— Прекрасно, — сказала я.
— Дальше — лучше, — сообщил Дольф.
— А куда уж лучше?
— Убийство, за которое он сел, было человеческим жертвоприношением.
Я еще пару секунд переваривала услышанное.
— А как была убита жертва?
— Ножевая рана, — ответил Дольф.
Я рассказала ему про только что осмотренное тело.
— Непосредственные нападения демонов ушли в историю вместе со средними веками, — заметил Дольф.
— Им надо было выдать это за нападение троллей, — сказала я.
— Ты с ними уже говорила. — Дольф не спрашивал.
— Ага.
— Зачем?
— Они хотели меня напугать.
Послышалось шуршание бумаг на том конце.
— И чего они хотели добиться?
Я рассказала Дольфу почти все. И что ни черта не могу доказать, тоже сказала.
— Я говорил с одним копом из Майами. Он сказал, что Найли признался ему в двух убийствах, рассказал детали, но без зачтения прав, так что в суде эти показания недействительны. Он любит издеваться.
— Считает себя неприкосновенным, — сказала я.
— Но духи ему сказали, что ты его убьешь.
— Так заявляет его ручной экстрасенс.
— Когда я называл имя и просил информацию, полиция по всей стране из кожи вон лезла, чтобы дать хоть что-нибудь, чем можно прижать этого парня.
— Плохого парня, очень плохого, — сказала я.
— Он и собственными руками убивать не брезгует, Анита. В Майами считают, что не меньше двух трупов — его личная работа. Ты там будь осторожна как сам черт. И если найдешь хоть намек на улику преступления, звони мне.
— У тебя здесь нет полномочий, Дольф.
— Это уж ты предоставь мне. Ты мне только дай улику, а я уж найду кого-нибудь на месте, с полномочиями и с горячим желанием упрятать этого типа.
— Он в верхней строчке хит-парада?
— Он сделал своей профессией нарушение закона и никогда не сидел в камере дольше двадцати четырех часов. И очень много народу во многих штатах очень хотели бы прекратить его деятельность.
— Я посмотрю, что я могу сделать.
— Анита, я имел в виду не убийство, а арест.
— Я это знаю, Дольф.
Он помолчал секунду:
— Я знаю, что ты знаешь, но все равно считал, что сказать надо. Анита, не убивай никого.
— Разве я способна нарушить закон?
— Анита, не начинай.
— Извини, Дольф. Спасибо за информацию. Ты мне дал больше, чем я рассчитывала. Я его видела, и меня это все не удивляет. Жутковатый тип.
— Жутковатый? Анита, он не просто жутковатый!
— Дольф, ты беспокоишься?
— Ты там ходишь по канату без страховки, Анита. Местные копы тебе не друзья.
— Это слабо сказано. Но сейчас сюда приехали на убийство копы из полиции штата.
— Я приехать не могу, — сказал Дольф.
— Я бы тебя и не стала просить.
Он молчал так долго, что я спросила:
— Дольф, ты еще здесь?
— Здесь. — Голос у него был далеко не веселый. — Ты помнишь, я тебе сказал никого не убивать?
— Конечно.
— В суде я от этого отопрусь, но не раздумывай, Анита. Если будет так, что ты или он, — выбирай правильно.
У меня отвисла челюсть.
— То есть ты мне предлагаешь его убить, если представится возможность?
Снова долгое молчание.
— Нет. Но я говорю, чтобы ты не давала ему взять верх. Оказаться в руках этого человека тебе не хотелось бы. На некоторых найденных телах обнаружены следы пыток. Он в этом смысле очень изобретателен.
— Так, Дольф, о чем ты еще мне не рассказал?
— У одного из покойников голова плавала в бассейне. Следов оружия не найдено, будто ее просто оторвали. Тела не нашли. И все остальное тоже в этом роде, Анита. Не просто насилие, а жуть и мерзость.
— Ты внесешь за меня залог, если я его завалю и меня поймают?
— Если тебя поймают, этого разговора не было.
— Могила, — заверила я.
— Посматривай, что у тебя за спиной, Анита. По всем этим документам твой Найли — беспредельщик. Социопат полный, и эти Бек и Харт такие же.
— Я буду осторожна, Дольф. Обещаю.
— Не надо осторожной, будь безжалостной. Мне не хочется опознавать то, что от тебя останется после его рук.
— Ты меня пугаешь, Дольф?
— Да, — ответил он и повесил трубку.
Я тоже повесила трубку и села на кровать посреди знойной и душной комнаты. И мне стало страшно. Так страшно, как ни разу еще здесь не было. Дольфа не так-то легко напугать. И я никогда не слышала от него таких речей, ни о ком и ни о чем.
Натэниел тронул меня за ногу:
— Что случилось?
Я покачала головой, но потрясение никуда не ушло. Дольф, воплощение Закона и Порядка, подговаривает меня кого-то убить. Сама полиция велит мне нарушить закон. Жутко до невозможности. Но под этим ошеломлением скрывался страх, тоненькое, дрожащее ощущение непокоя. Демоны. Их я не люблю. Им плевать на серебряные пули и вообще на все. Ричард в своей вере силен. А у меня как раз сейчас — кризис веры и морали. Я сплю с нежитью и обманываю одного любовника с другим. И сейчас на моем счету куда больше убийств, чем было в прошлый раз, когда пришлось иметь дело с демонической силой. Не чувствовала я себя сейчас чистой и безгрешной. А это необходимо, когда идешь против демонов. Необходима уверенность.
