Самолёт остановился, его двигатели стихли. Пассажиры вокруг Кэрол и Цинка принялись надевать пальто и шляпы.
– Женщины подавляют деятельность одного полушария, мысля другим. У мужчин нет такой способности, – сказал Цинк. – Мы видим наложение на "мозговых экранах".
Нужно ли нам пренебрегать очевидным фактом, чтобы быть политически лояльными?
– Мужчины и женщины – это два разных вида, – сказала Кэрол. – Но им случается бывать сексуально совместимыми.
– Совместимыми? – переспросил Цинк.
И они оба принялись хохотать.
– Чем хороша лимбическая система для противостояния внешним условиям? Зачем сохранилось такое деструктивное стремление?
– Нашей самой мощной побудительной силой является потребность быть уверенными в своём выживании и воспроизведении наших собственных генов. Это объединяет самосохранение и выживание вида. Ксенофобия защищает от внешних условий. Она побуждает нас содержать наш банк генов в "чистоте". Наш рациональный мозг развился, чтобы создавать лучшие виды оружия. Цивилизация всего лишь побочный эффект. Эволюция не заботится о «правильном» поведении, но требует от нас, чтобы мы воспроизводили себя наилучшим образом. Этот инстинкт предвосхитил наш рациональный мозг, и вот почему фанатизм и расизм никогда не исчезнут. Чтобы избавиться от них, мы должны были бы влезть в самую сердцевину головы каждого человеческого существа.
– Я тебе рассказывал о Карадоне? Он работал со мной по делу Вурдалака.
– Это тот парень, который спас твою задницу в прошлом году?
– Билл – видеофанатик, который коллекционирует старые фильмы. Он присутствовал, когда Джо рассказывал мне о трёх мозгах. Карадон придерживается теории, что фильмы о чудовищах являются фильмами, вызванными прорывом наружу чувственности.
"Франкенштейн", "Чужой", "Война миров", «Они» и "Нечто". Монстры – это всего лишь воплощение реально существующих "чужих". Мы сидим в затемнённом кинотеатре и изливаем свою ненависть на экран. За чужими масками чудовищ скрывается наша собственная ксенофобия. Вот почему фильмы ужасов так популярны. Они позволяют нам убивать тех, кто находится вне нас самих, при помощи посредника.
Цинк взял набросок и постучал пальцем по трём слоям.
– Внутренний мозг, эмоциональный мозг, рациональный мозг, – сказал он.
– Доктор Джекилл…
Его палец переместился от внешнего мозга к лимбической системе.
– Встречается с мистером Хайдом.
БОЛЬШОЙ ПАРИК
Ванкувер
10:00 утра
Главный судья Британской Колумбии был не тем человеком, с которым было легко справиться. Уже в течение двадцати шести лет Калвин Каттер был прикован к своему Позорному столбу, сев на место судьи уже достаточно консервативным юристом по морским делам, затем всё более склоняясь вправо по мере того, как уголовные дела ожесточали всё больше то немногое, что ещё оставалось податливым в его разуме.
Один из острословов коллегии адвокатов прозвал его "Чёрной дырой Кала Каттера" – столь тщетны были самые лучшие аргументы, которые тонули в его приговорах, никогда не находя отклика.
Правоохранительная система этой страны (как и любой страны, использующей состязательную систему правоохранения) включает в себя и самых наименее уважаемых граждан. На долю прокурора достаются самые серьёзные препятствия, поэтому он располагает кошельком народа и полицией для своей поддержки. Адвокат наносит ответные удары, и вы слышите звяканье тюремной решётки.
Судьи становятся судьями по милости политиков, и политики наполняют суды теми, кто мыслит "надлежащим образом". С точки зрения адвокатов эта игра является "русской рулеткой", в которой проигравшие попадают на суд "Угрей". «Угри» являются верноподданнической кликой, неукоснительно подчиняющейся приказу, которая знает, как должно быть решено дело ещё до того, как оно попадает на предварительное рассмотрение. В любом томе судебных отчётов, используемых в качестве прецедентов, содержатся приговоры, лишённые как здравого, так и правового смысла. И неизменно такие судебные решения касаются ужасающих фактов – убийства детей, изнасилований с убийством и тому подобных преступлений. Расхожее выражение, употребляемое при такого рода ошибках, гласит: "Тяжёлые преступления порождают плохие законы". В адвокатском варианте это звучит, как "свидетельство качества работы "Угрей".
Адвокат, чувствующий себя обиженным, может отважиться на "купание среди больших белых акул". В отличие от Онтарио, которое представляет либеральное крыло, апелляционный суд Британской Колумбии является консервативным. И королевская власть, и адвокаты любят называть его "яблочным судом" ("в каждой корзине есть одно или два гнилых"). Кто является гнилым яблоком, зависит от точки зрения; при этом кандидатами на это звание обычно являются "Непогрешимый", «Недоразумение» и "мистер Золотая Середина".
Недоразумение получил своё имя в тот день, когда он попал в суд и произнёс приговор, написанный своими тремя коллегами-судьями. Дело касалось укрывательства наркотиков, которому предшествовала кража. Когда Недоразумение объявил, что апелляция удовлетворена, адвокаты апеллировавших прямо из суда отправились пить шампанское. По ошибке Недоразумение прочёл последнюю строчку вычеркнутого приговора. Настоящий же приговор присуждал укрывателя к смертной казни.
