Они замолчали и продолжили движение. Неоновые трубки на потолке потрескивали и мигали.
– Как по-вашему, Гадес предвидел, что мы сюда доберемся? – спросил Филоза.
Илан указал на камеру, висевшую на правой стене:
– Думаю, да… В палате, где заперта женщина, установлена такая же.
– Значит, она в игре.
Илан обернулся и посмотрел на него в упор:
– Может, хватит уже все сваливать на игру?
– Есть игра, и есть Жигакс. Не могу поверить в твою теорию о стертой памяти. Это безумие.
– Когда ты увидишь, как выглядит бедняжка, изменишь мнение. Она напоминает ходячую смерть.
– А как объяснить ее присутствие в клинике, закрытой пять лет назад?
– Никак. Я не могу объяснить ни этого, ни надгробных памятников. Подтверди ему, Хлоэ.
Она кивнула. На лице Филозы появилось упрямое выражение.
– Могилы могут быть бутафорскими.
– А мы тогда кто? Герои комикса?
Филоза решил не вступать в спор.
– Ладно, увидим. Пошли дальше.
Илан наконец обнаружил то, что искал.
– Она здесь.
Женщина в смирительной рубашке лежала лицом к стене в позе зародыша, ее голые ноги напоминали высохшие ветки дерева. Заплесневелые стены были покрыты черными надписями, которые Илан заметил на экране в комнате видеонаблюдения. Он отступил в сторону, чтобы остальные могли взглянуть.
– Ч-черт… – выругался Филоза.
Илан дернул за ручку, но дверь не открылась, и тогда он достал из кармана ключи Жигакса.
– Будем надеяться, что один окажется тем самым.
Он пробовал ключи, один за другим, то и дело заглядывая в щель. Пациентка начала подавать признаки жизни. Медленно села, устремила на дверь взгляд горящих, как угольки, глаз. Все лицо у нее было в рытвинах и напоминало лунный ландшафт. Хлоэ окаменела от изумления.
– Мы тебя вытащим, – прошептал Илан. – Освободим из этого ада.
Неподошедшие ключи он бросал на пол. Хлоэ заметила, как сильно он нервничает, и мягким движением отодвинула его от двери.
– Ты устал. Давай я.
Через несколько минут стало окончательно ясно, что ни один из ключей не подходит. Илан не хотел сдаваться: он не уйдет, не вызволив пленницу.
– У Жигакса было гораздо больше ключей, – сказал он. – Должно быть, он их где-то спрятал вместе с отверткой и оранжевым комбинезоном.
– Мы никогда ничего не найдем, – бросил Филоза. – Он все это время притворялся дурачком и водил нас за нос. Хитрая сволочь.
Илан взял прут и начал бить по двери, но решетка не позволяла как следует замахнуться, так что удары выходили слабые. Пациентка в ужасе забилась в угол и спрятала лицо в коленях.
– Свет скоро погаснет, – сказал Филоза. – Что будем делать?
Илан уперся ладонями в дверь, прижался лбом к стеклу и поймал взгляд пленницы. На мгновение ему показалось, что он заметил в запавших глазах проблеск сознания.
– Нельзя оставлять ее здесь.
– Мы можем потом вернуться и…
– Нет. Решение наверняка существует. Выход всегда есть.
Он метался вдоль решетки, как лев по клетке, гремя палкой по железу. Хлоэ стояла на коленях, рассматривала замочную скважину, потом резко выпрямилась и сказала:
– Нужно кое-что попробовать, Илан.
– Если есть идея, говори!
– Тот ключ, что висит у тебя на шее…
Илан замер. Машинальным движением коснулся груди и покачал головой:
– Нет. Невозможно.
Хлоэ протянула руку:
– Давай его сюда. Попытаться стоит.
Илан расстегнул цепочку и снял ключ.
– Если дверь откроется, значит Филоза прав, – сказала Хлоэ. – Эта женщина – не изможденная страдалица, а загримированная актриса, тощая от природы. Гадес нанял ее для участия в финале.
Она вставила кусочек металла в замочную скважину, и Илан затаил дыхание. Хлоэ повернула ключ, раздался щелчок.
И дверь открылась.
Илан не мог поверить в случившееся: этот ключ попал к нему еще в Париже! Игра вездесуща. Он попросил спутников не делать резких движений и первым вошел в палату.
Здесь было еще холоднее, чем в коридоре.
Изможденное лицо пациентки покрывали засохшие корки, в ее взгляде было столько страдания, что она просто не могла быть актрисой. От запаха мочи горло перехватывал спазм. Илан забыл о «Паранойе» и цепи событий, которые привели его в клинику. Сейчас ему хотелось одного – помочь несчастной.
Илан подошел ближе, и у него появилось ощущение дежавю: он знал эту женщину, говорил с ней, касался…
– Я пришел помочь, – мягко произнес он. – Мы вас выведем отсюда, хорошо?
Она не отреагировала. Зрачки глаз были сильно расширены, белки налились кровью. Возможно, ее накачали наркотиками? Илан смотрел на стены, исписанные словом «Жакоб», и представлял, как бедняжка снова и снова лихорадочным движением выводит одни и те же буквы. Он помог ей встать. Женщина сильно горбилась, ее качало. Хлоэ шагнула через порог, завороженная танцующими на стенах буквами.
– И это, по-твоему, игра? – с упреком в голосе спросил Илан стоявшего в дверях Филозу.