Натэниел положил мне голову на колени:
— У тебя такой вид, будто тебя навестил призрак.
Я посмотрела на голого мужчину, который положил голову мне на колени. Нет, сейчас я сама живу в стеклянном доме, а никто так хорошо не умеет бросать камни, как демоны. Они знают, в какую точку бить, чтобы вся эта чертова конструкция разлетелась с оглушительным звоном. Очень мне не хотелось проверять, насколько именно далеко отпала я от благодати.
Глава 38
Черри вошла в комнату в джинсовых шортах и коротеньком белом топе. Ее небольшие груди упирались в ткань. Меня природа слишком щедро наделила, я даже и думать не могу ходить без лифчика, но все равно, хоть грудь у нее и маленькая, в таком топе лифчик нужен. Да, я ханжа.
Желтые волосы Черри еще не высохли. Она вошла мягкой походкой, на своих длинных ногах, одновременно развратно-расслабленная и неестественно грациозная.
Мне достаточно было только посмотреть, как она входит, чтобы снять голову Натэниела со своих колен. Только силой воли я смогла от него не отодвинуться. Мы ничего плохого не делали, и все равно мне было неловко.
— Иди теперь ты, — сказала Черри. — Я посижу с Натэниелом.
— А Зейн уже вышел?
В холле послышалось движение, и появился Зейн. Он тоже был одет в джинсовые шорты и ничего больше. Только на бледной узкой груди блестело это вечное кольцо в соске.
— Ты никогда эту штуку не снимаешь? — спросила я.
Он улыбнулся:
— Если я сниму кольцо, дырка зарастет и снова придется ее прокалывать. Может, я и второй сосок проколю, но не хочу повторно прокалывать первый.
— Я думала, ты любишь боль.
Он пожал плечами:
— В определенных ситуациях, с голыми женщинами. — Он чуть дернул кольцо, натягивая кожу. — А когда прокалывали, было чертовски больно.
Я внимательно осмотрела его худощавую, даже слишком тощую грудь, особенно вблизи правой руки.
Там, где плечо соединяется с грудью, виднелось темное пятно, но ничего больше.
— Это все, что осталось от пулевой раны? — спросила я.
Он кивнул и сел в изножье кровати, потом влез и лег рядом с Натэниелом и слишком близко ко мне.
— Можешь потрогать эту рану, если хочешь.
— Нет, спасибо, — скривились я и стала на четвереньках слезать с кровати, аккуратно положив голову Натэниела на постель. И остановилась. Марианна говорила, что Райна питается от моего смущения, что если я не буду так стесняться мелочей, Райна потеряет часть своей власти надо мной. Интересно, это правда?
К Зейну меня не тянуло, прошлой ночью это была целиком Райна. Ее тянуло ко всему, что дышит, и кое-чему из того, что не дышит, — тоже. Я стиснула зубы и протянула руку к Зейну.
Он сразу застыл, лицо его стало очень серьезным, будто он понял, чего мне стоило протянуть к нему руку. Я коснулась раны. Кожа была гладкой, блестящей, как на шраме, только мягче и эластичнее. Я стала ощупывать рубец, исследовать его. Он был какой-то пластмассовый и в то же время мягкий, как кожа младенца.
— Смотри-ка... прохладно.
Зейн осклабился и чем-то напомнил мне Джейсона. От этого воспоминания мышцы плеч у меня отпустило — я даже не заметила, как они напряглись.
Черри подошла сзади и стала массировать ему плечи.
— Никогда не перестаю поражаться, как мы быстро исцеляемся.
Я хотела убрать руку — просто потому, что Черри тоже его сейчас трогала. Мне удалось заставить себя не снимать руку с раны, но я перестала ее исследовать — просто касалась, и это все, чего я смогла от себя добиться.
— Мышцы сводит иногда, когда заживают раны, — пояснила Черри. — Вокруг раны возникают спазмы, будто мускулы не успевают за скоростью заживления.
Я медленно убрала руку и стала смотреть, как Черри массирует плечи Зейна. Натэниел ткнулся носом мне в ногу, завел на меня глаза. Я не отодвинулась, и он это воспринял как позволение положить голову мне на бедро и устроился с довольным вздохом.
Зейн перевернулся на спину по другую сторону от меня, не трогая, но глядя на меня очень внимательными глазами.
Черри осталась сидеть в изножье кровати, тоже глядя мне в лицо. Все они смотрели так, будто я — центр их мира. Я видала, как собаки так глядят на хозяев во время дрессировки или испытания. Для собак это нормально, а в людях это нервирует. Я никогда не заводила собаку, потому что не считала себя достаточно ответственной для этого. А теперь у меня откуда ни возьмись три леопарда-оборотня, и я точно знаю, что недостаточно ответственна для такой обязанности.
Я положила руку на теплые волосы Натэниела. Зейн вытянулся во весь свой шестифутовый рост, потянулся, выгнув спину, как огромный кот. Я засмеялась:
— А мне что делать? Почесать тебе животик? Засмеялись все, даже Натэниел. Я поняла, и это было потрясением, что впервые слышу, как он смеется. Молодо и весело, как школьник. Он лежит голый, со следами когтей на заднице, и смеется, положив голову мне на колени, счастливым смехом.