– Вот так-то лучше! От нее слишком много шума. А если мальчишка полезет в бутылку, мы избавимся и от него. Тогда все достанется нам!
– Вы редкостные подонки! – с возмущением вскричал Морозини. – Унесите ее отсюда! Если она погибнет, у вас будут крупные неприятности...
Сэм, склонившийся над молодой женщиной, явно заколебался – и тут же с воплем обмяк, получив пулю в спину. Стрелял Фэррэлс, ворвавшийся в комнату с двумя «кольтами» в руках. Взбешенный Ульрих вскинул револьвер, но из второго черного дула уже вырвалось пламя – барон с дьявольской точностью обезоружил своего противника.
– Ничего не скажешь, у вас это здорово получается, – хмыкнул довольный Морозини, в кои-то веки обрадовавшись появлению этого неприятного человека. – Откуда вы взялись, сэр Эрик?
– Из машины. Я ехал вместе с вами, хотя вы об этом не подозревали...
– Понятно! Надо было предоставить вам возможность выкручиваться самому! А пока освободите свою жену... она задохнется под этой тушей.
Не сводя глаз с Ульриха, который со стоном сжимал перебитую руку, Фэррэлс пнул Сэма ногой, пытаясь сдвинуть с места, но американец был слишком тяжел, а молодая женщина все еще оставалась без сознания. Отложив в сторону один из пистолетов, он наклонился, чтобы приподнять и оттащить огромное тело, но тут Морозини, с нетерпением следивший за его действиями, предостерегающе крикнул:
– Осторожно! У двери!
В проеме возникла фигура Гюса – парижанина из предместья. С ловкостью, свидетельствующей о большом опыте, он метнул нож, который прошел в миллиметре от сэра Эрика и вонзился в половицу паркета. Англичанин среагировал мгновенно, но на сей раз промахнулся, ибо мишень внезапно исчезла. В ту же секунду послышался знакомый голос:
– Не стреляйте! Это я, Видаль-Пеликорн!
Узнать его было невозможно, ибо в своем черном комбинезоне он весьма смахивал на негра: на брови надвинут черный велосипедный картуз с длинным козырьком, а лицо вымазано сажей – ну, настоящий трубочист! Под мышкой археолог волок оглушенного Гюса, но тут же швырнул его на пол, как только заметил, что Ульрих, превозмогая боль, пытается дотянуться до револьвера, закатившегося под кресло. Завладев оружием, Адальбер нанес рукоятью такой мощный удар, что настырный мерзавец мгновенно перебрался в страну грез.
– Полиция сейчас явится! – возгласил Видаль-Пеликорн, поднимая нож, чтобы перерезать веревки, которыми был связан Альдо. – Мой спутник отправился звонить, как только мы обнаружили этот дом. А вы каким чудом оказались здесь, сэр Эрик?
– Чудес не бывает. Заказывая на заводе машину, я обговорил специальное дополнение: под задним сиденьем был оборудован тайник, в котором может спрятаться человек среднего роста. Воздух поступает туда сквозь тщательно замаскированные отверстия. Я уже несколько раз с большим успехом использовал свое хитроумное устройство... и был несказанно рад, когда эти идиоты потребовали именно «Роллс-ройс». Я прибыл сюда без ведома князя Морозини и готов просить за это прощения самым нижайшим образом. Ну, а вы, Видаль? Как вы здесь очутились и кто этот спутник, о котором вы только что упомянули?
– Очаровательный малый, спортсмен. Я с ним познакомился благодаря госпоже де Соммьер, которая очень страдает от того, что ее любимый племянник угодил в такой опасный переплет.
– Она посмела предупредить полицию, хотя это грозило моей обожаемой жене смертью? – вскричал сэр Эрик.
– Вовсе нет! Она всего лишь переговорила со своим старым другом, комиссаром Ланжевеном... тот уже вышел в отставку... и взяла с него клятву, что официальные власти извещены не будут. Ей нужен был только совет! Одну минутку, – добавил он, тщетно дергая за наручники, которыми Альдо был прикован к стулу, – где же ключ, хотел бы я знать?
– Поищите в карманах у покойника! – напомнил Морозини.
– Благодарю! На чем я остановился? Ах, да! Господин Ланжевен, не ограничившись советом, порекомендовал ей сына одного из своих друзей – парень хочет служить в полиции и делает большие успехи в спорте, а особенно увлекается велосипедом. Со своей стороны, я тоже недурно освоил этот вид спорта, поэтому мы, экипировавшись соответственным образом, спрятались в кустах у авеню Буа-де-Булонь. Когда машина тронулась с места, мы поехали следом с выключенными фарами и стараясь держаться ближе к обочине...
– Преследовать автомобиль такого класса! Да это просто безумие! Вы знаете, какую он может развить скорость?
– Так ведь для этого надо уметь его водить! В общем, когда мы оказались здесь... кстати, мы находимся в Везине, я это место хорошо знаю... так вот, молодой Гишар, получивший детальные инструкции от комиссара Ланжевена, бросился в полицейский участок, расположенный, к сожалению, не слишком близко отсюда, а я стал прикидывать, как бы мне пробраться в дом. Дорогой Альдо, открытое окно – идея просто гениальная, даже если авторство принадлежит не вам. Для меня это оказалось просто находкой!
– Благодарю! – проворчал князь. – Не могу сказать, чтобы я был слишком доволен как вами, так и сэром Эриком... Почему вы не предупредили меня?
– А как быть с вашей рыцарской натурой, мои дорогой? Даже полицейский в отставке привел вас в негодование. Вы наверняка отвергли бы любую помощь...