Апелляционный суд заседает при нечётном числе судей. Это гарантирует то, что он никогда не попадает в тупик. Когда приговор произносится с места, в отличие от письменного изложения обстоятельств, председательствующий первым высказывает своё мнение, а за ним высказываются остальные, говоря "Я согласен со своим коллегой" или возражая ему.
В свой первый день на месте судьи мистер Золотая Середина (который на практике составлял завещания) не смог уловить этого простого положения. Подойдя к завершению первого дела, председательствующий сказал: "Я удовлетворяю эту апелляцию". Следующий старший судья сказал: "Я отклоняю эту апелляцию". Мистер Золотая Середина – не из тех, кто гладит против шерсти – примирил их, сказав: "Я согласен с обоими своими коллегами".
И был ещё Каттер, составляющий свой собственный класс.
Главный судья имел так много кличек, что трудно проследить происхождение их всех. "Ром, Содомия и Плеть", "Железный Кулак в Железной Рукавице", "Улыбающаяся Гадюка", «Луноликий» – список можно было бы продолжать. Позднее адвокаты прозвали его "Мистер Уловка-22". Это проистекало из его логики в суде:
Пример номер один:
– Мистер Пибоди, у вашего клиента есть доказательства?
– Нет, милорд главный судья. Но он и не обязан их иметь.
– Спокойней, спокойней, мистер Пибоди, все мы знаем закон. Обычный судья не может указывать на ложность показаний заключенного. Мы же, однако, являемся апелляционным судом, и по моему мнению, отсутствие у него доказательств достаточно красноречиво. Это тот самый случай, когда заключённый не нашёл правильного ответа. Апелляция отклонена.
Полминуты спустя, пример номер два:
– Мистер Пибоди, ваш клиент представил доказательства?
– Да, милорд. Представил.
– Ах, так, но ему не поверили, иначе вы не были бы здесь. Уголовный суд заслуживает исключительного доверия. Вашему клиенту представлялся случай доказать свою невиновность, но он представил фальшивые доказательства для своей защиты. По-моему, одного этого достаточно, чтобы вынести приговор. Апелляция отклонена.
Мнение адвокатов о Каттере не знало никаких границ. Адвокат, покидающий большую землю и направляющийся на Ванкувер-Айленд, прибывает на пирс, когда его корабль покидает порт. На берегу и на палубе находятся сотни людей. Узнав знакомого коллегу на борту, адвокат, находящийся на берегу складывает ладони рупором и орёт: "Ты слыхал хорошую новость, Фрэнк? Главного судью свалил серьёзный сердечный приступ". Каттер, однако, выжил и снова занял своё место на судейской скамье.
– Войдите, – приказал он, когда секретарь постучал.
ДеКлерк, Чандлер и Тэйт шагнули в кабинет главного судьи. Секретарь прикрыл дверь, отрезая им путь к отступлению. Комната являла собой причудливую смесь датского модерна и морской спасательной службы. Широкие угловые окна выходили на Фолс-Крик. Перед стеклом был установлен корабельный штурвал; рядом с ним медный телескоп был направлен на снующие внизу яхты. Стены, окрашенные в тёмно-синий цвет, были увешаны открытками с изображениями галеонов, а корабли, собранные в бутылках, окружали стопки голубых апелляционных книг. "Ром, Содом и Плеть" был морским человеком.
– Главный судья Верховного Суда изъявила желание поприсутствовать, – сказал Каттер, кивая в сторону женщины, сидевшей перед его столом.
Главный судья Британской Колумбии руководил апелляционным судом. Главный судья Верховного Суда курировал уголовные суды. Когда Элизабет Туссен поднялась и протянула свою изящную руку, Тэйт окинула ее тем взглядом, каким женщины окидывают друг друга. Туссен была одета в мантию налогового суда: чёрную шёлковую накидку с алой отделкой, хорошо сочетающуюся с надетым под нее простым чёрным платьем с отложным белым воротничком и V-образным вырезом. Тэйт расценила её как женщину крайне сдержанную и подумала о том, чем она должна была пожертвовать, чтобы подняться так высоко к пятидесяти годам? Над патрицианскими глазами и сдержанной улыбкой каштановые волосы Туссен контрастировали с её мантией.
– Не будем терять времени, – сказал Каттер. – У меня много работы.
Главный судья был коротышкой с губами, напоминающими трубку. Адвокаты называли его "Луноликим", так как его лицо напоминало задницу.[7] Он выглядел так, будто кто-то надул его насосом.
– Итак? – спросил Каттер. – Что это, псих разошёлся?
Он не пригласил копов сесть, поэтому они остались стоять.
– Беспокоит знак зодиака, – сказал ДеКлерк. – Двое судей убито, и с обоими убийствами связан один и тот же символ. Моя уверенность в том, что это работа одного и того же убийцы, основывается на общих обстоятельствах обоих преступлений. Хотя мы и не можем сбрасывать со счетов тот факт, что вчерашние газеты перепечатали сан-францисскую записку. Человек, совершивший убийство прошлой ночью, мог быть и подражателем.