Тот промолчал. Илан начал снимать с женщины смирительную рубашку.
– Может, не стоит? – спросила Хлоэ.
– Перестань, она же едва на ногах держится.
Илан осторожно расстегнул ремни. Женщина не сопротивлялась и не реагировала. Он заметил засохшие желтые пятна на пижамных штанах несчастной. Руки ей склеили скотчем, чтобы она не могла разжать кулаки.
– Что за гнусность, – скривился Илан. – Каким чудовищем нужно быть, чтобы сотворить подобное?
Он принялся аккуратно разматывать липкую ленту, стараясь не причинить незнакомке боль. Затекшие пальцы разжались, она уронила руки, и на пол упал ключ.
Ошеломленный Илан поднял кусочек металла и посмотрел женщине в глаза. Ему хотелось схватить ее за плечи и вытрясти всю правду.
– Так кто же ты такая? Откуда взялся ключ? Кто тебе его дал? Гадес? Когда прекратится треклятая игра?
Выражение лица женщины не изменилось, глаза остались пустыми. Илан утратил способность рассуждать здраво: «Паранойя» не отпускала его.
Кто-то коснулся его плеча.
– Рисунок отца у тебя с собой? – спросила стоявшая прямо под камерой Хлоэ.
Илан вытащил листок из кармана и протянул ей. Девушка постучала пальцем по буквам «Н», стоящим перед цифрами, обозначающими длины волн.
H
H
H
H
H
– Что они тебе напоминают?
– Я думал об этом дни и ночи напролет – и ни до чего не додумался.
Хлоэ показала на стены, исписанные буквой «Н» и словом «Жакоб». Буквы были расположены в том же порядке, что и на зашифрованной карте, но стояли ближе друг к другу, образуя четкий рисунок.
– Лестница! – воскликнул Илан. – Черт, это же лестница, такая же, как…
Он не договорил и снова стал рассматривать рисунок отца под углом сделанного открытия.
Все вдруг стало совершенно ясно. Последовательность
Н 470
Н 485
Н 490
Н 580
Н 600
превратилась в
HJ
HA
HC
HO
HB
– Лестница Иакова… что-то знакомое.
– Ну еще бы, – вмешался Филоза. – Книга Бытия. Библия.
– Ты нашел Библию в палате № 27, – напомнила Хлоэ. – В палате…
– Люки Шардона. В этом нет никакого смысла.
– Мне кажется, мы попали в игру, в «Паранойю», сразу после так называемого несчастного случая с твоими родителями…
Продолжить рассуждения они не успели. Черноволосая женщина издала пронзительный вопль и принялась раздирать ногтями лицо.
Филоза подскочил, воткнул ей в спину иглу шприца и ввел лекарство.
Через пять секунд она отключилась.
59
Они отнесли незнакомку в комнату Хлоэ.
Ее тело было почти невесомым, но сердце билось ровно, пульс не частил. Судя по всему, лекарство в шприце было мощным седативом.
Хлоэ начала обрабатывать лицо несчастной антисептиком.
– Я уже видела такие увечья у шизофреников и истериков. Когда их терзают галлюцинации, они причиняют вред самим себе.
– Сколько ей, по-твоему, лет? – спросил Илан.
– Думаю, около сорока.
– Она очень слаба, – сказал Филоза, – до города с нами точно не дойдет.
– Значит, мы ее понесем, – отрезал Илан.
– Полагаешь, мы выберемся? Снега намело по пояс.
– Придется постараться. Никто не будет искать нас в этой клинике. По очень простой причине: никто не знает, что мы здесь.
– Ну, исчезновением Жигакса и его конвоиров наверняка в конце концов заинтересуются.
– Конечно. Когда-нибудь. Но я не хочу ждать.
Протяжно завыла сирена, и они замолчали, как загипнотизированные. Повсюду, кроме жилой зоны, погас свет.
Трое игроков встревоженно переглянулись: Ябловски так и не вернулся.
– Фред мог пораниться, – предположил Илан, глядя в глаза Филозе. – Как он выглядел, когда ты уходил?
– Физически – как обычно, но психологически был в ужасном состоянии.
– Я уверена, что с Ябловски ничего не случилось, – нервным тоном произнесла Хлоэ. – Он уж точно чувствует себя лучше нее. Можешь сходить за моими теплыми перчатками, Илан? Наденем бедняжке на руки и склеим края пластырем, чтобы она не покалечила себя, когда проснется. Я не хочу снова запихивать эту женщину в смирительную рубашку, она больше не пленница.
Илан принес перчатки, и Хлоэ осторожно натянула их на руки с окровавленными ногтями.
– Я останусь с ней. Все уладится. Завтра мы будем в безопасности, живые и здоровые.
Словно по молчаливому уговору, никто не заговаривал о Ябловски. Что могло случиться? Почему он не подает признаков жизни? Илан вернулся в свою комнату, сел на кровать и открыл Библию, найденную в палате № 27. От томика пахло пылью и плесенью. Прикосновение к книге вызвало в памяти яркие, четкие картины. Вечер, отец укутывает его одеялом и читает отрывки из Завета. «Сколько мне лет – десять? Одиннадцать?» Прежде чем погасить свет, Жозеф Дедиссет клал толстый том на тумбочку и целовал сына в щеку. Когда отец выходил, Илан доставал из-под подушки фонарик, залезал под одеяло и долго читал.