Затем он снова обратился к Суини и Барнсу, нерешительно переминавшимся с ноги на ногу:
– Давайте же! Обыщите!
Когда двое мужчин приблизились к нему, у меня сердце оборвалось. Я уже понял, что моя козырная карта оказалась бита, хотя пока не понимал, каким образом. Невозможно было впасть в столь грубую ошибку, ведь Гилкрайст явился с нами в гостиницу, и бриллиант в тот момент еще был при нем.
Барнс и Суини между тем провели самый тщательный обыск, но ничего не нашли.
Гилкрайст пригладил свои чуть растрепавшиеся волосы. Теперь он чувствовал себя полным хозяином положения.
– Что ж, Суини, вы выслушали выдвинутые против меня обвинения, и если считаете их полностью доказанными, то, разумеется, ваша обязанность немедленно произвести арест.
Суини окончательно смешался.
– Нет, конечно же, нет. Никаких доказательств не существует. Я… Я даже не знаю, как мне…
– В таком случае, – перебил его Гилкрайст, сиявший самодовольством, – завтра же подам в суд иск о клевете против доктора Уэстлейка.
Я с трудом сглотнул. Все принимало вовсе не тот оборот, которого хотелось бы. У меня буквально закипал мозг от усилий придумать что-то, хоть что-нибудь.
Но ничего не приходило в голову.
Наступило длительное и очень неловкое молчание. Его прервал Гилкрайст, сказавший:
– Очень хорошо. Поскольку абсурдные обвинения доктора Уэстлейка оказались совершенно несостоятельными, думаю, мне пора…
Он осекся и резко вскинул взгляд на дверь. Как и все мы. Она распахнулась с весьма драматичным стуком, и два чрезвычайно растерзанных с виду создания вошли в кабинет.
Более крупным из них оказалась моя дочь. Существом помельче – Бобби Фэншоу. На Дон было надето то, что осталось от ее когда-то лучшей пижамы. Вернуть ей прежний вид уже не представлялось возможным. Пижама насквозь промокла, покрылась грязными пятнами, а одна из брючин разорвалась сверху донизу. Впрочем, наряд Бобби выглядел еще более странным. В том, что прикрывало его тело, с трудом узнавалась ночная рубашка. Когда-то синяя, она сейчас потеряла и цвет и форму, а его ноги постоянно путались в подоле.
Двое детей торжественным маршем прошествовали прямо ко мне. Бобби нес в руке электрический фонарик. Дон держалась с достоинством, словно не было ничего более естественного для двух малолеток, чем врываться в комнату, где работала полиция, в таком неприглядном виде.
– Мы нашли его, – объявила она. – Было жутко трудно, но нашли.
Я не смог выдавить из себя ничего умнее, чем:
– Вы… Вам полагается давно уже спать.
– Знаю, – с легкость отмахнулась от моего упрека Дон. – Но, как видишь, мы пока не спим. Хотя уже улеглись. По крайней мере я. А Бобби еще и не думал.
Бобби сверкнул угольно-черными глазами.
– Я ел свинью, – очень размеренно и важно произнес он. – Огромную, жирную свинью.
Дон не обратила на его слова внимания, как на не имевшие отношения к делу.
– Так вот, я уже была в постели, – продолжала она, – а моя кровать, как ты знаешь, стоит у самого окна. Я как раз вовремя выглянула в него, чтобы увидеть, как ты, инспектор Суини, сержант Барнс и доктор Гилкрайст заходили в отель. А потом так же случайно заметила, как доктор Гилкрайст вышел из боковой двери и бросил его в кусты.
Я вздрогнул.
– Что он бросил в кусты?
– Его, – ответила моя дочь. – И тогда я взяла с собой Бобби, мы оба спустились вниз и стали искать в кустах, пока не нашли. А нашли, потому что очень хотели найти. Ведь ради этого мы и вернулись на мыс Талисман, разве ты не помнишь?
Она разжала замызганный кулачок и протянула открытую ладонь, чтобы я мог разглядеть ее как следует.
На ее маленькой ладошке лежал огромный бриллиант. Ограненный опытнейшими мастерами, он отражал свет от люстры под потолком, посылая вокруг себя почти неземное сияние.
Я не мог поверить своим глазам. Просто отказывался им поверить. Мысли прояснились. Ну конечно! Это же Гилкрайст предложил нам всем выпить и вышел за напитками еще до того, как я начал свою обвинительную речь. Он уже догадался, что сейчас произойдет. И ему хватило предусмотрительности, чтобы избавиться от бриллианта.
– Черный бриллиант Хогана! – донеслось хриплое восклицание Суини.
Бобби встал рядом с Дон. Они оба разглядывали драгоценный камень достаточно критически.
– Он и наполовину не такой черный, как я ожидала, – пробормотала Дон. – Но все равно симпатичный. Думаю, глупо было со стороны доктора Гилкрайста взять и выкинуть его.
Бобби утер нос тыльной стороной ладони.
– Доктор Гилкрайст глупый человек. Он глупый, потому что пришел прошлой ночью в церковь и начал звонить в колокол. Бум… Бум… Поднял трезвон, а нам так хотелось спать! – Он скорчил гримасу. – Глупый.
