– Не смотри на меня…
Берия встал, подошел к глыбе, глянул. Глыба треснула и готова была развалиться на две части.
– Иосиф, тут дело идет к финалу. – Берия потрогал трещину.
Не отнимая платка от лица, Сталин нащупал лежащий на столе колокольчик, позвонил. Вбежали двое слуг.
– Make-up, – скомандовал Сталин.
Появилась полноватая женщина в форме майора МГБ с чемоданчиком, подсела к Сталину и стала приводить в порядок его лицо.
– Какая все-таки гнида Маленков, – заговорил Берия, прохаживаясь возле глыбы. – Каждый раз, когда вижу его, теряю самообладание. Как ты его терпишь?
– Он хороший технарь. Знает производство… – глухо отозвался Сталин.
– Но он чудовищный интриган. Скольким людям он кровь испортил. Мало ему Куйбышева, Постышева и Косиора. Теперь давит Косыгина. Piece of shit…
– У него колоссальный опыт.
– Косыгин знает тяжпром не хуже его. Вся эвакуация заводов на нем держалась. Деловой парень, денди, из рода чугунных магнатов. Живой, контактный. В гольф играет блестяще.
– Это важно для зампреда Совмина?
– Да! – оживился Берия. – Я раньше думал, как Маяковский: “Мне – бильярд, отращиваю глаз; ему же шахматы – они вождям полезней”. Шахматы для руководителей – великая вещь. Они учат стратегическому мышлению. А гольф учит тактике. Во времена Ленина и в тридцатые годы все определяла стратегия. Сейчас, в начале пятидесятых, актуально тактическое мышление. Косыгин – перспективный кадр.
– Не знаю… надо подумать. Маленков много сделал для страны. Хоть он и редкая сволочь… – Сталин встал, глядя в круглое зеркальце, потрогал свою бровь. Женщина тоже встала.
– Да… а что там с “делом банкиров”? – спросил Сталин.
– Я же докладывал тебе утром.
– Сегодня? – Сталин отдал зеркальце женщине.
– Да.
– А что… – Сталин проводил взглядом уходящую женщину, – там с этой канальей Шиповым?
– Работаем. Он пока молчит.
– У тебя – и молчит?
– Есть разные люди, Иосиф. Не все так мягкотелы, как Бухарин.
– Значит, Шипов – мужественный человек?
– Просто упрямый.
– Странно. По нему не скажешь.
– Мы его вчера подвесили. Я думаю, завтра… то есть сегодня он заговорит.
Сталин подошел к поддону с глыбой.
– Видишь, она треснула, – показал Берия.
– А чего же мы ждем? Надо вбить клин, и она развалится… – Сталин потрогал трещину.
– Опасно, товарищ Сталин, – привстал со стула микробиолог. – Можно объект повредить.
– Давайте клинья, – не глядя на него, пробормотал Сталин. – Я здесь до утра торчать не буду.
Принесли топор и полено, охранники вытесали четыре клина, вставили в трещину, стали бить топором. Глыба затрещала.
– Вы бы отошли подальше, товарищ Сталин, – посоветовал физик.
– Давай, давай. – Сталин угрюмо смотрел на трещину.
Ударили раз, другой. На третий глыба громко треснула и развалилась на куски. В поддоне среди талой воды и кусков льда остался сидеть замерзший верзила с чудовищными гениталиями и с черным чемоданчиком на коленях.
– Кто это? – спросил Сталин после продолжительной паузы и посмотрел на микробиолога.
– Пока не знаем, товарищ Сталин.
– Что это у него с яйцами?
– Похоже на слоновость, товарищ Сталин. А может, и результат облучения, – близоруко щурился микробиолог.
– Если это землеёбы, – заговорил Берия, – значит, у них у всех такие фаллосы. Вероятно, это неслучайно.
– Ты хочешь сказать, фаллосы большие оттого, что они совокупляются с землей? – спросил Сталин.
– Именно.
– А с женщинами они уж не живут?
– С такими размерами… абсолютно исключено… Такая елда в корову не влезет, – зевнул Берия и посмотрел на часы.
– Да… – задумчиво качнул головой Сталин. – Как же они любят родную землю. А может, у них все-таки есть женщины с огромным влагалищем?
– В первом послании они писали, что в их общине нет ни одной женщины.
– Вот как… – Сталин обошел поддон вокруг, рассматривая замороженного. – Громадный детина. Какие ножищи… Сколько в нем росту?
– На глаз… минимум два двадцать, – заключил Берия.
– Тот в 37-м был рогатый. Этот с яйцами по два пуда… неужели такое будущее ждет нашу страну? – Сталин брезгливо потрогал лысину великана.
– Надо посмотреть, что в чемоданчике. – Берия кивнул охранникам. – Вынимайте. Только осторожно.
Охранники стали топором выковыривать изо льда чемоданчик. Когда его вытянули, Сталин подошел к столу с остатками трапезы, схватил край скатерти и резко потянул. Все съехало со стола, с шумом попадало на пол. Пенсне, соскочившее с носа свиньи, покатилось к стене; охранник подхватил его.
Берия положил чемоданчик на стол.
– Может, минеров вызвать? – спросил Сталин.
– Я не чувствую подвоха во всей этой истории. – Берия жестом пригласил Сталина открыть чемоданчик. – Ты глава государства.
Сталин, помедлив малость, подошел и осторожно открыл чемоданчик. Сдержанный голубой свет поплыл из него, осветив лицо вождя. Сталин и Берия разглядывали содержимое – двенадцать кусков голубого сала, залитых сахаром.
