Эвис задержалась у ограды и хотела присоединиться к ним, чтобы развеять угнетавшие мысли, отдаться простым забавам и не торопить рассвет, но, передумав, направилась к площади.
За святилищем Нидри, — как она и ожидала, — было тихо и безлюдно. Взойдя на ступени, хронавт поклонилась изображению Ликора и шагнула в темноту, чтобы лучше видеть строгий лик и стрелы обелисков внизу. Довольно долго, как помещенная в эдикулу статуя она стояла без движений принимая лишь лунный свет и тень великого, пока ее не отвлекла одинокая фигура у южной части мемориала. Человек опустился на плиты, объяв голову руками, будто в приступе мигрени, быстро заговорил. Был он один, молитва назначалась Ликору.
Чтобы не слышать сокровенных слов, хронавт направилась к лестнице, следуя тени длинного нефа. Она уже поднялась наверх сооружения, бросила прощальный взгляд на изваяние, и тут узнала в полночном паломнике Данэ.
— Данэ!? — с радостным удивлением произнесла она. Скульптор встал озираясь по сторонам.
— Данэ! — повторила Эвис.
Голос отражался от мраморных граней, звенел в лунном серебре. Аотту казалось зовет его хоровод нимф. Мистический восторг сковал его существо и недосказанная молитва застыла на губах. Даже когда Эвис вышла на освещенный пандус, стала спускаться навстречу, он узнал ее не сразу. Смотрел, обомлев, на божественное видение, радуясь, что тонкий эфир волей истинного творца преобразился именно так! Явился светлой невесомой формой, рассыпался чудными кольцами волос, сиял ясными глазами. Волшебный ореол мерещился аотту вокруг идущей в нему.
— О, Небо! — воскликнул Данэ, лишь Эвис коснулась его руки. — Я думал, схожу с ума! Столько дней и ночей мучаюсь над недостижимым! Молю Ликора! Великий дух! Жду озарения! Но вот, объятая Луной, ты! Что ж теперь?! Только смеяться…
Широко раскрытыми глазами скульптор смотрел на бело-мраморные плиты восходящие к арке, поднятой над нефом, словно волшебная дверь к синим звездам. Неровно дыша, беззвучно шевеля губами, он жил сейчас только образом, внезапно явившемся, встряхнувшем его, как мощный разряд электричества. Теперь он знал наперед каждое единожды верное движение резцом, долгожданное и необходимое. Через день или два таинство свершится — он чувствовал это так же ясно, как биение сорвавшегося с ритма сердца.
— Прости, если я отвлекла, — оказала хронавт. — Узнала тебя…, просто не сдержалась.
— Отвлекла ли?! — аотт рассмеялся. — Небо послало тебя! Как Эю умирающему Акти. Я просил маленькой подсказки, тлеющей искры, а увидел огонь. Божественный огонь! Через токи пространств, через века!..
— Через века…, — хронавт слегка пошатнулась. Он подхватил ее. Эвис с удивлением ощутила, сколько силы в его руках, будто держал ее не изнуренный мучительным поиском человек, а герой аттлийского эпоса.
— Скажи, я чем-то помогла тебе, Данэ? Что означают твои слова?
— То, что я сказал: Небо послало тебя! Моя молитва — крик, а потом ты из Луны и звезды вокруг. Будто лопнули цепи томившие душу в могиле. Могиле бесплодных дней. Я целую пыль дороги приведшей тебя сюда.
— Чем может угодить смертная бессмертному гению? Ты шутишь? Милый мастер, мне одной известна величина твоего замысла, вижу и цену которую ты платишь, — Эвис запустила пальцы в его кудри, нежно ласкала их. — Если бы я знала как тебе помочь… Если эта ночь дала бы тебе крылья.
— Счастливая ночь. — Принесенный тобой образ — чистый светлый восторг и в нем я нашел озарение. Все уже случилось. Как мотив Зам, летящий от светила к светилу, рождающий страстное смятение в душах. Нет, не боги — ты подарила мне бесценный миг/.
— Данэ! Даже не думай так! Если действительно боги привели меня — они все еще следят за нами. И Ликор. И пронизанные праведным духом стены. Они не позволят мне обладать и каплей незаслуженной славы. Уйдем скорее. Твои дерзкие речи лучше слушать в другом месте.
Они миновали, широкую пустынную улицу, холм с Домом Семи и, словно спасаясь от гнева святыни остановившейся позади, спешили по тропе среди душистых кустов розмарина, пока не вышли к ручью.
— Ты права, — остановившись у воды, скульптор грустно улыбнулся и долго, как при первой встрече глядел на Эвис. — Не легко меку было оберегать красавиц от притязаний своих коварных божеств. И много сохранилось печальных историй. Давно ли то было? Ты же прекраснее любого творения Ликса. Всех кто жил до и после него, — он робко коснулся ее талии, ощущая под тонким хитоном волнующее тепло, совсем не похожее на холодную твердь самых изящных статуй.
Запах ее волос, блеск глаз пьянили медленно и неотвратимо. Эвис слышала стук его сердца, вымученное дыхание на шее, щеке, и знала, что это уже другие мучения, не имеющие ничего общего, с теми, исходящими от губительного бессилия. Перед ней был другой человек, по-прежнему милый, но вдобавок полный жажды жизни. Его нежные прикосновения были приятны и пробуждали еще невнятное желание.
— Данэ, что ты хочешь от меня?
— Если бы я имел право на миг твоей любви… — он привлек ее к себе сильнее, ощущая сладостно-манящие линии ее тела.
