– Все логично, – кивнул Грин. – Но как сюда оказался замешан Фогарти?
– Самым простым образом. Нашему преступнику не всегда сопутствовала сплошная удача. И вполне вероятно, что Фогарти что-то обнаружил. Я не знаю в точности, что именно, но могу высказать правдоподобное предположение. При том, как Фогарти нравился шоу-бизнес самого невысокого пошиба, он мог видеть зятя на подмостках, а затем узнать его при появлении в лечебнице. Понятно, что с ним пришлось разделаться.
На мгновение я уловил выражение лица миссис Фогарти и потому почти без паузы продолжил:
– И он расправился с Фогарти без проблем, но мы все знаем, как легко порой Провидение нарушает наши самые продуманные планы. Избавившись от одной угрозы, зятек обнаружил, что тем самым создал для себя две новые: меня и Геддеса. Я совершенно случайно, еще не совсем оправившись от абстинентного синдрома, первым обнаружил труп Фогарти. А затем меня заинтересовала мисс Пэттисон, причем до такой степени, что я мог помешать сделать из нее главную подозреваемую. Меня тоже следовало нейтрализовать, но, к моему счастью, я не показался преступнику достаточно опасным, чтобы стать жертвой еще одного убийства, – я снова посмотрел на нескладную, но полную напряжения фигуру миссис Фогарти. – Убийце показалось достаточным нагнать на меня страху совершенно необычным телефонным звонком. Вполне вероятно, он рассчитывал, что после этого и я, и Геддес срочно покинем лечебницу, перестав ему препятствовать.
– А при чем здесь Геддес? – недоуменно спросил Грин.
Я не смог избежать легкого укола от чувства вины.
– Должен признать, что мы с Геддесом скрыли от вас некоторую важную информацию. Вероятно, нас можно обвинить в воспрепятствовании свершению правосудия или чем-то в этом роде, но нам показалось, что другого выхода у нас нет. Видите ли, Геддес представлял для преступника значительно более серьезную угрозу, чем я сам.
В нескольких словах мне удалось описать ситуацию, которая привела к жестокому нападению на англичанина, упомянув об обнаруженном нами испачканном кровью носовом платке.
При этом мои слушатели впервые выразили свое удивление вслух. Легкий шепот комментариев облетел комнату. Я же не преминул заметить, как в глазах Грина снова появился холодный блеск ретивого полицейского чиновника.
– То есть вы не нашли другого выхода, кроме как скрыть от нас сведения еще об одном покушении на убийство, так, что ли? – гневно возопил он, когда я прервался. – А не слишком ли много вы утаили? Все эти голоса, предостережения и другие сумасшедшие штучки – мне никто не сообщал об этом. Почему?
– Думаю, вы сами только что ответили на свой же вопрос, – спокойно заметил доктор Ленц. – Вы назвали подобную информацию сумасшедшими штучками, а это и есть именно та причина, из-за которой вас в нее не посвятили. Вам не следует забывать, что вы находитесь в психиатрической клинике, где мы почти каждый день сталкиваемся с инцидентами, которые не менее странны, чем случай, который вам только что во всей ясности описал мистер Дулут. Здесь работают профессиональные психиатры. А вот мистер Дулут в наших вопросах – полнейший дилетант. Столь драматичные события, произошедшие здесь, породили у него естественные и совершенно справедливые подозрения, тогда как мы, привычные к аномалиям люди, были склонны искать объяснения всему в бихевиористической симптоматике заболеваний отдельных пациентов.
Капитан Грин откровенно капитулировал, подавленный обилием не до конца понятных ему слов.
– Ладно, ладно, – сказал он даже с некоторой обидой в голосе. – Но кто же, черт побери, этот самый зять Лариби? И есть ли у мистера Дулута реальные улики против него?
– Думаю, мне известна личность этого человека, – сказал я скромно. – А с уликами тоже все в порядке.
Мне снова пришлось пережить изрядную неловкость, признаваясь в утаивании информации от органов правосудия, а потому я без излишней теперь рисовки рассказал об эпизоде с ночным изменением завещания Лариби и о кульминации событий – похищении документа из «музыкального местечка».
– Можно понять отчаянное стремление преступника завладеть завещанием, – завершил рассказ я. – Разумеется, это всего лишь клочок бумаги, заверенный как свидетелями пациентами дурдома. Но все же существовала вероятность, что даже в таком виде завещание признают вступившим в законную силу. А в таком случае все состояние Лариби досталось бы мисс Браш. Безукоризненно продуманный и осуществленный план полетел бы к дьяволу!
– И вам известно, кто взял завещание? – нетерпеливо спросил капитан.
– Да. Кстати, Кларк с тех пор вел за ним слежку. У него не было ни малейшего шанса избавиться от документа.
Капитан не слишком добрым взглядом окинул молодого сыщика, а потом снова обратился ко мне:
– Есть еще какие-то доказательства?
Кларк поднялся с места.
– Я установил принадлежность окровавленного носового платка человеку, который завладел завещанием, – спокойно доложил он.
– В самом деле? – пробурчал капитан. – Ну, так кто же это?
