Не успел Баккат договорить, как оба охотника замерли и одновременно повернули головы.
— Ха! — проворчал Джим. — Он и тебя услышал.
Впереди в лесу, недалеко от них, слон снова затрубил, издав высокий и чистый звук, словно горн. Проворный, как сверчок, Баккат вскочил в седло.
— Что их встревожило? — спросил Джим, извлекая из футляра на седле, возле колена, большое немецкое ружье. — Почему он затрубил? Почуял нас?
— Ветер в нашу сторону, — возразил Баккат. — Нас они почуять не могли, но что-то почуяли, это так.
— Святая Мария! — в изумлении воскликнул Джим. — Да там из мушкетов палят!
Тяжелые отзвуки выстрелов разнеслись по окружавшим их холмам.
— Это что, Коотс? — вслух произнес Джим и сам себе ответил: — Нет, не может быть. Коотс ни за что не выдал бы себя, зная, что мы неподалеку. Это чужаки, и они напали на наших слонов.
Джим разозлился — слон принадлежал ему, посторонние не имели права вмешиваться в его охоту! Ему захотелось ринуться вперед, но он погасил опасный порыв. Он ведь не знал, кем могли оказаться те охотники. Судя по выстрелам, там был не один человек. А любой чужак в этих диких краях мог оказаться смертельной угрозой.
Тут послышались новые звуки — треск ломавшихся ветвей и топот огромных ног, бежавших в их сторону сквозь густые заросли впереди.
— Будь готов, Сомоя! — предостерег его Баккат. — Они гонят одного из самцов прямо на нас. Он может быть ранен и опасен.
Джим едва успел развернуть Друмфайра на юг, когда зеленая стена леса впереди разорвалась: слон мчался прямо на них. В этот момент внезапной опасности время словно замедлилось, Джим как будто окунулся в ночной кошмар. Он видел изогнутые бивни, огромные, как потолочные балки крыши кафедрального собора, и уши, раскинутые широко, как грот-парус военного корабля… эти уши были изодраны картечью. Кровь лилась по бокам слона; в его маленьких сверкающих глазах, увидевших Джима, вспыхнула ярость.
Баккат угадал: гигантское животное оказалось ранено и взбешено. Джим понял, что бегство может оказаться бессмысленным: Друмфайр не мог состязаться в скорости со слоном в подлеске, ведь слон ломился сквозь него, не замедляя хода. И Джим не мог стрелять из седла. Друмфайр нервно танцевал под ним, кружа на месте и вскидывая голову. Прицелиться не представлялось возможным. Держа ружье высоко над головой, чтобы оно не ударило его в лицо, когда он приземлится, Джим перекинул одну ногу через заднюю луку седла и, как кошка, спрыгнул на землю — лицом к опасности.
Он взвел курок в то самое мгновение, когда его ноги коснулись земли. Страх исчез, сменившись странным ощущением отстраненности, как будто Джим стоял рядом с самим собой и наблюдал, как поднимается ружье.
Не осознавая собственных мыслей, Джим знал, что, если он пустит пулю в сердце животного, слон даже не остановится. Он будет бежать и бежать, как курица, которой мясник отрубил голову, и пронесется еще с милю, прежде чем упадет.
После своего первого, едва не ставшего смертельным опыта с выстрелом в голову слона Джим потратил много часов и дней, тщательно рассекая и изучая черепа других слонов, убитых с тех пор. И теперь отчетливо видел нужную точку в массивной броне черепа — видел как сквозь чистое стекло. И когда приклад прижался к его плечу, Джим не смотрел на железную мушку, он смотрел только на крошечную скрытую цель.
Прогремел выстрел. Джима на миг ослепил густой дым, он пошатнулся от отдачи. Потом из клубов дыма на него обрушилась огромная серая лавина — Джима ударил невероятный безвольный вес.
Тяжелое ружье вылетело из его рук, и Джима отбросило назад. Он дважды перевернулся вниз головой, пока не наткнулся на низкий кустарник, остановивший его. Он кое-как поднялся на ноги как раз в тот момент, когда ветерок разогнал дымовую завесу, и увидел слона, стоящего перед ним на коленях на передних ногах; изогнутые бивни гиганта лежали на земле, и их концы смотрели в небо. Это выглядело как поза подчинения, словно дрессированный слон ждал, когда погонщик заберется ему на спину. Слон был спокоен и неподвижен, как гигантский валун. А между его глазами зияла темная круглая дыра.
Слон находился так близко, что Джим протянул руку и сунул палец в эту дыру. Пуля, укрепленная оловом, весом в четверть фунта, пробила череп точно посередине и впилась в мозг.
Джим тяжело прислонился к одному из бивней. Теперь, когда опасность миновала, он дышал тяжело и прерывисто, ноги у него задрожали, почти отказываясь его держать. Пока Джим, пошатываясь, цеплялся за гигантский бивень, подъехал Баккат и поймал Друмфайра прежде, чем скакун бросился бежать. Он привел коня к Джиму и отдал ему поводья.
— Мои уроки начинают приносить плоды, — хихикнул бушмен. — Теперь ты должен поблагодарить свою добычу и выразить ей уважение.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Джим собрался с силами, чтобы завершить древний ритуал охоты. Под одобрительным взглядом Бакката он отломил зеленую ветку и вложил ее в рот слона.