Я с изумлением уставился на Бобби – сейчас был просто влюблен в этого малыша. Стало быть, во время своего нелепого приключения в церкви дети видели, как Гилкрайст звонил в колокол, созывая нас всех к трупу мисс Хейвуд. Но они не только видели это, а еще и сумели найти выброшенный бриллиант. Эти двое – Дон и Бобби – превратили мое горькое поражение в триумфальную победу.
Барнс и Суини теперь с угрожающим видом повернулись к доктору. С Гилкрайстом было покончено. В этом не приходилось сомневаться. Я одной рукой сгреб свою дочь вместе с бриллиантом, а другой обнял Бобби. И стал от полноты чувств целовать их мокрые и грязные щеки.
Дон застеснялась и попыталась вырваться, зато Бобби прижался ко мне с нежданной нежностью и принялся крутить пуговицы на моем пиджаке. А потом внезапно раздался его обычный голос – басовитый и хрипловатый.
– Я плохо себя вел, – сказал он. – Очень плохо. Я соврал.
Я посмотрел на него поверх головы Дон.
– О чем ты соврал, Бобби? Ты на самом деле не видел доктора Гилкрайста?
– Нет, о свинье, – ответил Бобби. – Это действительно была огромная и жирная свинья. Красная и белая. С двумя ушами. Но я сказал неправду. – Его черные глаза смотрели на меня заискивающе. – Я не ел ее. Не так, на самом деле. Наоборот, это она хотела съесть меня.
– Вовсе не хотела, – возразила Дон.
– Хотела, – настаивал Бобби.
– Не хотела, – повторила Дон.
– Хотела, – не сдавался Бобби.
– Не хотела…
В этот момент Суини и Барнс как раз выводили из кабинета скованного наручниками Гилкрайста…
Энтони Баучер. Семеро с голгофы
Посвящается доктору Эшвину
Персонажи, учреждения и события, описанные в этом романе, являются полностью вымышленными и не имеют никакого отношения к подлинным лицам и положениям – за одним исключением. Этим исключением является доктор Эшвин, который точно списан с реального лица, а имя, которое он носит в книге, представляет собой сделанный им самим перевод на санскрит.
Причастные лица
1. Научные сотрудники Калифорнийского университета
А. Обитатели Международного дома
*Мартин Лэм, специалист в области германистики[10]
*Алекс Брюс, специалист в области химии
* Курт Росс, швейцарец
Павел Борицын, белогвардеец
Ричард Уортинг, канадец
Ремиджио Моралес, боливиец
*Мона, его сестра
*Гвадалупе (Лупе) Санчес, мексиканка
Б. Другие ученые
*Синтия Вуд, невеста Брюса
Мэри Робертс
Чак Уизерс
2. Профессура Калифорнийского университета
*Джон Эшвин, доктор наук, профессор санскрита
*Пол Леннокс, кандидат наук, преподаватель истории
*Иван Лешин, кандидат наук, профессор славистики, работающий по обмену
*Татьяна (Таня), его жена
*Джозеф Грисуолд, доктор наук, профессор испанистики
Лоренс Дрексель, режиссер Малого театра
3. Другие
*Сержант Каттинг, сотрудник полиции Беркли
Дэвис, полицейский
Уоррен Блейкли, директор Международного дома
Моррис, гостеприимный филолог
Доктор Эванс, врач Мемориальной больницы
Врач-практикант
Пожилой служащий в «Золотом» («Театральные аксессуары»)
*Хьюго Шедель, доктор наук, дядя Курта Росса и неофициальный посол Швейцарской Республики
Пролог
Отменный салат из крабов и две бутылки пива сделали меня, должен признаться, более красноречивым, нежели я бываю обычно. Я занял ту шаткую позицию, когда, исключительно ради желания поспорить, утверждаешь нечто прямо противоположное тому, что думаешь.
– Ватсон, – рассуждал я, – это отработанный материал. Да, у истоков детективного жанра он играл важнейшую роль. Без его содействия неподготовленный читатель никогда бы не уловил сути работы сыщика. Отсюда – потребность в безымянном друге Дюпена и самом Ватсоне. Но сегодня любитель приключенческих романов наподобие, скажем, Беттереджа[11], – настолько охвачен детективной лихорадкой, что ему, как бы это тебе получше объяснить, Мартин, больше не нужен «простачок», подвизающийся переводчиком при главном герое.
Мартин Лэм отвлекся от созерцания рыбацких лодок, покачивающихся за окном, и ребятишек-японцев, готовых в любую минуту свалиться с пристани.
– Логично, – согласился он. – И тем не менее, писатели все еще изображают их.
– Разве? – усомнился я. – Роджеру Шерингэму, Реджи Форчуну, лорду Питеру Уимзи[12] – этим молодым умникам вроде не особенно нужны свои Ватсоны. У Фило Ванса Ван Дайн – всего лишь бессловесная марионетка, повествователь-фантом, недаром продюсеры фильмов даже не называют его имени на экране. Разве можно представить себе фильм, снятый по любому из рассказов о Шерлоке Холмсе, где не было бы Ватсона? А у доктора Торндайка[13] столько таких Ватсонов, что это все равно, что ни одного нет. Доктор Фелл[14]