– Минуточку, капитан, – снова вмешался я. – Давайте прежде еще раз перечислим всю известную нам информацию. Кроме того, что наш преступник выступал как эстрадный артист, он обладает медицинскими познаниями, причем явно прибыл из Калифорнии, где в свое время встретился и женился на актрисе, чей псевдоним Сильвия Дон, то есть на дочери Лариби. Он должен быть еще достаточно молод и не мог проработать в лечебнице долго. Все эти черты соединены в персоне, забравшей завещание из тайника. Вскоре должна прибыть телеграмма от Принса Уорберга с описанием внешности, что и станет венцом дела.
Наступила напряженная, наполненная ожиданием тишина. Никому спокойно не сиделось на месте; люди ерзали в креслах, взгляды встречались и расходились. Мы прошли долгий и нелегкий путь, но теперь он привел нас вплотную к финалу.
Джон Кларк пересек комнату и встал рядом с заместителем доктора Ленца. Он протянул руку и произнес слова, которые прозвучали с остротой скальпеля:
– Вам лучше отдать документ мне, доктор Морено.
XXVII
Морено даже не вздрогнул. Его смуглое лицо оставалось совершенно бесстрастным. Ничто не выдавало его чувств, кроме едва заметного блеска в глазах.
Все, кто находился в комнате, теперь устремили на него взоры, исполненные изумления и страха. Даже я почувствовал некоторую нервозность. Как бы ни были тверды твои убеждения, называть человека убийцей никому не доставляет удовольствия.
Только доктор Ленц сохранял полнейшее самообладание. Он внимательно наблюдал, как Кларк придвинулся еще ближе к молодому психиатру.
– Я сказал, что вам лучше будет отдать документ мне, доктор Морено.
Брови Морено удивленно взлетели вверх.
– Как прикажете вас понимать?
– Думаю, вы найдете его во внутреннем кармане пиджака, – уже спокойнее сказал Кларк. – Разумеется, если вы хотите, чтобы вам помогли, то я…
С преувеличенно недоуменным пожатием плеч Морено полез в карман и извлек целую пачку бумаг. Просмотрев их, он выбрал одну.
– Хотите – верьте, хотите – нет, но я не знаю, откуда у меня взялся этот документ, – сказал он, небрежно подавая листок Кларку. – Хотя, похоже, именно его вы ищите.
Детектив просмотрел листок, а потом молча протянул его Грину. Затем достал пухлый конверт и извлек оттуда два носовых платка.
– Вот этим платком воспользовались как кляпом для мистер Геддеса, – объяснил он. – А второй я нашел среди личных вещей мистера Морено. Они совершенно очевидно идентичны.
Капитан тщательно осмотрел платки, а потом прочитал документ.
– Стало быть, все деньги достанутся мисс Браш, – ухмыльнулся он. – Не думаю, что это завещание хоть чего-то стоит, но могу понять, почему зять мистера Лариби так стремился завладеть им. – Его тяжелый взгляд остановился на Морено. – Вам есть что сказать в свое оправдание?
Но молодой психиатр лишь помотал головой.
– Все и так настолько очевидно, что и ребенок поймет. Едва ли мне стоит оправдываться. Это совершенно ни к чему.
– И тем не менее, – мрачно сказал Грин, – почему бы вам не объясниться прямо и немедленно?
– Что ж, очень хорошо. – Морено метнул в меня холодно равнодушный взгляд. – Мистер Дулут официально является моим пациентом, а согласно правилам, принятым в данном заведении, пациента всегда следует считать правым. Но поскольку мистер Дулут, увлекшись своими театральными фантазиями, сам поставил себя вне категории пациентов, то, как мне кажется, я вполне могу откровенно сказать ему, что думаю о его обвинениях в свой адрес.
– Буду рад вас выслушать, – отозвался я.
– Начнем с того, мистер Дулут, что ваши так называемые улики выглядят тривиальными и неубедительными. Вы сами в своем воображении поселили в нашей лечебнице уникального убийцу, который способен на все – от чревовещания до мастерства первоклассного карманного вора. В таком случае этому персонажу не составило бы труда подсунуть завещание в мой карман, как и завладеть для своих целей моими носовыми платкамию. – Он улыбнулся мне, но теперь уже немного зловеще. – Сам по себе факт, что завещание до сих пор находилось у меня, свидетельствует о том, что я вовсе не тот ловкий фокусник, каким вы меня изобразили. Иначе к этому времени вы бы уже нашли документ спрятанным в бороде доктора Ленца или в одном из карманов мундира капитана Грина.
Я внезапно ощутил, как прежняя уверенность начинает покидать меня.
– Что касается самого завещания, – продолжал Морено, – то сам капитан Грин только что признал его недействительным. В таком случае как-то трудно поверить, что ваш столь умный преступник подвергал себя огромному риску, извлекая бессмысленную бумагу из того, что вы окрестили странным названием «музыкальное местечко». Лично мне ничто подобное никогда бы и в голову не пришло. Особенно после того, как вы поделились со мной откровенной выдумкой о мисс Пауэлл и о завещании. Если позволите выступить в амплуа театрального критика, то эту сцену вы сыграли очень и очень неправдоподобно.