— Съешь свою последнюю еду, чтобы подкрепиться перед путешествием в страну теней. Прими ее вместе с моим уважением, — сказал он.
Потом отрезал слону хвост, как это делал его отец.
Но Джим не забыл о выстрелах, которые слышал недавно. И когда наклонился, чтобы подобрать свое упавшее ружье, снова увидел кровь на боку слона — пуля ранила его в правое плечо.
— Баккат, этот слон уже был ранен до моего выстрела! — крикнул он.
Однако, прежде чем Баккат успел ответить, раздался другой голос, очень близко, который то ли спросил что-то, то ли выразил недовольство.
Голос показался таким знакомым… Джим застыл с разряженным ружьем в руке и, разинув рот, уставился на высокую спортивную фигуру, быстро шагавшую к нему через подлесок. Белый человек, одетый в куртку и бриджи на европейский лад, в сапоги и широкополую соломенную шляпу.
— Эй, парень, какого черта ты тут затеял? Это я пустил ему первую кровь. Добыча моя!
Голос зазвенел в ушах Джима радостно, как праздничные церковные колокола. Под полями шляпы борода чужака сияла красным, как пожар в буше.
Джим наконец опомнился и так же воинственно закричал в ответ:
— Ах ты, дерзкий мошенник! — Ему стоило немалых трудов не расхохотаться. — Тебе придется сразиться со мной за нее, и я врежу тебе по башке, как уже делал сотню раз прежде!
Дерзкий мошенник застыл на месте и уставился на Джима, а потом испустил оглушительный вопль и бросился к нему. Джим бросил ружье и ринулся ему навстречу. Они столкнулись так, что у обоих застучали зубы.
— Джим! Ох, вот это да! Я думал, нам уже никогда тебя не найти!
— Мансур! Я тебя с трудом узнал с этим жутким красным кустом у тебя на физиономии! Где ты был, черт побери?
Они несвязно болтали всякую ерунду, обнимаясь и колотя друг друга по плечам, дергали друг друга за волосы. Баккат наблюдал за ними, покачивая головой и весело хлопая себя по бокам.
— И ты здесь, мелкий хулиган!
Мансур схватил бушмена, поднял и сунул себе под мышку, а потом снова обнял Джима. Им понадобилось немало времени, чтобы начать вести себя как разумные люди, но наконец они вроде бы взяли себя в руки.
Мансур поставил Бакката на землю, а Джим выпустил его из объятий.
Они сели рядом, прислонившись к боку убитого слона, и в тени огромного тела заговорили, перебивая друг друга, не ожидая ответа на вопрос, прежде чем задавали следующий. Мансур то и дело дергал Джима за бороду, а Джим пихал его локтем в бок. Хотя ни один не упомянул об этом, каждый из них был поражен переменами, происшедшими в другом за время их разлуки. Они стали мужчинами.
Потом те, кто сопровождал Мансура, отправились на его поиски. Все они были слугами из Хай-Уилда или матросами со шхун. Они изумились, увидев рядом с хозяином Джима. А Джим, радостно поздоровавшись со всеми, тут же отправил их вырезать бивни у слона под присмотром Бакката. Теперь они с Мансуром могли продолжить обмен новостями, стараясь за минуты охватить все, что произошло с их семьями с момента их последней встречи почти два года назад.
— А где Луиза, та девушка, с которой ты сбежал? У нее хватило разума послать тебя подальше? — поинтересовался Мансур.
— Клянусь Богом, кузен, я тебе скажу: это настоящая жемчужина! Я отведу тебя к нашим фургонам, чтобы по всем правилам с ней познакомить. Ты не поверишь своим глазам, когда увидишь, какой красавицей она стала! — Тут Джим умолк, выражение его лица изменилось. — Не знаю, как лучше рассказать об этом… в общем, всего несколько недель назад я столкнулся с одним беглецом с «Дара Аллаха». Ты должен помнить этого бандита. Его зовут Рашидом. Он мне рассказал странную и страшную историю, как только я заставил его говорить.
Краска отхлынула от лица Мансура, и с минуту он просто не мог говорить. Потом выпалил:
— С ним должны быть еще два наших матроса, все трое — дезертиры, и с ними странный араб.
— Тот, которого зовут Кадем ибн Абубакер аль-Джурф.
Мансур встрепенулся:
— Где он? Он убил мою мать и чуть не убил отца!
— Я знаю. Я вышиб всю эту историю из Рашида. И у меня болит сердце за тебя. Я очень любил тетю Ясмини, почти так же как ты сам. Но убийца сбежал.
— Расскажи мне обо всем, — потребовал Мансур. — Не пропускай ни единой подробности.
Им так много требовалось рассказать друг другу, что они просидели на месте до тех пор, пока солнце не начало клониться к горизонту. Наконец Джим встал:
— Нужно вернуться к фургонам до темноты. Луиза будет вне себя.
Луиза повесила на деревья зажженные фонари, чтобы подсказать Джиму дорогу домой, и, едва заслышав стук копыт, пулей выскочила из фургона, где они с Интепе ухаживали за Замой. Наконец она выскользнула из его объятий, заметив незнакомца, пришедшего с Джимом, — тот наблюдал за их открытой демонстрацией чувств друг к другу.
— Ты кого-то привел?
Луиза спрятала под чепчик выбившуюся прядь шелковых волос и поправила одежду, помятую Джимом.
— Его незачем бояться, — завер