— Кромешный Малевич, — проговорил Вася. — Да, хотелось бы увидеть. Ведь там, похоже, метод… А еще звякнуть Никкору, фотографу свадебному.
— Зачем?
— Спросить, как там да что — ищут меня?
— За что, Фася?
— За экстремизм, Вальчонок.
— Это чиво?
— Ну за пост про всю эту фигню, которая с нами происходит.
— Пост? Ты постовым служил?
— Хых, хы-хы-хы… Это статья так называется. А они мне стали шить свою статью — экстремизм и оскорбление чувств верующих. Сражение статей. У Обло-Лаяй статьи, конечно, сильнее, со звоном наручников, запахом пороха, параши и крови. Таковы их эстетические предпочтения.
— Ты моих чувств не оскорбил, Фася, — произнесла Валя.
— И вообще, спросить у Никкора напрямик… он действительно меня… нас с тобой видел, подвозил с чужой невестой до кафе на краю города, где нас и подобрал фермер?
Валя тихо засмеялась.
— Ты чиво такое говоришь, Фася?
— Да кто его знает. Вон Аки Икар-Иона рассказывал про сон чувака, который в учебники по психологии занесен.
— Но ты жа меня на самом деле… любишь? — спросила Валя.
— Люблю. Но и в том городе я на самом деле восхищался всеми этими крышами… колоннами… двумя зелеными горами… А тебе что-нибудь приснилось?
Валя молчала.
— Эй, Вальчонок!
— Ну?
— Чего молчишь?
Она вздохнула.
— Снилося, Фася… Токо я не расскажу.
— Почему?
— Не хочу… Мартыновна говорила, если сон не расскажешь, он и не сбудется.
— Хых, хы-ы-хы, зато я тебе свой рассказал. Значит, нам предстоит путешествие в Город Двух Зеленых Гор.
— На север, Фасечка?
— Посмотрим… Можно и там затеряться. Говорят, много добротных брошенных домов. Будем ловить рыбу, сушить грибы.
— И молиться.
Вася промолчал.
Они снова задремывали, но вскоре очнулись от холода. Вася предложил развести костер и согреться.
— А дрова все попалим? — спросила Валя.
— Я утром еще сплаваю, наберу… Или даже лучше: мы соберемся да и отчалим, там, в роще, и позавтракаем, и тогда уже дальше уйдем к трассе.
И они пошли в темноте к дубу. Вася принялся ломать сухие веточки и разжигать огонь.
— А отче приехать обещался?
— Ну, подождем там, в роще. Может, он нас и подбросит, если на машине-то прибудет, а не снова на своем ероплане, хых-хы-хы… А надо будет и нам в лесах такой себе сшить, да, Вальчонок?
— Ой, я забоюся, Фася.
— Да чего ты?..
— Вон как батюшка-то грохнулся.
— А нечего пялиться.
— Но батюшка… сильный. Как вот отче Григорий. Большая в нем вера. Благословил он тебя?
Вася не ответил.
— Фасечка?
— Ну какая разница?
— Как, Фасечка?! — воскликнула Валя, сверкая на него глазами, полными света костра. — Ты чиво?.. Еще не убедился?
— В чем?
— Да во всем! — воскликнула Валя. — Во всем, Фасечка! По истине.
— Хых, вопрос интересный… Про истину. Ну аэромонах ясный мужик, без этих понтов поповских. Так и что?
— Как что? А в том городе среди колонн чиво тебе сказали?..
— А, ну да… говорили… действительно. Но может, это просто отголосок наших разговоров с Аки Икаром-Ионой? Откуда я знаю…
— Тогда и все отголосок один только. Чьих-то разговоров. Ты и сам отголосок.
— Хых… А что, может, так и есть. Но… да. Меня, конечно, все там удивило, в городе. И горожане, и вода чистейшая, колонны, две горы, лестница… А это не твой Семьдесят Второй? Ну, тоже лестница.
— Вот и это, — откликнулась Валя. — Веруй, Вася. Вера обороняет.
— Ну… да, Аки Икар-Иона производит впечатление абсолютно свободного человека. Это все надо еще обдумать. Будет время в лесах.