– Весьма возможно, – неохотно согласился Альдо. – А теперь, раз вы так хорошо знаете эти места, сделайте хоть что-нибудь... к примеру, найдите врача! Леди Фэррэлс...
Господи, как мучительно было произносить это имя! Но князь превозмог себя и, растирая онемевшие запястья, закончил фразу:
– Леди Фэррэлс нуждается в помощи! А я должен уладить еще одно маленькое дельце.
Не пускаясь в дальнейшие объяснения он, схватил один из пистолетов сэра Эрика и бросился к двери – ему хотелось лично свести счеты с Сигизмундом, который наверняка все еще сидел в машине. Недавний удар кулаком был слишком мягким наказанием – молодчик заслуживал хорошей трепки! Но, когда Морозини выскочил на крыльцо, пришлось смириться с очевидным фактом – здесь уже никого не было.
И вокруг дома тоже. Красавчик Сигизмунд удрал на «Роллс-ройсе», который считал своим, а сестру оставил на произвол судьбы. И Альдо мысленно проклял талант английских инженеров: во время перестрелки бесшумный «сэр Генри» превратился в сообщника юного негодяя.
Когда Морозини вернулся в гостиную, он увидел, что Ульрих, получивший самую первоочередную медицинскую помощь, а также Гюс лежат связанные, а на канапе Анелька постепенно приходит в себя под любящим взором человека, от которого так стремилась сбежать. Держа ее руки в своих, сэр Эрик тихонько ей что-то нашептывал. Адальбер, стоя у стола, любовался мерцающими гранями поддельного сапфира. Бросив на друга понимающий взгляд, он спросил:
– Ну как, вы сделали то, что хотели?
– Нет. Он удрал, но раньше или позже попадется мне в руки, и тогда мы сочтемся.
– О ком вы говорите?
– О молодом Солманском, разумеется! Именно он и затеял все это грязное дело. Вероятно, ему понадобились деньги... Как бы то ни было, он скрылся на вашей машине, сэр Эрик...
– Я терпеть не могу этого мальчишку, – сказал англичанин. – Да и отца его тоже. Как вы полагаете, он действовал с согласия графа?
– Не думаю, хотя... Но это меня сильно бы удивило, – с неохотой признал Морозини.
– Это было бы очень глупо с его стороны! В любом случае, я считаю своим долгом известить его, ведь то, как мальчишка обошелся с собственной сестрой, просто не умещается в сознании! Это... это омерзительно! Как вы себя чувствуете, дорогая?
Последняя фраза была адресована Анельке, та наконец пришла в себя и лежала теперь с широко открытыми глазами. Сердце у Альдо сжалось: он пристально следил за выражением ее лица, когда над ней склонился сэр Эрик, – никаких следов отвращения, напротив, на бледных губах появилось подобие улыбки.
– Эрик! – пролепетала она еле слышно. – Вы приехали за мной? Я не смела надеяться...
– Неужели вы еще не поняли, как сильно я вас люблю? Дивная моя, если бы вы знали, как я страдал! Мне даже почудилось, будто вы сбежали сами, чтобы наказать меня... за ту ночь!
– Вы подумали об этом и все же решились пожертвовать драгоценным сапфиром? И рисковали ради меня жизнью?
– Я пожертвовал бы всем, если бы это было нужно! Даже спасением души! О, Анелька, как я боялся, что потеряю вас! Но вы здесь! Все забыто и прощено!
По лицу его текли слезы, и Анелька, для которой, казалось, существовал только он, приникла к нему со словами утешения и любви.
Удрученный Альдо изумленно созерцал эту невероятную сцену, борясь с неистовым желанием сказать правду, объяснить этому хищнику, преобразившемуся в агнца, что его дивная возлюбленная разыгрывает перед ним недостойную комедию, ибо сбежала по собственной воле и всего лишь несколько минут назад хотела оказаться как можно дальше от него. Как было бы приятно сообщить Фэррэлсу, что это восхитительное создание даже жалости к нему не испытывает! Только отвращение... Если, конечно, она и в этом не солгала! Очнувшись, она ни единым взглядом не удостоила ни его самого, ни Адальбера. Но Морозини был не из породы доносчиков. Не сказав ни слова, князь подошел к своему другу, который считал у стола банкноты, поглядывая краем глаза на барона и его жену.
– Не пытайтесь понять все это, – шепнул Адальбер князю. – Пути Господни неисповедимы, равно как и намерения юных девиц. Кроме того, она до смерти напугана.
– Почему?
– Из-за вас, конечно! Она боится, что вы все расскажете... Ну, наконец-то! – добавил он другим тоном. – Явились наши служивые! Я уже начал думать, что молодой Гишар заблудился...
Интересующий его вопрос Морозини сумел задать значительно позже, в полицейской машине, которая везла их с Адальбером на улицу Альфреда де Виньи, – велосипед археолога был привязан сзади.
– Почему вы сказали, что Анелька боится, как бы я все не рассказал?
– Да потому, что это правда! Она умирала от страха, как бы не раскрылось, что она была в сговоре со своими похитителями. То, что она последовала за братом, ничего не меняет: Фэррэлс вряд ли простил бы ей это, а она по каким-то причинам, ведомым лишь ей одной, желает, чтобы ее по-прежнему считали жертвой. Поэтому она гладит Фэррэлса по шерстке. Возможно, из страха перед отцом? Солманского никак нельзя заподозрить в излишней кротости нрава, и он не любит, когда ему встают поперек дороги... а его заветная мечта – завладеть состоянием зятя.