Саймон идет через лес. Под ногами похрустывают замерзшие листья. И Саймон ли это? Он слегка рассеян, словно огоньки дороги отсоединили его от реальности.
Лайтоулер хмурится, не зная, что делать дальше. В руках он несет крошечный сверток. И держит его осторожно — впрочем, не слишком. Сверток шевелится, размахивает крошечными пухлыми кулачками, измазанными кровью. Слабое мяуканье подобно галочьему крику.
Огоньки приближаются по шоссе. Он оставляет укрытие среди деревьев и выходит на обочину дороги. Щурясь, он глядит в огни фар, хотя ему незачем доверять зрению. Он узнает тон «морриса» и решает рискнуть.
Прижимая сверток к груди, он выходит на дорогу, преграждая путь автомобилю. Машина опасно поворачивает в сторону, едва уклонившись от «ровера», ехавшего по встречной стороне.
Она не хочет останавливаться, не хочет свести машину с дороги. Он видит, как она сражается с ручкой, а потом выпрыгивает на дорогу, оставив дверь распахнутой. Она бежит к нему.
— Что ты делаешь? Что это? Где Элла?
Элизабет кричит на него.
Питер Лайтоулер сохраняет спокойствие.
— Моя дорогая…
— Я не твоя дорогая… Где моя дочь? Что ты делаешь здесь? — Она подступает ближе, пытаясь взглянуть на сверток.
— Элизабет, произошел несчастный случай. Соболезную. Жаль, что мне выпало принести тебе эту весть.
— Что ты хочешь сказать? — Она все еще кричит, все еще волнуется. Он видит, как вздымается и опадает ее грудь, как побелели ее губы.
Он делает паузу. Опасно говорить такие вещи в глуши, где некому предложить горячего чая или утешения.
Поэтому-то он и произносит:
— Элла погибла. Несчастный случай. Ее выбросило из машины, она ударилась головой о дерево. Она мертва, Элизабет.
Он видит, что она пошатнулась, чуточку переступила.
— Элизабет, она мертва, Джейми тоже. Он вылетел сквозь ветровое стекло. Я покажу тебе, если хочешь…
— Нет! Нет-нет, ах… — Руки ее прижимаются ко рту.
Он хватает ее за руку и тянет за собой вдоль дороги. На сгибе его локтя шевелится младенец, неслышно мяукающий свою песенку.
Элизабет останавливается.
— Ребенок? — Голос ее заполняет все вокруг, то громкий, то тихий. — Ты привез сюда ребенка?
Он ничего не говорит, заставляя ее двигаться. Ряд темных деревьев отделяет их от дороги. Она навалилась на его руку, но ему все равно.
— Понимаешь, Элизабет… Видишь, что случилось. — Врезавшаяся в дерево машина. Залитый кровью мужчина, торчащий из ветрового стекла. А возле — на земле, среди грязи, листьев и сучьев — изломанное тело ее дочери со вспоротым животом. Горло ее запрокинуто назад, глаза закрыты.
Он видит, как беззвучно открывается рот Элизабет, как падает она на тело дочери, на палую листву и больше не шевелится. На мгновение он наклоняется над ней.
Опустив ребенка на землю, он пытается найти пульс. Элизабет жива, но долго она не протянет. Что-то вроде удара, решает он. Встает и берет ребенка под мышку. Пусть кто-нибудь другой вызывает сюда скорую, а он отправляется домой.
В Голубое поместье.
Алисия открывает дверь.
— Питер! Боже милосердный, что ты делаешь здесь? Что случилось?
— Алисия, какой очаровательный сюрприз! — Но глаза его насторожены. Он не рассчитывал обнаружить в Голубом поместье свою бывшую жену. — Я имею право спросить то же самое у тебя.
— Я приехала составить компанию Маргарет. Элла отправилась в больницу с Джейми, Элизабет собралась следом за ними. А что это у тебя в руках? — Она пытается разглядеть сверток, протискивается мимо него. — Питер, тебя здесь не ждут. Убирайся. — Но Алисия не смотрит на него, внимание ее обращено куда-то за спину, на дорожку. — Ты видел машину на пути сюда? А Элизабет? — И тут ее глаза останавливаются на том, что он держит, и на мгновение она замирает как вкопанная. — Боже мой, Питер, что ты наделал?
Он держит ребенка, ибо знает, что она не предпримет ничего неожиданного, пока дитя в его руках.
— Произошел несчастный случай, — говорит он. — Элла и Джейми погибли. Это дитя Эллы.
— Что? Элла мертва? — Алисия сразу потеряла все краски, всю живость. Челюсть отвисла.
— Да, Алисия, — повторяет он торопливо. — Элла и Джейми погибли, а это ребенок Эллы.
Алисия немедленно приступает к действиям, желая отобрать младенца, но он снова уворачивается.
— О нет, моя дорогая, ни в коем случае.
— Они мертвы. Питер, о чем ты думаешь? Вызови полицию, скорую помощь. Дитя следует отправить в больницу.
Он качает головой.
— Для скорой помощи слишком поздно, моя дорогая. Много шума из ничего. С ребенком тоже все в порядке. Откуда такое горе, Алисия. Будет и подружка Саймону, маленькая приятельница. Ну а что касается того, что я делаю здесь, куда же еще можно было отвезти дитя Эллы? Она, безусловно, должна находиться там, где должна быть… Да, кстати. А ты привезла сюда моего восхитительного сына? Ты такая преданная, такая самоотверженная мать! Почему бы тебе не сходить за Саймоном, чтобы он мог познакомиться со своей новой… кем же считать? Дай-ка подумать. Она внучка Элизабет, а значит, кузина Саймона? Или сестра?
