мой ноги перебиты болезнью.
— Ваш муж охотник? — осторожно спросил Вася.
— Сынок.
Валя вдруг перестала хныкать и, вытирая мокрые щеки, спросила:
— Так что ж он не припугнет этого Языка?
Женщина вздохнула.
— Ну, он больше ко мне сам не ходит. А Витек на севере. Уехал, закончил курсы сварщиков, обвыкся, поработал в одной фирме да и завербовался на Салехард. Недавно. Вахтовый метод. А так он за мной ухаживал. Теперь соседка Петровна приходит. Он ей обещал денег. А мне какое-то хитрющее японское кресло, которое чуть ли не летает! — Татьяна Архиповна тряхнула соломенными волосами и засмеялась. — И новый дом собирается строить. С подъемниками какими-то, ой, мамочки. Я уж ему ничего про Языка и говорить не стану, как приедет. Закипит кровь неразумная молодая…
Вася слушал после четырех чашек крепкого горячего чая осоловело. Лицо его было рдяно-бурое, конопатое. Глаза туманно синели.
А за окнами старого дома
А за окнами старого дома сыпался дождь. При мысли о полях, лесах да перелесках и разлившейся реке дрожь пробирала. Но ведь надо было уходить, искать тот лес, шалаш, лодку… Вася собирался позвать Валю, но — язык не поворачивался. Поблагодарив Татьяну Архиповну, он встал, прошел к печке, пощупал свое полупальто зимнее.
— Да как же оно так скоренько-то высохнет? — спросила Татьяна Архиповна.
— Ничего, потом просохнем… у костра, — сказал Вася.
Валя тревожно на него посмотрела.
Вася кашлянул солидно в кулак и наконец-то сказал:
— Собирайся, нам пора.
— Да вы что! — воскликнула Татьяна Архиповна. — Куда?
— На реку, — безжалостно ответил Вася и просмеялся.
— И самому-то смешно, — откликнулась Татьяна Архиповна. — Дождь-то так и сеется. Куда же идти? Никуда не надо идти. Места у меня много. Хлеб есть. Поживите.
Валя лучезарно улыбалась, но тут же пригасила улыбку, взглянув на Васю. Что он скажет. А ему уже смешно стало, что она, чужая и свободная женщина… или девушка, — свободный человек ждет его решения, как будто он над нею начальник. И Вася снова зашелся своим смехом. Скоро ему вторила Валя, а глядя на них, подключилась и Татьяна Архиповна. Котенок Гусенок, напившийся молока, перестал облизывать шерстку на груди и, задрав голову, таращил мутно-голубые глазенки на великанов-людей, издававших странные звуки.
Отсмеявшись, Валя начала убирать со стола, Татьяна Архиповна поехала в комнату, попросив Васю еще подкинуть дровишек в печь, а взять их можно в сенях, там кладочка… или уж лучше на дворе в поленнице, а то до кладочки она и сама доехать может, а вот на двор ей никак не попасть, точнее, скатиться-то по настильчику, сооруженному Витьком, еще она в силах, а вот назад взъехать — никак. И Вася пошел на двор, накинув белесый от солнца и дождей старый брезентовый плащ, висевший у двери. Там его встретила белая собачка с большими лохматыми ушами, гавкнув пару раз, она юркнула в дом, пока он не успел закрыть дверь. Вася шел по грязному двору под дождем. Оказывается, дождь был сильный, так и стучал по брезентовому капюшону. Дым из трубы оседал, стекал по шиферной почернелой крыше в лишайниках и повисал в саду среди голых яблонь и слив с корявыми ветвями. Плетень кое-как держался, готовый вот-вот рухнуть. Дождь со звоном долбил по перевернутому дырявому ржавому ведру, по цинковому грязному тазу, прислоненному к стене дома. Поленница была под навесом из досок, крытых толем. Впрочем, навес уже прохудился, и половина дров была мокрой. Вася набирал сухих поленьев, внезапно испытывая примерно то, что Кирилл Дхарма называл провалом в ничто. Правда, здесь все-таки было что-то: дом, река, деревня. Но на самом деле: где это? И в каком времени? И Вася ясно вспомнил, как однажды ему снилось место в Индии или на Цейлоне: дождь, дымы над хижинами, и он накладывал в ведра глину и подавал кому-то наверх, мимо проходили черноглазые смуглые женщины, глядели…
Примерно то же было и здесь.
В кухне крутилась белая та собачка, звали ее Снежана. Валя ее накормила. И теперь она ластилась к ней и не хотела никуда уходить. Татьяна Архиповна сказала, что это ее звоночек, сразу слышно, если кто идет. Но раз дом полон гостей, да и на улице такая погода, то пусть уж остается с обществом.
Татьяна Архиповна пригласила Валю с Васей в комнату, те вошли. Это было обычное бедное деревенское жилище. Шкаф черного дерева, сервант с посудой, телевизор на тумбочке, иконы. Диван, стулья, кровать за перегородкой, не доходящей до потолка, швейная машинка перед окном. Правда, все было нарядно, потому что всюду красовались вышивки и покрывала. Это-то было необычно. И занавески пестрели волшебными птицами. На стенах висели бисерные пейзажи, чьи-то портреты. Была здесь и самодельная полка с потрепанными книжками и фильмами в плоских пластмассовых коробках с картинками.
— Это тетя Таня сама все мастерит и вышивает, — объясняла Валя. — Хуу-гу, как же красиво. Да, Фасечка?
Вася кивал, осматриваясь.
— Вот, целая россыпь орденов, — сказала Валя, показывая на коробку, наполненную скрещенными георгиевскими ленточками с перламутровыми звездочками и веточками.