— Аха, Фасечка.
И Валя потянулась к нему губами, поцеловала в горячую от костра щеку.
— Вон звезда чиркнула!
— Это искра.
— Нет, звезда, я видела.
Согревшись, они снова начали зевать, Вася клевал носом, Валя терла глаза. Послышалось далекое гудение.
— А?! — встряхнулся Вася.
Он прислушивался. Валя тоже. Потом она глянула вверх и указала на пульсирющие в небе огни самолета. Они снова задремывали, привалившись друг к другу. Как вдруг опять донеслось тихое гудение, жужжание приглушенное.
— Опять самолет, — пробормотал Вася. — Пойдем в лодку?
— А костер?
— Уже догорает.
И они вернулись в лодку, улеглись. Заснули. И как будто мгновенно очнулись. Но на самом деле уже ночь миновала. Хотя и было сумеречно. А пробудил их на этот раз не холод. Голос. Человеческий голос. Несколько секунд они лежали, словно парализованные. Вспыхнул фонарик.
— Говорю, эй, рыбаки!.. Извиняйте, конечно, за вторжение, но мы тут ищем… ищем…Да едрена вошь! Сука!
Луч фонарика осветил заспанное лицо Васи. Потом и лицо Вали с взлохмаченными волосами.
— Ахренеть!..
Вася заслонялся от фонарика, пытаясь разглядеть пришельца. Как вдруг сокрушительный удар сотряс баллон лодки.
— Встать, падлы!!! — заорал ночной гость.
Вася заворчал и тут же получил удар ногой прямо в голову и откинулся на Валю, стукнувшись с ней головами.
— Подъем две секунды!!! — хрипло и яростно заорал пришелец.
Вася поднимался, опирась на баллоны. Валя тихонько хныкала.
— Что такое?.. Что… — заговорил Вася, выходя из лодки.
И тут же стремительная рука врезалась ему в ухо, и он согнулся, схватившись за голову. Второй удар ногой пришелся по лицу, и Вася упал.
Не бей Фасечку, коркодил!
— Не бей Фасечку, коркодил! — завопила Валя, выскакивая из лодки и бросаясь к пришельцу, лупцевавшему Васю ногами.
Тот обернулся к ней и схватил за волосы.
— А, сучка! Падла поганая! Иди сюда, иди! Н-на! Н-на!
И он отвешивал ей оглушительные оплеухи по щекам.
— Н-на! Н-на!
У Вали из носа брызнула кровь.
— Мало, да? Мало? Еще?.. — спрашивал он, мотая ее из стороны в сторону за волосы. — Н-на!.. Н-на!..
— Ай, дядя, пусти, пусти, не буду… не нада-аа-аа! — голосила Валя, захлебываясь кровью, слезами.
Вася вставал на карачки, отплевывался, глядя снизу на человека, бившего ладонью Валю. Оттолкнулся от земли и встал, шагнул к нему, схватил за плечо. Тот отпустил Валю и резко обернулся.
— Очухался, ваша мерзость? Поэт говняный… А? А? — И он даже засмеялся. — Вот мы как, да? Нападаем? Противление силой оказываем? Не по Толстому, значит? А ты топор, топор возьми. Ну-ка, а? а?
И он размахнулся и врезал Васе в лоб, ногой — под дых. Вася задохнулся и согнулся пополам. Эдик, а это был он, пнул его, и тот полетел. Эдик подскочил к нему и прыгнул сверху с такой силой, что послышался явственный хруст. Но дико закричала Валя, а не Вася закричал. Она снова кинулась на Эдика. Он обернулся к ней, снова смеясь лихорадочно, весело. И просто растопырил пятерню и схватил за лицо Валю. А другой рукой снова поймал ее волосы и резко рванул вниз, так что Валя вынуждена была припасть к земле.
— В грязь, сучка, падла, мразь, в грязь!
И он возил ее головой по земле.
— Дядя, дядя… пусти… ай, пусти! Больна!.. — выла Валя.
— А мне… а нам не больно? Не больно?
— Дядя, дядя… на тебе жа крестик… ай, пусти!