— Я нужна, тебе? Нужна?
— Глоток воды на горячем песке…
Их губы встретились. Ее тело ослабло и ноги подкосились. Волосы. разметались, смешались с шелковистой травой. Сна не могла и не хотела сопротивляться его ласкам. Только, закрыв глаза, не слыша бессмысленных слов, все глубже тонула в безумном пламени.
Утром туман застлал долину реки, сонные сырые луга. Густая пелена, предвестница близящегося сезона дождей, сползла с гор, лениво слизывая ватными языками привычные краски. Было так уныло и серо кругом, что казалось солнечные дни уже не наступят.
Возвращаясь из Ану, Эвис брела не разбирая дороги, ориентируясь на смутные силуэты, холмов и рощу, скоро исчезнувшую во мгле. Она почему-то вспомнила о безымянном жертвенном камне пикритов, грубой столообразной глыбе порфира возле дороги к Арви. Вспомнила может потому, что там, слушая рассказ о известных скульптурах Ликса, впервые услышала имя — Данэ…
Вымокнув от обильной росы, Эвис подняла, увязала хитон на талии и высокие белые цветы гладили ее ноги. Собрав по пути букет лилий, украсив его причудливой ветвью игольчатого куста, она свернула к старому алтарю и, возложив приношение на круглом камне, некоторое время стояла, слушая блеянье овец, звон колокольчиков и звуки из далекого храма.
— Ты озарила Данэ. Ориест! Еще недавно никто бы не подумал будто небесный закон — справедливость восстановит иноземка!
Хронавт обернулась на голос за спиной. Жрец Тога возник словно призрак из мутной пелены. Черная мантия казалась чернее, а непроглядные глаза смеялись.
— Ты преследуешь меня даже ночью?! Это уже слишком! Зачем? — Эвис смело шагнула навстречу.
— Ты должна прийти в Дом Тога. Когда — мне все равно.
— Что нужно Тогу от меня?
— Нужно тебе. Ни для кого не секрет, зачем ты пришла. Ты получишь ответы на свои непростые вопросы. Я объясню не многое, но достаточно, — он тоже подошел к алтарю и положил рядом с цветами крупный кристалл кварца. — Да, достаточно! Большего не унести. И предупреждаю: за мое откровение придется платить.
— Платить?! — эта мысль показалась хронавту нелепой. Золото для аоттов не представляло большой ценности. Она подумала о миет-метской статуэтке, которая может была бы полезна жрецу, наконец о биорегенераторе — единственной полезной среди ее вещей. За какое откровение и что мог потребовать от нее этот странный из всех людей, то и дело нежданно встречающийся на пути, проявляющий ничем необъяснимый интерес к ее поступкам?
— Разумеется плата в тебе самой, — продолжил аттинец, угадав ее мысли. — Я позже назову цену. И обещаю ты не разочаруешься: она смехотворна в сравнении с тем, что ты получишь.
— Сначала я узнан, что мне предложит Ланатон…
— Мое имя Аманхор. Ты вспомнишь его уже скоро, когда хранители не оставят надежды. Придешь без провожатых, иначе чудесная сделка не состоится, — жрец повернулся и зашагал по тропе. Словно ворон он растаял в клочьях тумана.
Вернувшись к дому охотника Эвис застала Грачева одного, — Хетти и Нейс провожали гостей, — он тесал древко дротика изогнутым ножом и бормотал излюбленные воинственные куплеты из «Моления Хифа».
— Ты, как вестница Гекры: исчезаешь, появляешься печальной тенью — мол не ждите добра. Могла бы предупредить, уходя.
— Я не знала, что задержусь. Хотела уединиться, обдумать вчерашний разговор.
— И обдумывала целую ночь, забыв, что о тебе тоже думают.
Кени снова наряжал вас утопленницами? Разыгрывали этот мерзкий спектакль?
— Я встретила Данэ…, — Эвис отвела взгляд, терзаясь предстоящим объяснением. Солгать или умолчать она не могла.
— Значит, Дана. Стоит несчастному скульптору на минуту покинуть дом, как он непременно встречает тебя. Днем и ли глубокой ночью. Истинно невероятные совпадения! Мистика! Что же вы делали? Обсуждали какая форма больше угодит потомкам? Или как два невинных чада любовались друг другом, не рискуя зажечь свет?
— Мы любили друг друга. Да! Не смотри так! Я сама пожелала и не о чем не жалею.
По мере осознания ее слов лицо Грачева краснело от ярости. Он сжал ее запястье и вдавил сквозь зубы ругательство. Его значения хронавт почти не роняла, но все же испытала такую немилосердную боль, что из глаз потекли слезы. Она вырвала руку из железных пальцев, молча и гордо прошествовала в дом.
Бросив на Эвис тяжелый уничтожающий взгляд, Грачев снял со стены копье и направился в лес.
«Чего давно следовало ожидать», — заключил он, вспоминая ее невыносимо фривольную манеру общения даже с мало знакомыми людьми. С Бамбукового города, а может еще с Аттлы он начал привыкать и пожалуй не замечать этого. Тогда мнилось, что за ее рискованной раскрепощенностью, непринужденной простотой присутствует вполне реальная грань, до которой она позволяет себе нравиться другим и быть в отношениях едва ли не чуть больше дружеских, но которую не по силам преодолеть никому. Грачеву это иногда импонировало. Он приходил в тихий восторг, когда хронавт осаждала незадачливых воспылавших чувством ловеласов одним пронзительным взглядом. Но теперь?!