Но никакие их общие старания уже не могли изменить того эффекта, который произвел своим сообщением Фенвик. Новый глас духов, как и тот факт, что никто не мог внятно объяснить причины отсутствия в зале Лариби, постепенно доводили некоторых пациентов до грани истерики.
Представлялось вероятным, что всех досрочно отправят спать и наш план потерпит неудачу, если бы в этот момент не явился лично доктор Ленц. Один вид его бороды уже, казалось, производил успокаивающее воздействие. И ему хватило мудрости не напускать на себя фальшивой веселости и неискреннего оптимизма. Выражение его богоподобного лица было таким, какое мы могли бы надеяться увидеть на лице Всевышнего в день Страшного суда. Оно как бы говорило: «У нас не все ладно, дети мои, но нет никаких оснований для паники».
И он, разумеется, знал волшебное средство для того, чтобы унять разгулявшиеся нервы подопечных. Музыка! Я заметил, как он подошел к Штрубелю, а потом они вдвоем направились к фортепьяно. Ленц поднял руку, призывая к всеобщему вниманию, и окинул всех собравшихся благосклонной улыбкой.
– Мистер Штрубель любезно согласился сыграть для нас с вами.
Он подал знак Уоррену, который придвинул к инструменту стул и откинул крышку клавиатуры. В какой-то ужаснувший меня момент показалось, что сейчас он сдернет с фортепиано покрывало. Его пальцы уже находились в опасной близости от него, но затем сам Штрубель отвлек санитара, попросив унести мешавшую ему вазу с цветами.
Геддес находился на посту, очень правдоподобно изображая глубокий сон. У него и мускул не дрогнул, когда наш великий маэстро пристроил стул поудобнее и сел.
Заиграл он «Лунную сонату», и хотя я никогда особенно не любил Бетховена, в нынешнем состоянии, приходилось признать, его музыка оказала на меня магическое воздействие. Как и на всех остальных. Тревожные, взволнованные складки на лицах разгладились, а в глазах снова появился живой блеск, словно в них действительно проглянуло мягкое отражение лунного света. Лариби, лечебница, треволнения – реальные и воображаемые, – все это куда-то на время ушло.
Когда Штрубель закончил исполнение, Ленц уже незаметно покинул зал. Зато все остальные окружили фортепьяно. Рядом расположился даже Фенвик, считавший Бетховена невыносимо неэстетичным. Штрубель не собирался продолжать концерт, как ни упрашивали его мисс Браш и Морено.
Но миссис Фогарти была его явной любимицей, и на ее просьбу он не мог ответить отказом. Старый дирижер снова покорно занял место за инструментом и исполнил рапсодию Брамса с изумительным темпом и виртуозностью.
Когда звуки стихли, фортепьяно превратилось в поистине центр притяжения для всех в зале. Я воображал, насколько трудно приходилось Геддесу, державшему в поле зрения целую толпу. Затем за дело снова взялся я сам. Проложив путь мимо остальных, я занял позицию в самом конце инструмента непосредственно у «музыкального тайника».
Мои пальцы скользнули под расшитое покрывало, пошарили там, но… не обнаружили ничего.
Завещание исчезло! Кто-то его взял. Один из тех людей, что стояли всего в нескольких футах от меня. Мужчина или женщина из тех, кто в порыве благодарности теснился сейчас вокруг Штрубеля. План сработал!
Геддес все еще полулежал в своем кресле, изображая сон. Мне сделалось дурно, стоило представить на секунду, что он уснул по-настоящему, впал в транс или в неразберихе не сумел ничего разглядеть. Я с волнением смотрел на него, не в силах заставить себя приблизиться.
Внезапно Геддес открыл темные глаза, нашел взглядом меня и три раза подряд кивнул головой. Затем слегка сменил позу, повернулся и кивнул еще раз в направлении мужчины, как раз удалявшегося от фортепьяно.
Не приходилось сомневаться, кого он имел в виду. Но теперь, когда мне все стало известно, правда показалась невероятнее любых фантазий.
Стараясь двигаться, не привлекая внимания, я подошел к Геддесу и буквально выдохнул имя человека, на которого он указал.
– Именно так, – последовал ответ едва слышным шепотом. – Он и забрал завещание. Бумага сейчас во внутреннем кармане его пиджака. Проследите за ним.
Я лихорадочно огляделся в поисках Кларка. Полицейский уже вернулся в зал и стоял в одиночестве неподалеку от двери. Его лицо вспыхнуло профессиональным возбуждением, когда я назвал ему того, кого просил взять под контроль.
– Мне необходимо срочно отправиться к Ленцу, – торопливо сказал я. – Не выпускайте подозреваемого из вида ни на мгновение. Думаю, это тот, кто нам нужен.
– Меня уже ничто не удивляет, – заметил Кларк. – Я, видите ли, провел проверку и обнаружил вот это.
Из кармана брюк он вынул чистый, аккуратно сложенный носовой платок. Я сразу заметил, что и по размеру и по типу ткани платок был точно таким же, каким заткнули рот Геддесу. Не хватало только пятен крови Лариби.
– И это было в его комнате, – прошептал Кларк.
Я усмехнулся с мрачным удовлетворением.