— Это девочка? — Глаза Алисии остры, хотя на щеках ее слезы. — Элла родила девочку?
— Это ребенок Эллы и мой.
Она отступает от него.
— Только не надо повторять этого слова, Питер. С меня довольно. Ты никогда не делал этого с Эллой. Она-то мне рассказывала о твоих приставаниях! Элла… Элла была моей лучшей подругой. У нас не было секретов друг от друга. Я слыхала о ваших конфиденциальных вечеринках, они с Джейми посмеивались над ними.
— И ничего хорошего это им не принесло. Кстати, забыл. Элизабет плохо, быть может, ей потребуется скорая помощь.
— Элизабет? Где она? Что с ней случилось?
Он идет к телефону и осторожно набирает номер, держа младенца изгибом руки.
— Я хочу сообщить о несчастном случае. Возле Эппингского шоссе к югу, в окрестностях Уэйк-Армс. Да, правильно, да. — Он кладет трубку, подходит к столу и, отодвигая кресло, садится. — Ну, женушка, не предложишь ли выпить отцу твоего дитяти?
— Я не твоя жена! Не твоя, и слава за это Богу! Потом, почему ты решил вести себя здесь как дома? — Она, как всегда, в ярости. Наконец ее глаза замечают на лестничной площадке крохотную фигурку — черноволосого малыша, вцепившегося в балюстраду ладошками. Взволнованное личико его видно между столбиками. — Сайми, почему ты не в постели?
Ребенок не отвечает, только смотрит на них большими темными глазами.
Алисия подходит к лестнице.
— Ну что там, малыш? Почему ты встал?
— Мамочка, а зачем ты кричишь? — Детский голосок чуточку дрожит.
Она вздыхает.
— Ничего. Ступай в постель, Саймон. Тебе давно пора спать.
— В моей комнате гадко пахнет. — Нижняя губа ребенка дрожит. — Мне не нравится этот шум. Он разбудил меня.
— Прости, я больше не буду кричать.
— Нет, это колеса, — шепчет он. — Это колеса.
— Ты спал. — Она поднимается на верх и берет сына на руки, а потом смотрит сверху вниз на Питера Лайтоулера и на ребенка Эллы. — Ты знаешь, что не можешь остаться здесь, — говорит она спокойно.
— Предлагаю сделку. Подумай, Алисия. Я спас жизнь дочери Эллы. Доставил ее домой. Я уже сыграл важную роль в ее жизни, я ее хранитель, защитник, и если она останется здесь, то вместе со мной.
— Нет, этого не может быть. Лучше отдай ребенка Маргарет и ступай.
Иссохшая и морщинистая Маргарет резко высовывается из кухни и вопросительно поднимает голову.
— Он принес сюда ребенка Эллы, — громко говорит Алисия. — Объясню потом. Возьми у него ребенка.
Маргарет не колеблется. Она всегда ненавидела Питера Лайтоулера. Она делает шаг в его сторону… Настанет день, и он еще свернет ей голову словно птице, схватит за сухую морщинистую шею и скрутит как старый сырой коврик.
Маргарет протягивает руки к младенцу, но Питер небрежно, будто не замечая, отталкивает ее.
Она говорит:
— Питер, тебе ребенок не нужен. За ним надо ухаживать, его надо кормить.
— Девица еще потерпит. — Но дитя уже отчаянно кричит, разражаясь ритмичным для новорожденных уа-уа.
— Питер Лайтоулер, это не твой ребенок! Отдай его мне! — И голос Маргарет звучит сильнее, чем ему следует быть.
— Но и не твой! Это не плоть твоего чрева, не жизнь, воспрявшая из твоих чресел, Маргарет! Почему ты думаешь, сушеная слива, взять на себя ребенка?
И он встает, чувствуя перемену в атмосфере.
Алисия все еще наверху лестницы. Она держит Саймона на руках.
Вместе с Маргарет к нему приближается нечто непонятное. Вонючее дыхание обжигает его лицо, и он видит кровавые контуры, проступившие в воздухе. Он отступает. Наверху хлопает дверь, и в коридоре шелестят колеса. Саймон теперь тоже кричит, добавляя свою крепкую жалобу к плачу младенца.
Алисия кричит:
— Убирайся, Питер! Пока ты еще можешь!
Кровавый силуэт от Маргарет вдруг бросается к нему.
Рукав его распорот зубами, и он знает, что в следующий раз они возьмут кровь…
Звякает дверь лифта, и запах аммиака наполняет воздух, окутывая Питера желтыми клубами, проникая в рот, нос и легкие.
Их слишком много. Он не может справиться со всеми сразу. Не выпуская ребенка, он отступает к двери, и тут Маргарет бросается к нему — или это была клыкастая тварь? — и младенца вырывают из его рук; крики девочки делаются невероятно громкими.
Он вываливается из двери наружу — в холодную черную ночь.
Вдали раздаются сирены.
42
Молодой человек, хмурясь, последовал за медсестрой по коридору в сторону последней комнаты. Весьма бледный, он слегка прихрамывал. Медсестра стучала каблуками по полированному полу впереди него.
Она остановилась у двери и повернулась к нему.
— Мы написали племяннику миссис Банньер еще несколько месяцев назад (он у нее единственный живой родственник), но он так и не приехал. Старую леди не посещали много лет, но она, похоже, не жалуется.