно-белая, со смешным разрешением. Головолом выбрал ее именно по причине возраста. Чтобы взломать это старье нападавшим пришлось бы долго копаться в архивах, да и к радиоэлектронным гранатам она была несколько устойчивее современных моделей, которые мог себе позволить человек, не работающий ни на одну из корпораций.
А что, если Карл мертв, с ужасом подумала Клара, связав быстрый уход головолома с горячими массальскими новостями. Приступ надвигающейся истерики подавил мягкий внутренний голос, должно быть оставшийся от каких-то недоломанных корпоративных программ по предотвращению выгорания.
Смерти нет, сказал Кларе голос. Есть лишь путь, от памяти к памяти, каждая из которых хоть в чем-то, но вечная. От того, что доносил до нее голос, Клара сразу успокоилась и пошла открывать дверь. Голос сносил внутренние барьеры, оставляя после себя ощущение необычайной свободы.
Это не было взломом прошивки, локальным хаком или нейропрограммированием. Кларе словно добралась до большого и бесконечно родного моря, спокойного и надежного, как не до конца обезличенное материнское начало для ребенка.
Да, я в чем-то еще молода и неопытна, признала Клара, задерживая дыхание в ожидании, когда гости пройдут по коридору. Но вместе с тем, я опытнее и старше многих из ныне живущих.
Интуиция, или ее аналог, не подвели Клару. Хлопнула дверь и в дальнем конце коридора появились трое.
Один из них, который был выше и чуть массивнее, выглядел как уроженец Аяччо, вылитый корсиканец невесть в каком поколении.
Второй, идущий с противоположного края, тяжело дышал и обливался потом, убрать который не получалось даже при содействии чипа. От потеющего пахло какой-то из разновидностей мутировавшего табака — эта вредная привычка, почти исчезнувшая в годы Великой Депопуляции, вернулась в мир вместе с неокатоликами-реконкистадорами.
В середине, поддерживаемый по бокам, двигался на автопилоте Карл Карлсон.
Клара отметила многочисленные порезы на его костюме, пятна и белые полосы на брюках, ритмично помигивающий то желтым, то зеленым индикаторами криво пристроенный армейский медпакет на бедре.
— Неужели добрались? — выдохнул потевший, не поднимая головы. — Это было незабываемое приключение, но мне через четыре с половиной часа в смену.
— Доброго утра, — вежливо поздоровался с Кларой тот, кого она мысленно назвала корсиканцем. — Это же тут обычно живет головолом?