— Мисс, можете не говорить; вижу итак, какого рода ответ святых чинов, — произнес он на языке, звучание которого стал забывать. — Нет, я не злорадствую. Я также огорчен.
— Зачем ты сбежал?
— Сбежал?! Только не это. Не подходящее слово. Сначала скажи, ты разболтала им, что я ходил к пирамиде?
— Нет.
— Выходит, они не знают, был ли я там?
— Кор и кое-кто из окружения Апи видели тебя на рассвете за кольцом Сфер. Утверждают, будто ты несся сломя голову, словно спасаясь от стаи злобных фурий.
— Вот как?! Смею уверить, то был лишь человек очень похожий на меня. Я встречал восход недалеко от пещеры Тога. Сейчас ты все поймешь, насколько это возможно. У меня богатый ассортимент новостей.
Они вышли на дорогу и побрели в сторону древних гробниц, темневших на фоне свинцового неба, как воинство мифических существ.
— Начну с факта неприятного, — продолжил Андрей, извлекая из-за пояса биорегенератор. — ты можешь воскресить эту штуку? Извини, прихватил без спроса.
Эвис взяла пластину, проделала обычные манипуляции включения. Повторила еще и еще, — к ее удивлению прибор оставался бездействующим.
— Я не ошибся? техника дала сбой?
— Но его невозможно вывести из строя… Здесь заложена очень высокая надежность!
— Может быть. Пылевого непроницаемость вакуум, огонь и холод — прочие пики. однако создатели не учли, что в некоторых случаях встречается, назовем так: эффект Пирамиды. Прибор совершенно мертв, я не рискнул разобрать его без тебя.
— Андрей! Что ты сотворил с ним?! Его ресурс десятки лет! — Эвис раздраженно встряхивала биорегенератор и, окончательно осознав бесплодность стараний, вручила его Грачеву.
— Что сотворил? Всего лишь носил с собой. Так ты можешь починить?
— Нет! Ни разобрать, ни починить его нельзя! Не представляю, как это сделать! Зато знаю — теперь!..
— Не кипятись. Я потом принесу извинения и соболезнования. При нынешних условиях он необходим, как воздух. Да, наше здравие в опасности и, вдобавок, рушатся кое-какие планы… я очень расчитывал на него. Увы, эта штука теперь просто улика. Немного артефакт. Выслушай меня внимательно, если ты не потеряла интерес к вещам поважнее, я действительно был в пирамиде, внутри. И хочу поставить тебя перед лицом очень странных реальностей до того, как мы придем в Ану. Одной моей головы не хватает распустить сложившийся узел.
История, излагаемая Грачевым, оказалась фантастичнее всех возможных предположений.
Хронавт забыла о поломке драгоценного прибора, о печальном итоге визита к хранителям и только в минуты, когда ее возбуждение достигало предела, недоверчиво заглядывала в глаза Грачева, ожидая, что он, признав сказанное розыгрышем, разразится смехом. Но Андрей оставался серьезен, привычно лаконичен в описаниях и навязчиво — пространен в в собственных выводах. Он часто прерывал свою повесть, не давая вставить слово, пускался в такую углубленную демагогию, что она останавливалась, демонстративно закрывала ладонями уши и умоляюще смотрела на него. Ей натерпелось знать Инину от начала до конца, но не вязнуть в болоте нелепых домыслов.
Лишь за подвесным мостом через Оеки, бурную межу этих обрывистых берегов, он поведал заключительную часть приключения, кончившегося встречей с Тогом и несвоевременной беседой с Аманхором. Без особого пафоса Андрей выставил на показ руку, ободранную о панцирь чудовища, отвергая опасения после известных слов жреца, сказал, что соки трав Хетти остановили кровь и сняли воспаление не хуже, чем то совершал биор. Хронавт все же заставила его присесть на скамье у огромного, как срубленная голова великана валуна и развязать лоскут, стягивающий запястье, рана была не глубокой, и уже сухой. Беспокойство вызывали красноватые пятна, проявившиеся выше к локтю.
— Не более, чем укус москита, — сказал Грачев.
— Москита с челюстями птеранодона. Ты, будто Нери. Вот даже отметина. — Эвис коснулась влажными губами его руки. — А я металась без сна, как обезумевшая Лода. Слушала каждый шорох. О, небо! Со светом дня мне уже мерещились огненные стрелы! Но все закончилось счастливо… Или нет?
— Я же сказал: все только начинается.
— Ты снова не откровенен сполна? Андрей! — устроившись у Грачева на коленях, Эвис нетерпеливо теребила ворот его туники.
— Если я раньше не договаривал, то для пользы дела. согласна? Ты бы помешала осуществить мой план с Пирамидой, — она бы по-прежнему оставалась для нас немой святыней ушедших эпох. Теперь я сказал все, за исключением одной мелочи. просто вылетело из головы.
Он поднял ее легко, словно невесомую, опустил на выступавшую из камня консоль, с некоторых пор служившую опорой почерневшим доскам скамьи, и отошел на несколько шагов.
Наступали сумерки. Из низких туч, цеплявшихся за горб лесистых возвышенностей, опять посыпал дождь. От обители пикритов, скрытой сгустившейся мглой, доносились медные протяжные звуки.
— Какой мелочи?
Без плаща, в промокшем хитоне, плотно облегавшем фигуру, Эвис походила на статую Ликса, томившуюся у пруда. Помедлив еще минуту, Грачев подступил и подал ей руку.
