— Сию минуту, — отвечала тетя Модя, приветливо улыбаясь мужу. — Дай мне только налить форму и вымыть руки.
Пэшу молча кивнул головой и принялся расхаживать по комнате, заглядывая в кринки с молоком и тихонько насвистывая. Потом ему надоело ждать, он развернул сверток и подал жене прелестные дамские часики с изящной золотой цепочкой. Тетя Модя так и ахнула от удивления.
— Где ты достал такую прелесть? — воскликнула она и, обтерев руки, взяла часы и принялась их рассматривать.
Часы были синие, эмалевые. Одна сторона их была украшена гирляндой с бриллиантовой веткой посредине, а на другой были вырезаны инициалы «J. С.» в виде изящной монограммы.
— «J. С.»! Да ведь этими самыми буквами помечено белье маленькой «леди Джэн»? — воскликнула тетя Модя — Где ты добыл эти часы? Чьи они?
— Мои, — отвечал муж, посмеиваясь. Он стоял перед женой, заложив большие пальцы в проймы жилета и продолжая насвистывать. На недоверчивый взгляд тети Моди он хладнокровно повторил: —Говорят тебе, мои: я их купил.
— Странно! Такие изящные часики и без футляра, в какой-то старой газете… — недоумевала тетя Модя.
— Где мог ты их купить?
— Я купил их в полицейском суде.
— В полицейском суде! — повторила тетя Модя, окончательно сбитая с толку — У кого же?
— У Раста Жозена.
Несколько секунд тетя Модя пристально смотрела на мужа и наконец торжественно произнесла:
— Я говорила тебе!
— Что ты мне говорила? — переспросил тот с задорной улыбкой.
— Как что? Что все эти вещи — конечно, в том числе и эти часы — словом, все вещи, помеченные буквами «J. С.», — краденые. Все они принадлежат этой девочке, и она вовсе не родня Жозенам.
— Потише, жена, потише.
— Почему Раст очутился в полицейском суде?
— Он был арестован по подозрению, но вина его не доказана.
— По подозрению в краже этих часов?
— Нет, по другому делу. Но то, что при нем были найдены часы, послужило уликой против него. Странно, что именно я купил эти часы. Право, точно судьба! Я случайно проходил мимо суда, заглянул во двор и увидел Раста в числе арестантов. Меня это заинтересовало, и я зашел узнать, в чем дело. Оказывается, что его арестовали по подозрению в принадлежности к шайке воров, обокравшей несколько ювелирных магазинов. Прямых улик против него не оказалось, но часы показались судье подозрительными. Он спросил Раста, откуда тот их взял, и негодяй сказал, что это часы его покойной кузины, которая, умирая, оставила их его матери, а та подарила ему. «А как звали вашу кузину?»— спросил судья. Вот тут-то и вышла заковычка. Раст сказал, что ее звали Клара Жозен, а судья посмотрел на часы и говорит: «Мне кажется, что тут буква «I» стоит первою; не угодно ли взглянуть?»— и передал часы клерку и другим. Те подтвердили, что действительно порядок букв «J.C.», а не «C.J.». А этот бездельник стоит и улыбается, точно не о нем речь! Одет франтом, рожа нахальная — вылитый отец! Как теперь помню я Андрея Жозе- на: большой руки негодяй был покойник…
— Что же, так и не добились, где он взял часы? — спросила тетя Модя.
— Нет, но все-таки судья приговорил Раста к тридцатидневному заключению в приходской тюрьме как подозрительную личность.
— Возмутительно мягкий приговор! — произнесла с негодованием тетя Модя.
— Да ведь говорят тебе, прямых улик не было, — продолжал Пэшу — Спасибо и за то, что хоть месяц отсидит. Ну так слушай же, как это вышло, что я купил часы. Стоит он и болтает с другими арестантами. Слышу — торгуются, один дает ему пятьдесят долларов. «За кого ты меня принимаешь? — говорит Раст — Положим, деньги мне нужны, но я не так глуп, чтобы отдать дорогую вещь за такую цену», и спрятал часы в карман. Тогда другой предлагает шестьдесят долларов. Раст не берет. Вот тут-то я и подошел. «Позвольте, — говорю, — взглянуть на ваши часы; если они мне понравятся, я, может быть, и куплю», а сам стараюсь говорить как можно спокойнее, потому боюсь, как бы он не заметил, что мне очень хочется приобрести вещь. Он подал мне часы, и, хотя притворился равнодушным, я отлично видел, что ему не терпится сбыть их. Я посмотрел и говорю: «Часы недурны; пожалуй, я дам за них семьдесят пять долларов», — «Ишь ты, сенная труха!» («Это он за мою блузу обозвал меня сенной трухой», — заметил Пэшу и улыбнулся виноватой улыбкой.)
— И сколько раз я тебе говорила, Пэшу, не надевай блузу, когда едешь в город! — не утерпела тетя Модя — Ведь есть у тебя пиджак… Посмотри, Гюйо и другие — все ходят в пиджаках…
— Не все ли равно, блуза ли, пиджак ли? А за прозвищами я не гонюсь. Я честный работник и не стыжусь своей блузы. И, пропустив его слова мимо ушей, предложил ему девяносто долларов. Деньги со мной были. Я достал бумажник и стал отсчитывать билеты. Должно быть, это на него подействовало, потому что он тут же согласился отдать часы за эту цену. Конечно, я никогда бы не позволил себе купить заведомо краденную вещь, но сделал это ради девочки. Я подумал, что когда-нибудь эти часы помогут раскрыть окружающую ее тайну, да и деньги, которые можно за них выручить, всегда ей пригодятся.
