– Вся ваша жизнь – театр…
Илан сделал маленький осторожный шажок вперед и заметил одежду Жигакса, сложенную в кучу за стволом пластмассового дерева. Он отвел взгляд от несуразной декорации, и в этот самый момент голый человек с воплем рухнул вниз.
57
Раздался хруст.
Очки полетели вниз и упали где-то между креслами.
Ноги Жигакса не доставали до пола, тело крутилось на пеньковом тросе.
Илан подбежал и понял, что он погиб мгновенно: трос обмотался вокруг шеи, глаза остались открытыми. Илан отпрянул было назад и вдруг заметил на спине удавленника мелкие шрамы, очень похожие на следы на груди Хлоэ.
Не может быть…
Илан вспомнил путаные объяснения девушки, сказку насчет сорвавшейся с крюка люстры.
Мы все похожи, мы – собратья по несчастью. Илан поежился. Это хуже, чем кошмар. Что с ним сделали? Что с ними сделали?
Он посмотрел на странное монисто на шее Жигакса, подобрал осколок стекла и разрезал шнурок. Один из ключей наверняка даст им доступ на четвертый этаж. Они попробуют освободить черноволосую незнакомку, которую он увидел на экране, а потом уберутся из чертовой клиники. Илан вернулся в центр сцены, подобрал платок со зловещим содержимым и покинул театр. Филоза, Хлоэ и Ябловски ждали на пороге кухни, сгорая от нетерпения.
– А где Наоми? – вскинулся Ябловски.
Илан протянул ему платок, украшения тихонько звякнули. Увидев шарики с окровавленными застежками, Фредерик потерял самообладание, кинулся на Илана и прижал его к стене, уронив побрякушки.
– Что с ней?
Илан объяснил. Хлоэ расплакалась, Филоза угрюмо промолчал. Через пять минут все были в театре и собственными глазами увидели печальное зрелище: Венсан Жигакс болтается в петле над сценой, тело медленно раскачивается, руки висят как плети.
Взгляд Ябловски выражал не печаль, но ярость. Каждый из кандидатов пытался представить, что Жигакс сделал с Фе. Похитил, заколол отверткой, надругался над безжизненным телом. Нечто подобное могло случиться с любым из них.
Ябловски начал опрокидывать декорации, ища хоть какой-нибудь след, намек на то, где искать Наоми.
Хлоэ и Филоза стояли в сторонке.
– Жигакс успел что-нибудь сказать? – спросил Филоза. – Объяснил происходящее?
Илан промолчал.
– Хорошо, что он сдох, – добавил Филоза.
Илан не переставал думать о последних словах Жигакса и собственных выводах. Ябловски остановился рядом с телом, сделал знак остальным подойти. Хлоэ покачала головой, но Илан взял ее за руку, потянул за собой и подвел к трупу.
Ябловски кивнул на шрамы на голой спине:
– Видели? Очень любопытно. У Наоми такие же между лопатками.
Он расстегнул куртку и задрал свитер, показав отметины на животе.
– И у меня тоже.
– Не только у вас, – сказала Хлоэ, положив ладонь на грудь. – У меня их шесть.
Всеобщее изумление. Все смотрят на Филозу. Он молча поднимает водолазку, и они видят шрамы на уровне сердца. Взгляды устремляются на Илана.
– У меня ни одного.
– Уверен? – спрашивает Ябловски.
– Не задавай идиотских вопросов!
Ошеломленный Фредерик Ябловски спустился в зал, забыв о мертвеце.
– Откуда у вас эти шрамы? – поинтересовался Илан.
Первым заговорил Ябловски:
– Это может показаться странным, но я понятия не имею. Они часть меня. Если спрашивают, отделываюсь шуткой. Но… ответа и сам не знаю. Как и Наоми.
Илан взглянул на Хлоэ:
– Полагаю, люстра ни при чем?
– Верно… Я тоже не знаю, откуда взялись шрамы, но появились они не в одночасье, а всегда были частью меня. Моей личности.
Филоза рассказал похожую историю. Потрясенные открытием игроки пошли на кухню и расселись вокруг стола. Все, кроме Ябловски. Он хотел немедленно отправиться на поиски Наоми Фе, но Илан уговорил его остаться и послушать, после чего выложил перед товарищами ключи Жигакса.
– У меня нет шрамов, но некоторые периоды жизни полностью выпали из памяти. Сначала я забывал детали – не знал, как получил работу на заправке, не мог сказать, где купил машину. Потом мне стало ясно, что все гораздо серьезней. Воспоминания о целых пластах жизни были заменены ложными, не принадлежащими мне.
Слова Илана вызвали живейший отклик.
– У меня все не настолько серьезно, – признался Филоза, – но шрамы имеются, как и провалы в памяти наподобие черных дыр. Три года назад умер мой брат, я ужасно горевал и списал это на стресс.
Ябловски сказал, что и в его жизни существуют теневые зоны. Хлоэ уже говорила Илану, что из ее памяти начисто стерся период пребывания в психиатрической больнице, причем она не помнила ни названия, ни места, где эта самая психушка находилась. Самым странным был тот факт, что она даже не пыталась понять природу чудовищных лакун.