— Никаких секретов, милая. Я все-таки записал послание из Пирамиды. Записал и сумел сохранить его. Оно здесь. — Он с достоинством извлек пергамент, прячась от дождя, отошел под полог листвы. — вряд ли, что ты разберешь сейчас. я не хотел показывать в пути по некоторыми причинам.
Хронавт быстро развернула свиток и принялась разглядывать ряды аккуратных значков.
— Похоже на рисунки на диадеме?
— Едва. уже слишком темно. — Эвис сложила пергамент, заботливо укрыла его плащом. — не похоже вообще ни на какие письмена Аттины. Осмелюсь сказать: ни на какие письмена известных цивилизаций земли.
— Чего и следовало ждать. однако, я надеюсь на тебя. Ты же умница, — расшифровала за день другой каракули Миет-Мет А здесь система стройнее.
— Когда я работала над письмом миет-метян, было достаточно подсказок: обозначенные предметы, остатки фресок, наконец некоторая аналогия культур. Здесь же другое. Нужен «ключ», хотя бы какие-нибудь подсказки.
— Подсказки попробую раздобыть. — Грачев подумал, что состоялась его не последняя экспедиция в пирамиду и он еще сумеет продолжить необычный диалог. Однако, пока не выдавая свои намерения, сказал:
— Мы покажем фрагменты послания Стикэ, адептам Сфер. Только фрагменты. Кстати,… можно обратиться к пикритам. я уверен, смысл нескольких точек — завитков они объяснят, а ты разбираешься с остальными. пирамида заговорит для нас без неумолимых посредников из Ланатона.
— Стикэ, пикриты… Нет, — Хронавт тряхнула головой, разбрызгивая дождевые капли. Она знала единственного человека, пожалуй способного помочь. По тонущей во мгле дороге они зашагали в Ану.
Следующий день Эвис провела уединившись в маленькой комнате, плотно завесив вход пышношерстной медвежьей шкурой, чтобы не мешало бормотание нутов, зачем то посетивших охотника.
Глядя на свет лампады, устроенной в закопченном углу, она размышляла о пирамиде, снова и снова стараясь проникнуть в нее внутренним взором, яснее понять: что же есть великая твердыня Ланатона. Великая твердыня от которой, не в пример статуи Данэ, в ее родное время не осталось и следа! Голубая Саламандра, пирамида и память о звезде Аохор, — все будто бы просто, достаточно во взаимной связи. Но ее не устраивал упрощенный ответ. все чаще, наряду с наболевшими вопросами о природе и механизме грозных сил, хронавт думала об их истинном прародителе, спрашивала себя: «Зачем?!» и «Почему так?!».
Эти вечные вопросы она не грезила разрешить до конца, но желала теснее коснуться их своим надраздумным «я» и хоть немного определить свое отношение к таинственной сущности этого непознанного.
Послание, записанное Грачевым, так и лежало на столе с ночи. К нему Эвис обращалась несколько раз, раскладывала знаки в ряды подобий и ритмик, делила по принципам вероятностей. Исследовала сотни различных комбинаций и не получала ни одного статичного образа. Впрочем, когда она устало закрывала глаза, чудилось два слова, проступающий сквозь желтый лоскут: «диадема» и «дом». Наверное то и другое слишком долго и тесно сжимали ее сердце; слова эти следовало признать миражем, а себя — бессильной постичь премудрости чужого языка.
Ближе к вечеру западные ветры оттеснили колдовство печальной богини. Их ровное дружное дыхание подняло и изгнало стада туч, обнажив чистую синеву неба. Лишь над горами на востоке, словно рваные одежды еще висели клочья облаков.
Избегая объяснений с Грачевым, Эвис вылезла в окно, пригнувшись обошла изгородь и направилась к дому Тога. От быстрой ходьбы и от движения к неизвестности волнующей, тревожной, как шепот оракула над дымящимся алтарем, грудь ее часто вздымалась. Она прекрасно помнила предостережения своего заботливого и воинственного хранителя, помнила настороженные высказывания Наир и Кени, однако события последних дней уж слишком разожгли интригу между ней и Аманхором.
По колено в мокрой траве Эвис поднялась на холм у начала аллеи и смотрела на розовый отблеск, угасающий на обледенелых вершинах. Синие тени сгущались по отрогам хребта и даже здесь слышалось как шумит водопад.
Настал последний, восьмой шаг Солнца. Это был час, когда лев, очнувшись от неги дня, покидал логово, а пугливая лань, возвращаясь с водопоя, пряталась в буйной листве. Когда в далекой Аттле, в храме Огня Звезд, звучал могучий хор, провожавший дневное светило, час, в который Хепр властными руками вращал хрустальный шар, думая будто определяет судьбу. Время любви и ненависти, начало откровений духа и плоти. Эвис хорошо помнила его магический оттенок от дворцов над Лантой, через просторы Ильгодо до горных пиков Земли Облаков. Еще она слышала от кого-то, будто в этот час душа покинула тело Атта.
Лишь отгорели последние краски дня, она сбежала вниз, пересекла аллею и вошла в мрачное святилище, вырубленное в скале.
Аманхора она разыскала почти сразу, за приоткрытой тисовой дверью. Он сидел у огня, пылавшего на жаровне меж глыб гранита и шил из куска шерстяной ткани нечто похожее на плащ.