— Приколите себе, если хотите, — разрешила Татьяна Архиповна.
— Ни к чему, — буркнул Вася. — Я в Первую мировую еще только лежал за плинтусом.
Татьяна Архиповна улыбалась.
— Ну ведь и необязательно, чтобы уж быть участником… У меня администрация их много к празднику заказывала.
— Заплатили? — спросила Валя, уже прицепившая к халату «орден».
Татьяна Архиповна махнула рукой.
— Да так, чуть-чуть. Главное, что это кому-то нужно.
— Что это за птички? — спросил Вася, останавливаясь у расшитых занавесок.
— Это? Гамаюны, — ответила Татьяна Архиповна.
— Стратим-птица, — сказала Валя.
— Стратим?..
— Ну да, как поется в «Голубиной книге», — пробормотала Валя.
— Да? А что это такое? — удивленно глядя на Валю, спросила Татьяна Архиповна и поправила очки.
Руки у нее были красивые и ногти ухоженные.
— Да ты спой, — сказал Вася.
— Ай, — откликнулась Валя, стесняясь, но тут же немного пропела: — Стратим-птица всем птицам мати. / Почему она всем птицам мати? / Живет стратим-птица на океане-море. / По… — Тут она проглотила слово. — …все повелению / Стратим-птица вострепенется, / Океан-море восколыхнется; / Топит она корабли гостиные… — Валя откашлялась. — Со товарами драгоценными, — / Потому стратим-птица всем птицам мати.
Татьяна Архиповна качала головой, и серый свет переливался в стеклах очков, переплетаясь с отраженными разноцветными лоскутами картинок.
— Ну и ну, вот как?.. Это же… Это же — как? Как это? Не баллады, а…
— Былины какие-то, — подсказал Вася.
— Вот-вот. И ты их знаешь наизусть, Валюша?
— Ху-гу! — ухнула по своему обыкновению Валя. — Это песенки Мартыновны. Она-то их много знала, ага. И все наизусть. Назубок. Ну, зимой-то долго так сидели, вот она и напевала. А у меня память — как магнит, все притягивает, и — накрепко.
— Да-а-а? — спросила Татьяна Архиповна. — А где вы сидели-то?
Валя смешалась, взялась теребить «орден», просительно взглянула на Васю.
— В доме творчества, — сказал Вася. — Для особо одаренных старух. И девиц.
— А где же это? — не унималась Татьяна Архиповна.
— При епархии на горе, — гнул свое Вася.
— Такой есть?
— А что же, — сказал Вася, — не все же им тратиться на мерседесы.
— Ну, на наших дорогах и нужны хорошие машины, — возразила Татьяна Архиповна. — Как без них? В дальний приход и не проедешь. А там где-то совсем в турлах, как говорится, новопреставленный. Как доедешь?
— Вертолетами надо обеспечить это воинство, — откликнулся Вася. — Только мертвому все это зачем? Лететь надо к живым. Вот к вам.
— Ну ко мне-то к чему? Что я такое? Инвалид.
— Хых, хы-хы-хы… Но вы же не с луны свалились, наверное? Вы же гражданка этой страны великолепной, самой духовной и гуманной?
Татьяна Архиповна озадаченно глядела сквозь очки на Васю.
— И, наверное, до несчастья, что с вами приключилось, что-то делали? Работали?
Татьяна Архиповна кивнула и ответила, что да, а как же, бухгалтером в правлении колхоза, у нее и грамоты есть, вымпел, ценный подарок электросамовар. До сих пор работал, пока Зык-Язык его не спер.
— Вот, вот, — подхватил Вася. — Почему же к вам на вертолете не прилететь? Вон, патриарх, писали, летает на вертолете.
Валя перекрестилась. Глядя на нее, перекрестилась и Татьяна Архиповна.
— А вы только креститесь, как заведенные! — с досадой воскликнул Вася.
— Нет, но… у меня вон есть благодарственное письмо из епархии, — сказала Татьяна Архиповна, подъезжая к серванту, выдвигая ящик, копаясь в бумагах. — Вот. Это за «Животворящий крест», вышитый крестиком. Целое покрывало на стол для даров или чего еще.
— Да стол даров должен быть здесь, — ответил Вася.
— Где?
— Прямо в ваших хоромах, — сказал Вася.
Татьяна Архиповна испуганно заморгала.
— Вы как-то все шутите, — проговорила она, переходя на «вы».
— Ху-гу! — подтвердила Валя.
В это время стукнула дверь. С Васи вмиг слетело вдохновение, и он затравленно покосился на дверь. Кто-то топал в сенях. Снежана не лаяла, а, наоборот, виляла усиленно хвостом.
И в кухню кто-то вошел.
— Бог в помощь!.. Жива ты, Архиповна, ай не?
Татьяна Архиповна улыбалась.
— Жива, жива, Петровна.
— Я гляжу, дым-то идет… Но мало ль, чё бывает. Печь затопить силов хватило, а дальше… — Голос оборвался.
В комнату входила пожилая сухая высокая женщина с жилистой шеей и красноватым лицом, быстрыми серыми глазами.
— Во! — воскликнула она. — А у тебе гости?! Здра-а-сте вам.
Вася и Валя поздоровались. Женщина цепко рассматривала их.
— Кто же это такие будут? Не Гришко ль сотоваришши?
— Да нет, Петровна, нет, нет, что ты. Куда ж теперь… Это так, туристы, заблудились на реке, под дождь попали.
— Турысты? На реке? — Женщина улыбнулась, прикрыв жилистой рукой рот с прорехами в зубовном строе. — Эт все одно, что в трех соснах. Река — вниз да вверх, а не в четыре стороны.