– Подведем итог, – предложил Илан. – Мы не задаем себе вопросов, как будто нас загипнотизировали, но воздействие было не внешним, а внутренним. Как будто наша жизнь поверхностна, а мы сами – бесплотные «видимости», которым сконструировали прошлое. Теперь стало совершенно ясно, что с каждым из нас что-то произошло еще до того, как «Паранойя» вторглась в наши жизни. Не мы пришли к проклятой игре, она «выбрала» восемь человек, у которых есть нечто общее.
– Провалы в памяти или шрамы.
– Точно. Мне кажется, все мы уже бывали в этой клинике. Нас здесь насильно удерживали.
– Ты бредишь! – воскликнул Ябловски.
– Если бы… Каким бы безумным это ни казалось, все почти наверняка связано с программой по исследованию памяти, которую обнаружил Моки. Жигакса-Шардона лечили в «Сван-сонг», и у него тоже были отметины на теле.
– Бред какой-то! Как можно забыть кусок собственной жизни? У меня нет проблем со здоровьем, зачем бы я стал тут лечиться?
Филоза молчал, о чем-то напряженно размышляя.
Илан не собирался сдаваться.
– Предположим, что «Паранойя» – не игра, а некая экспериментальная программа, имеющая целью собрать нас всех и… изучать. Нас, бывших подопытных протокола «Мемнод». Возможно, в прошлом они ставили над нами чудовищные опыты и изменили практически все наши воспоминания. Оснастили клинику камерами, придумали задания. Мы – лабораторные крысы, вы что, до сих пор не поняли? Из-за Жигакса вышла осечка, он сыграл роль песчинки, неожиданно попавшей в мотор.
Илан посмотрел на Хлоэ, ища в ее глазах понимание и сочувствие. Она молчала, приложив палец к нижней губе.
– О чем задумалась? – спросил Илан.
– О твоих родителях. О картине, висевшей в столовой их дома. Они могут иметь отношение ко всей этой истории. Они исследовали проблемы памяти. Гадес проник в дом, чтобы завладеть зашифрованной картой. Это знаки. В конце концов, ты никогда не знал, чем твои мать с отцом занимались в своей лаборатории, но рассказывал мне, что они работали в Гренобле. Мы сейчас в Альпах, значит город недалеко.
Илан покачал головой: все выглядело абсурдным и нереальным.
– Тела ведь не нашли, – добавила Хлоэ. – Почему ты так уверен, что их нет в живых?
Предположение подруги показалось Илану чистым бредом. У него не было сил ни о чем думать, он посмотрел на часы, взял со стола ключи и встал.
– До отбоя остался час. Поднимемся на четвертый этаж и попытаемся освободить ту женщину. Возможно, у нее есть ответы на все наши вопросы.
– Нет, – возразил Ябловски. – Главное сейчас – найти Наоми. Она наверняка еще жива и…
– Она умерла, – перебил его Илан. – Ты сам знаешь, что никогда ее не найдешь.
– Разделимся на две группы, – предложила Хлоэ. – Поищем Наоми минут тридцать, а потом отправимся вызволять пленницу, договорились?
Ябловски кивнул. Они с Филозой пошли в одну сторону, Хлоэ и Илан в другую, условившись о встрече в центральном вестибюле.
58
18:30.
Хлоэ и Илан терпеливо ждали возвращения товарищей. Первым появился Филоза.
– Ну и? – спросил он.
– Ничего, – ответила Хлоэ. – Где Ябловски?
– Я не сумел его урезонить. Он не теряет надежды отыскать Наоми, рыщет по всем палатам. Это бессмысленно, мы можем никогда не узнать, где Жигакс спрятал тело.
– Ничего, полицейские найдут, когда приедут, – откликнулась девушка.
Илан посмотрел на часы:
– Пора идти.
Они быстро поднялись на третий этаж женского крыла, стараясь не отставать друг от друга ни на шаг. Все трое понимали, что игра закончилась, у них одна задача – при первой возможности сбежать из этого жуткого места. Но сначала нужно все выяснить.
Понять.
После нескольких неудачных попыток Илану удалось открыть толстую решетку одним из ключей Жигакса, и они молча пошли к зоне «Д».
– Ты представляешь, где находится палата? – спросила Хлоэ.
– Весьма приблизительно, я же смотрел с улицы. Окно выходит на крыло здания.
На этаже, куда они поднялись, решетками с сеткой были забраны светильники, лестничный пролет и даже разделенный надвое в длину коридор: пациенты из палат левой части не должны были встречаться с пациентами правой.
– Окно палаты выходит на зады, значит она находится на левой стороне. Пошли.
Вдоль разделительной решетки была установлена метровая перегородка, поэтому идти приходилось гуськом. Илан шел первым, Филоза последним. Из потолка и стен выходило множество кабелей, похожих на нейроны головного мозга. Илан понимал, что они оказались в секретной части клиники, защищенной «твердой мозговой оболочкой», «паутинной оболочкой» и «мягкой мозговой оболочкой». Здесь, в этой мягкой живой субстанции, хранились ответы на вопросы.
Закрытые двери палат были укреплены железными пластинами на уровне петельных крюков и ручек и выглядели куда более прочными, чем на других этажах. В центре не было окошка-иллюминатора – только защищенная плексигласом узкая щель, позволявшая заглянуть внутрь.
– Как мог существовать подобный ад? – прошептал Филоза. – Страшнее, чем Алькатрас.
Илан заглядывал в каждую палату.
– Ищем изолятор. Черноволосую женщину держат там.