– Товарищи ученые, подойдите сюда, – пригласил Сталин.
Физик и микробиолог подошли.
– Что это? – спросил Сталин.
– Трудно сразу сказать, товарищ Сталин, – ответил микробиолог.
– Нужен подробный анализ, – нахмурился физик.
– Вы свободны, – произнес Сталин, не отрываясь глядя в чемоданчик.
Ученые вышли.
– Это типа фосфора что-то. – Берия потрогал затвердевший сахар, покрывающий голубое сало. – Необычный свет, правда?
– Очень. – Сталин пристально смотрел.
– Я возьму, а утром отдадим на исследование.
– Погоди, – произнес Сталин.
– Что? – не понял Берия.
– Пусть у меня побудет. Пока.
– Но… надо же выяснить, что это такое?
– Выясним еще десять раз. Мне… как-то хорошо от этого света.
Берия молча посмотрел на озаренное голубым лицо вождя.
– Ты хочешь… – начал было он.
– Да, да, – перебил его Сталин. – Я хочу это взять с собой.
– Хорошо, – кивнул Берия. – Давай коньяку выпьем?
– Я спать поеду. – Сталин закрыл чемоданчик, взял его за ручку. – Холодный еще.
– Что?
– Я говорю, холодный саквояж. Не нагрелся еще, – сказал Сталин, глядя в глаза Берии.
– Why not? – устало улыбнулся Берия.
– С добрым утром, Лаврентий. – Сталин повернулся и пошел с чемоданчиком в руке. – Машину!
Охранник скрылся в невысокой арочной двери.
Берия бросил недокуренную папиросу на пол и наступил красивым английским ботинком.
Когда серебристо-черный сталинский “роллс-ройс” в сопровождении двух “ЗИМов” охраны выехал из Спасских ворот, толстая женщина в лохмотьях кинулась наперерез кортежу с диким криком. В руках охранников появилось оружие.
– Не стрелять! – приказал Сталин. – Это ААА. Останови.
Кортеж остановился.
– Раздави! Растопчи! Кишки мои на шины намотай! Кровищу мою гнилую в радиатор залей! Ровней понесет тебя конь твой стальной! – вопила толстуха, падая на колени.
Широкое, круглое, с перебитым носом лицо ее было плоским, маленькие глазки сияли безумием; из-под бесформенных мокрых губ торчали мелкие гнилые зубы; невероятные лохмотья висели на приземистом, уродливо расширяющемся книзу теле; седые грязные волосы выбивались из-под рваного шерстяного платка; босые ноги были черны от грязи.
Сталин вышел из машины с сигарой в зубах.
Завидя его, ААА испустила протяжный хриплый крик и ударила своим круглым лицом о мерзлую брусчатку Красной площади.
– Здравствуй, ААА, – проговорил Сталин, ежась на промозглом мартовском ветру.
– Здравствуй, отец родной! Здравствуй, свет невечерний! Здравствуй, спаситель наш! – запричитала ААА.
Охранник набросил на плечи Сталину длинное пальто темно-зеленого кашемира.
– Что ж ты под колеса кидаешься? – спросил Сталин.
– Ради всех мозгов! Ради всех кусков! Раздави, раздави, раздави!
– За что ж мне тебя давить?
– За все, что было, за все, что есть, да за все, что будет, отец родной!
– Что ж ты за наградой не идешь? Твой орден у Молотова в столе давно лежит. Или брезгуешь заботой нашей?
– Разорви пизду мне сопливую стальными крюками, запри губищи мои стальными замками, посади на кол медный, заставь жрать порошок вредный, жги меня углями, бей батогами, запусти пчел в носовую полость, сошли в Чертову волость, за сисяры потныя подвесь, с кислым тестом замесь, наголо обрей, белены рюмку налей, вервием задуши, на плахе топором обтеши, в смоле свари, а рублем не дари!
Сталин усмехнулся:
– Кого же одаривать, коли не тебя?
– Достойных у тебя хоть жопой ешь, отец родной! Я под себя срать и ссать не перестану! Не на тех дрожжах подымалась!
– Ты знаешь, что Хармс своими глистами канареек кормит? – Сталин обвел глазами пустынную Красную площадь.
– Мне ли эту срань не знать? – радостно ощерилась ААА.
– Что с ним делать?
– Пошли его на север-северок! Там все его глисты враз повымерзнут!
– Встань, ААА, что ты в ногах валяешься. Чай, не старые времена.
– Времена не старые, а наше дело навозное, отец родной! – Она заворочалась на брусчатке.
– Мне активно не нравится “Молодая гвардия”, – стряхнул пепел с сигары Сталин.
– А кому ж она может понравиться, отец родной?
– Очень, очень не нравится… С другой стороны – человек заслуженный. Сразу ноздри рвать не хочется.
– И не рви, отец родной! – подползла к нему ААА. – Много чести для сиволапого! Подари ему свой браунинг золотой с одним патроном.
– И то верно, – задумался Сталин.
– Да и не он один гноем исходит! Там рыл полтыщи даром кокаин нюхают! Зажирели на довоенной пашаничке, ублюдки, а новую борозду вспахать – харч слабоват! На что ж они тебе такие?
– Я думаю, ААА.
– Долго думаешь, батюшка! Ежели снег вовремя не вычистить – он льдом зарастет! А лед колоть тяжкими ломами надобно!
Она подползла к ногам вождя. Густой запах застарелых нечистот оглушил Сталина. Он отвернул лицо, посмотрел на редкие звезды.