– Что ж, теперь должна наступить развязка.
XXV
После того, как я оставил Кларка, который теперь четко знал, что ему делать, мне пришлось срочно вернуться к Геддесу. Тот уже удалился от группы у фортепьяно и нетерпеливо ждал меня в одном из углов зала. Я сообщил ему, что Кларк установил личность владельца носового платка, и Геддес в ответ лишь чуть слышно присвистнул.
– Значит, наш безумный план привел-таки к нужным результатам! – пробормотал он.
Мы обменялись выразительными взглядами. На мгновение я ощутил острый приступ нервозности. У меня возникло такое же чувство, какое, должно быть, испытывает школьник, подсмотревший решение задачи по алгебре и получивший ответ, но только по-прежнему понятия не имевший о том, каким образом ответ выходил именно таким. Чтобы убедить полицейских, наши улики и наблюдения выглядели, прямо скажем, хлипко. Но часы показывали уже десять минут десятого. Нам не оставалось ничего, кроме как отправиться к директору и попытаться убедить его в нашей правоте.
– Пойдем, – сказал я. – Мы, конечно, рискуем, подставляемся под удар, но крайне важно обо всем немедленно информировать Ленца. Пусть нам потом шеи намылят, но сделать это необходимо.
Геддес ощупал собственную шею, на которой под воротничком рубашки скрывались красные рубцы.
– Я готов на все, – серьезно сказал он. – А намыленная шея мне сейчас только пойдет на пользу.
Избегая попадаться на глаза тигроподобной мисс Браш, мы вышли из зала и направились по коридору в сторону кабинета директора. Мои нервы уже полностью угомонились. Я чувствовал только волнение, но при этом еще и необычайную уверенность в себе.
Доктор Ленц был один, когда мы достаточно бесцеремонно ворвались к нему в кабинет. Он сидел за столом, склонив бородатое лицо над книгой, которая поглотила все его внимание. Наше появление кому угодно могло показаться похожим на наглое вторжение в чужое личное пространство, на миниатюрный ураган среди ясного неба, но он не поднял на нас головы, пока не дочитал до конца очередной абзац. Затем отборнейшим из серии своих обычных величавых жестов он закрыл книгу и произнес:
– Чем обязан, джентльмены? Слушаю вас.
Мы с Геддесом переглянулись, и, поощренный легким кивком англичанина, я взял инициативу на себя.
– Послушайте, доктор Ленц, – начал я. – Мы пришли поделиться своими соображениями по поводу совершенных в лечебнице преступлений. Более того, мы считаем, что нам известно имя человека, который их совершил. Вы должны выслушать нас незамедлительно. Видите ли…
– Минуточку, мистер Дулут… – Директор поднял широкую ладонь и посмотрел на меня взором повелителя поверх очков для чтения. – Насколько я сразу понял, ваша теория предполагает обвинения против какой-то определенной личности?
– Так и есть! – практически хором воскликнули мы с Геддесом.
– Превосходно, – Директор неспешным движением снял очки и вложил их в кожаный футляр. Затем всмотрелся в каждого из нас поочередно, словно давая время еще раз взвесить всю важность информации, которой мы располагали. – Я полностью доверяю вам, – произнес, – но не могу взять на себя ответственность и выслушать ваши показания, не поставив предварительно в известность полицию. И если вы действительно уверены в своей правоте, то нам необходимо немедленно пригласить сюда капитана Грина.
– Нас это вполне устроит, – сказал Геддес.
– Да, вполне, – подтвердил я.
Рот директора скривился в легкой снисходительной улыбке. Это была улыбка бога, наблюдавшего за интеллектуальными потугами простых смертных.
– Уж не знаю, какие открытия вам удалось совершить, – сказал он размеренным тоном, – но прежде чем сюда придет капитан, хотелось бы получить четкий ответ на один весьма важный вопрос. Представляется более чем вероятным, что вы установили обстоятельства смерти мистера Лариби. Но вот объясняет ли ваша гипотеза мотив гибели Фогарти, как и способ, с помощью которого на него сумели натянуть смирительную рубашку?
– У нас есть весьма основательное предположение относительно мотива, – поспешил сказать я. – Фогарти стало известно нечто, сделавшее его опасным для преступника.
– Склонен согласиться с вами, мистер Дулут. Но все же каким образом человек, против которого вы готовы выдвинуть обвинения, ухитрился надеть на Фогарти смирительную рубашку? – Доктор снова окинул нас отечески заботливой улыбкой. – Поймите, что только убедительное объяснение этого способно заставить полицию принять и все остальное в вашей версии.
Я почувствовал, как энтузиазма у меня заметно поубавилось.
– У нас не было достаточно времени, чтобы основательно поразмыслить над этим, – промямлил я. – И должен признать, что действительно не имею ни малейшего представления, как такое удалось проделать.
– Стало быть, не имеете? – Доктор Ленц погладил бороду, а потом неожиданно добавил: – Но пусть это не лишает вас надежды, джентльмены. Так уж получилось, что над данным вопросом много раздумывал я сам. И благодаря вот этой превосходной и очень редкой книге, как мне кажется, сумел добраться до вероятного объяснения загадки.