Тогда присядемте, я вам здесь расскажу, в чем дело, и если вы мне поверите, тогда бояться перестанете.
Да я и не боюсь, — сказала Лиза.
Я знаю, знаю, — перебил ее Вася, — вы поступили
правильно. — И как бы вскользь добавил: — А я ведь шел к вам кик к знакомой. Мне про вас говорил Алексей Антонович Мирвольский.
Алексей Антонович? — отступив, спросила Лиза. — А чего он вам про меня говорил?
Он говорил, что прислугой у Маннберга хорошая, честная, милая женщина. Звать ее Лизой, — он открыто смотрел ей прямо в глаза, — а больше он ничего не говорил. Я уж сам подумал, что такая женщина может стать хорошим другом.
Лиза конфузливо опустила глаза и с сомнением спросила:
Вы-то сами откуда знаете Алексея Антоновича?
Мы с ним еще мальчиками вместе в школе учились. А потом, вот видите, он стал врачом, а я — чернорабочим. В городе с ним нечаянно встретились, он мне вас и назвал.
Чего ж ему было меня называть? — все еще не доверяя словам нового своего знакомца, спросила Лиза.
А это уж я у него выпытал, — засмеялся Вася. — Сказал ему, что еду сюда, людей здесь знакомых нет никого. Сами знаете — и хорошие бывают люди и плохие; с плохими-то я дружбу водить не люблю. Ну, он и назвал вас. Посоветовал с вами познакомиться. Она тебе, мол, и про других людей расскажет.
Да что же я вам расскажу? — стремясь закончить неожиданный для нее разговор, вымолвила Лиза. — В душу к человеку не влезешь, хороший он или плохой. Да потом, ведь это тоже кому как. Одному он хороший, а другому плохой. Нет, я не знаю…
— Да как вы сами о них думаете, так и скажите. Лиза недоверчиво улыбнулась. Нет, право, странный
этот парень! Так привязался… Вообще-то, видать, простой, бесхитростный человек. Вон лицо у него какое слав-пое! Может, и верно, сразу в худое знакомство попасть не хочет? Вместе в школе с Алексеем Антоновичем учился… Выходит, Алексей Антонович худого ничего не сказал, даже вон познакомиться с ней парню этому посоветовал. Доктор суровый на взгляд, а сердечный.
— Да вот я сама первая плохой человек, — все теплее улыбаясь, сказала Лиза, — так вы со мной и не знайтесь. На этом и покончим разговор.
Хорошо, — засмеялся Вася, — согласились. Самый плохой человек здесь — это вы. И больше плохих вы мне не называйте. А только самых хороших. Ну, кто вам здесь нравится? Вы, наверно, часто встречаетесь с рабочими?
.— Встречаюсь, конечно. Есть славные люди, многие нравятся, — сказала Лиза, — ну вот хотя бы и Еремей, и Марк, Архип Данилыч тоже. Леонтий — его тут просто Левкой зовут, — да мало ли… Вот Иван Прокопьич хороший мужик… Вы уж сами лучше ищите.
Ну и на том спасибо вам, Лиза, — тряхнул головой Вася. — Вижу, вы торопитесь. Я не буду вас больше задерживать.
Да нет, я ничего, — сказала Лиза, — успею. Только мне удивительно: поговорили мы с вами вовсе пи о чем… — Он ей все больше нравился, этот скромный и веселый парень.
А тогда, если вы меня перестали бояться, мы с вами и еще поговорим, — предложил Вася. — Хотите, будем встречаться? Приходите опять завтра сюда. А если боитесь, прямо скажите. Чего ж тут стесняться!
Бояться мне вас нечего, — твердо сказала Лиза, — а так только, неловко и ни к чему. Чего я с вами буду встречаться?
Да неужели вам не скучно одной? — воскликнул Вася. — Я ведь знаю: вы все сидите одна. А человек-то человеку друг.
Кабы так, — опять улыбнулась Лиза. — Люди наоборот говорят, человек человеку волк.
Зря говорят, — укоризненно сказал Вася.
По себе знаю.
Неверно э^о. Хотите, я вам докажу?
Ничем вы не докажете, — настаивала Лиза.
А вот чем: если вы свое не докажете, значит, я прав.
Лиза в этом легком споре оживилась. Было забавно и интересно говорить с таким человеком. Вот уж и давно надо пойти бы, да, ей-богу, от него никак не уйдешь!..
Я-то докажу! — уверенно сказала Лиза.
Попробуйте, да не выйдет, — посмеивался блестящими черными глазами Вася.
_- Выйдет, говорю…
_- А я говорю: не выйдет…
_ — Выйдет! Только некогда мне.
_ — А вы завтра приходите.
_- Да я не знаю…
— Приходите. Ну, право же, Лиза, приходите! Я про
Петербург расскажу: какие там улицы, дома, заводы, как рабочие там живут. Хотите? Я вас буду ждать.
Не знаю…
Придете?
Однако нет…
Она много думала вечером и утром на следующий день колебалась, а потом все же пошла.
«Начнет не те слова говорить — уйду, и все», — решила она.
Но, проговорив с ним добрый час, Лиза вернулась домой с твердым убеждением: Вася — порядочный человек, не какой-нибудь ветрогон, охальник.
И после этого без колебаний стала встречаться с ним каждый день. Говорили они о многом, чаще всего о жизни простых людей, но в конце разговора у них всегда получался спор: Лиза говорила, что на земле горя много, а Вася убеждал, что счастья больше, чем горя, только надо это счастье взять самому.
Найти, может, — оспаривала Лиза.
Нет, взять. Взятое с бою — крепче.
А горе куда девать? — спрашивала Лиза.
Его надо своими руками уничтожить. Счастье взять, а горе уничтожить.