— Твоя правда, Пэшу. Конечно, девяносто долларов для нас большие деньги, особенно теперь, когда приходится заботиться о Мари, но если нам удастся что-нибудь сделать для этого милого ребенка, я не стану жалеть о них.
С минуту тетя Модя просидела молча, внимательно рассматривая часы, потом задумчиво сказала:
— Если бы они могли говорить!
— Погоди; может быть, мы и заставим их говорить, — отозвался Пэшу.
— Да, многое могли бы они порассказать, — продолжала тетя Модя и прибавила: — Во всяком случае, я рада, что мы вырвали их из лап этого мошенника.
Пэшу взял у нее из рук часы и, открыв верхнюю крышку, показал ей что-то на внутренней стороне.
— Если я не ошибаюсь, то вот это должно навести нас на след, — сказал он — А пока спрячь часы в мою шкатулку и никому не говори, что я их купил. Я не хочу, чтоб даже Маделон знала об этом. И еще вот что, жена: хорошо было бы, если бы ты проследила за этой Жозен — не заметишь ли чего…
— Ах, Пэшу, ты ее не знаешь: она так хитра, что ни за что не выдаст себя. Я давно за ней слежу, да толку мало.
— Вот что, жена, — сказал, помолчав, Пэшу, — у меня есть один план, но только я прошу тебя быть терпеливой и дать мне время привести его в исполнение.
И тетя Модя обещала терпеливо ждать.
ГЛАВА 17Неприятности мадам Жозен
е прошло и трех дней после того, как папа Пэшу купил часики, как вдруг в одно прекрасное утро в садик мисс Дианы совершенно неожиданно явилась с визитом мадам Жозен. Лицо у нее было дерзко-надменное. Отворив садовую калитку, она остановилась на пороге: очевидно, она пришла по делу.
После нескольких общих фраз она вытащила из бокового кармана туго набитый сверток и, обратясь к Диане, высокомерно проговорила:
— Позвольте получить счет.
— Какой счет, мадам Жозен? — холодно спросила Диана. — Сколько мне известно, у нас с вами никаких счетов нет.
— Я вам должна за уроки музыки «леди Джэн». Вы занимались с нею в продолжение нескольких месяцев и имеете полное право требовать причитающиеся вам за труд деньги.
— Позвольте, мадам Жозен! Тут, верно, какое-нибудь недоразумение, — дро жащим от волнения голосом возразила мисс Диана — Мне никогда и в голову не приходило брать деньги за обучение девочки, с которой я занималась с истинным удовольствием. Если я давала ей уроки, то делала это по собственному желанию. Надеюсь, что и вы не воображали, будто я жду за это платы.
— Напротив, я была вполне уверена, что вы ждете за это денег.
С какой стати, стали бы вы учить даром «леди Джэн», когда я в состоянии платить за уроки.
Жозен вытащила из свертка пачку банковых билетов и дерзко подала их Диане.
— Вы в таком затруднительном положении, что вам нельзя отказываться от денег, и я очень довольна, что могу сейчас же расплатиться с вами. Вы, действительно, хорошая учительница музыки. Успехами моей девочки я вполне довольна.
В первую минуту Диана была точно ошеломлена наглостью и дерзостью торговки, но затем она сказала:
— Очень сожалею, что вы приняли меня за платную учительницу «леди Джэн». Благодарю вас, но повторяю — я не возьму денег.
— А я все-таки настаиваю, чтобы вы приняли от меня деньги, — и Жозен вторично подала, к великому удивлению мисс Дианы, толстую пачку банковых билетов.
— Уверяю вас, что это невозможно, — сказала Диана, — нечего нам об этом и толковать. Позвольте отворить вам калитку.
— Хорошо, хорошо, — надменно ответила Жозен, — но знайте, что с этих пор я не позволю своей племяннице ходить к вам. Я не привыкла получать что-нибудь даром от других. Если ей нужно брать уроки, я добуду учительницу, но не такую гордую, которая считает унизительным брать деньги за труды.
— Неужели у вас хватит духа лишить нас радости видеть по временам «леди Джэн»? Мы так привыкли к девочке, — проговорила Диана, едва сдерживая слезы — Впрочем, это ваше дело.
— Я не хочу более позволять моей племяннице бегать целые дни взад и вперед по улице, — резко возразила Жозен — Я нахожу, что у нее и манеры даже стали хуже. Пусть сидит дома.
Сказав это, Жозен сухо кивнула головой и захлопнула за собой калитку.
С этого дня «леди Джэн» перестала появляться в домике мисс Дианы. Диана часто плакала, тоскуя по девочке. Любимое свое развлечение — музыку она совсем забросила. У нее не хватало духа открыть фортепиано.
Но вот как-то раз Диана совершенно машинально подняла крышку инструмента и, присев на табурет, вполголоса запела любимую арию «леди Джэн». В ту же самую минуту за окном, обыкновенно закрытым ставнями, раздался знакомый детский голосок, совершенно правильно вторивший певице.
— Это она! Это «леди Джэн»! — крикнула Диана, быстро вскакивая с места; она на ходу опрокинула табурет и бросилась к окну, чтобы сразу распахнуть его.
Как раз перед окном появилась девочка с хорошо знакомой всем им голубой цаплей под рукой, бледная, худенькая, с блестящими глазками и с кроткой, ясной улыбкой на губах.