— Крестик, падла, вспомнила? Сразу крестик? Да?.. Я покажу тебе крестик, сука вонючая!..
И он продолжал ее возить по земле. Вася поднимался, харкая вязкой сладкой слюной.
— Ты… эй… ты… — сипел он, выдувая носом пузыри, — подожди… перестань… Это не она… Я… Я… Я анархист… Я освободил, я…
— Ах, анархист! Ах, вот чего? Идейный, типа придурок? И что, что мне с того? В диспут с тобой, ушлепком, вступить? Аргументировать, да?
Он бросил Валю и снова подступал к Васе.
— Черлт, дерьмо, зараза… Ты мне ухо разорвал, не слышу… — говорил Вася, поворачиваясь к нему другим ухом.
Эдик дышал тяжело, работа кулаками и ногами его утомила. Он отдувался. Вдруг пошел в сторону. И спустя минуту заговорил по телефону:
— Юрьевич, я их взял. Взял!.. Я же говорил, возьму. И взял. Не на того напали. Я знал, что будет костер. Костер и вынюхивал. Ночью он сильно и пахнет… Фуй… Чуть мимо не проплыл, как вдруг чую… чую… точно, дым… Хоть уже и пеплом все задернулось. А — пахнет. И я их взял, взял. Не ушли. Что?.. Да. Оба. И толстовец, и лахудра. Кролики?.. Какие кролики?.. Тьфу… да. — Он обернулся к островитянам. — Эй, у вас есть кролики? Вы их жрали?
Вася и Валя молчали, точнее постанывали, охали.
Эдик включил фонарик, пошел, освещая землю.
— Тут у них лодка, вещи какие-то… лампа. Ага! Кроликов нету. Нет.
Луч рыскал по остову.
— Вот я обхожу тут все… Да это остров! А я, когда проплывал раньше, только дуб и видел. А уже остров. Да и тут вода, и тут. Остров. Что? Правда, настоящий. Почему поразительно? Ничего такого, Юрьевич. Обычное дело в разлив. Вода спадет, и остров исчезнет. Что тебя так удивляет?.. Меня больше удивляет наглость этих морд… расквашенных, конечно, уже немного. Я не мог удержаться, Юрьевич. Да их мало распять на этом дубу! Ну?.. Что говорят?.. Да что они могут… «Дядя, дядя», — блеют да харкают кровью. А что, гладить их по головке? Это мрази. Зачем они это сделали?.. Ну, поэт говняный мямлит, что по анархизму. Да. Да. Выблядок. Ну конечно придурки… Что? Ему мобилу?.. Э, нет, Юрьевич, он толком тебе сейчас ничего не скажет. Давай подкатывай. Сам спросишь обо всем. Я, правда, не знаю пока ориентиры… Где тут дорога подходит? Какая деревня поблизости? Надо сообразить. Так. Так… Тут, может, и застрянешь. Но я их посажу к себе и поднимусь вверх, до моста… Что с них взять?.. Юрьевич! Ты меня удивляешь! Ну! Как что? Подадим в суд. Материальный ущерб — ого. Пусть мотают срока. Ну и что, что дебилы? Пусть тогда в дурке парятся, не мешают нормальным людям… Да, да, остров. Остров. И что?.. Обыкновенный клочок суши, землицы… Что?.. Кому?.. Тебе?.. Юрьевич… Да и что с того… Но погоди… А? Как? Их? Отпустить?.. Юрьевич, что с тобой? Они же мародеры! А этот еще и моральный мародер. Идейный. Они же… Пятый элемент! Нет, они еще неизвестно чего могут натворить на нашей земле!.. Вот из-за таких мразей, ушлепков, недоделков у нас и все наперекосяк, не дают развернуться. Тормозят развитие. Вставяют палки в колеса… Голосят либерасты, педрилы о попрании. Может, он тоже педик! Бабенку-то не трахал, я знаю. Она раскололась. Нет, нет, Юрьевич. Ты подумай. Что ж я зря как угорелый за ними гонялся? Ночей не спал? Исхудал, как аскет? Да и ты же колесил чуть не до Белоруссии. Нет. Подумай. А я тебе чуть позже перезвоню. Хоп? Хоп?..