Ох, какой вы удалый!
Вася в ответ на это только посмеивался.
15
Маннберг с утра был не в духе. На одиннадцатой версте, у мостика через лесной ручей, насыпь дала осадку, полотно перекосилось, и паровоз, шедший на полной скорости с составом порожняка свалился с рельсов. Серьезно повредило четыре платформы, ранен кочегар, на целый день остановится движение. Отчего это произошло? Не удалили предварительно полосу плывучего грунта, а сразу стали сыпать на него песок. Потом постепенно пучинные воды стали просасываться в насыпь, песок осел — и вот… Не с кого теперь и требовать, сам он тогда при устройстве насыпи присутствовал. Убытки, конечно, не так велики, но может слух дойти до высшего начальства. Не будет ему такого доверия, как теперь.
Он только что вернулся с места происшествия и сидел за своим письменным столом, мрачно поглядывая в окно и выбивая пальцами дробь на переплете какого-то справочника. Лиза знала, что в такие минуты лучше к нему и не подходить. Она приготовила хозяину завтрак, но нести не решалась, ждала, когда Маннберг сам ее позовет.
Дочка!..
Лиза подбежала к входной двери вагончика. Кто это там так не вовремя? Дочкой ее звали многие…
У подножки вагончика стоял пожилой рабочий, в изодранной черной рубахе и сплошь залатанных штанах, очень бледный, взволнованный. Лиза знала его: зовут Иваном Прокопьевичем, он откуда-то из-под Челябинска. Хороший человек. Трудно живется ему, семья большая, а зарабатывает мало, хворает все.
Дочка, инженер дома?
Лиза оглянулась, предостерегающе погрозила пальцем Ивану Прокопьевичу.
Тихо! Шибко он сердитый сегодня.
Какой есть, — тяжело вздохнул Иван Прокопьевич. — Позови его, дочка.
У Маннберга был заведен такой порядок, что рабочим в вагончик заходить не разрешалось. Он сам выходил к ним и выслушивал их устные просьбы, стоя на подножке. Часы для таких разговоров были установлены строго определенные. Иван Прокопьевич пришел в неположенное время.
Ой, уйдите лучше, — сказала Лиза. — Ничего я ему говорить не стану.
Вот как нужно мне! — прижал руки к груди Иван Прокопьевич и закашлялся. — Ну, позови, дочка…
Лиза жалеючи посмотрела на него и все же пошла к Маннбергу.
Гони его прочь! — приказал Маннберг, уставившись на Лизу маленькими злыми глазами. — Пусть знает свое время. Поняла?
Смущаясь, Лиза передала слова Маннберга рабочему. Тот горестно взмахнул руками, было отступил, но потом передумал и, ухватившись за длинные медные ручки, стал подниматься по ступенькам в вагончик. Лиза испуганно зашептала:
Ой, нельзя, нельзя… — и собою загородила ему
дорогу.
Шум у вагончика донесся до Маннберга. Он повернул голову, прислушался и потом, вдруг сорвавшись с места, выбежал в тамбур. Лиза в страхе отступила в сторону. Иван Прокопьевич, вцепившись в медные ручки, остался стоять на нижней ступеньке.
Так, — сквозь стиснутые зубы прошипел Манп-берг, — значит, уже в вагон полезли?
Господин инженер, — просительно сказал рабочий, — письмо из дому я получил. Жена померла…
Ну и что же?
Двое ребят осталось. У чужих людей…
А я при чем? — холодно бросил Маннберг.
Погибнут ведь! Денег бы послать им надо…
Да мне-то какое дело до этого?! — зло и во весь голос вскрикнул Маннберг.
Денег просить пришел я, — закончил Иван Прокопьевич, кланяясь.
Денег? Каких же денег ты от меня хочешь? Все рабочие деньги у меня получают через артельщика.
Нет у меня заработанных, — сказал Иван Прокопьевич, закашлялся и одной рукой схватился за грудь, — проболел я весь месяц.
Так ты чего же хочешь? Чтобы ты не работал, болел, а я бы тебе деньги платил? Так, что ли? — Маннберг брезгливо посмотрел на него сверху вниз. — Зачем ты ко мне пришел?
Разрешите дать вперед, господин инженер. Поправлюсь — отработаю…
Фью! — свистнул Маннберг. — На это вы все мастера. — И вдруг снова сорвался на крик: —А плывун на одиннадцатой версте как вы засыпали? Поползла па-сыпь! А кому я за нее платил денежки? С кого теперь получать буду? Подлецы! Бездельники! Ишь ты, он еще за деньгами пришел…
Господин инженер, — слова Маннберга, как бичом, ожгли рабочего, он сразу весь так и вытянулся, — господин инженер, подлецом вы меня не лайте! У меня несчастье, и я…
Не лайте? — по слогам выговорил Маннберг. — Ах ты, мерзавец! Вот тебе!
Он приподнял ногу и с силой ударил в грудь Ивана Прокопьевича. Тот, выпустив поручни, кульком упал на землю. Лиза сбежала вниз, помогла ему подняться.
Маннберг, зло выругавшись, пошел к себе в кабинет.
Как он… каблуком… — превозмогая боль и весь сгибаясь крючком, шептал Иван Прокопьевич, — в грудь прямо… Я к нему… с поклоном… а он… ногой, как собаку…
Тихонько, запинаясь за шпалы, Иван Прокопьевич побрел по линии к баракам. Лизе хотелось его проводить, но сделать это она не посмела: еще и с ней потом так расправится Маннберг. Ей не раз приходилось слышать, как он кричал и ругался на рабочих, видеть, как замахивался на них тяжелой кизиловой тростью, но все же не бил. А теперь — ногой прямо в грудь… И за что?