— Идем, старый друг. — Дориан повел его в свою каюту. — Там мы поговорим спокойно.
В каюте они сели на груду ковров, и слуга принес им маленькие медные чашечки густого кофе.
— К моему огорчению и неудобству, я теперь один из военных советников повстанцев. Нас десять, по одному от каждого из десяти племен Омана. С тех пор как мы сбросили со Слоновьего трона чудовищного убийцу Зейна аль-Дина, я сижу здесь, в Маскате, и говорю до тех пор, пока у меня не начинают болеть челюсти и не слабнет кишечник.
— О чем же вы говорите? — спросил Дориан.
В следующие часы бин-Шибам подтвердил почти все, что уже знал Дориан.
Он рассказал о том, как Зейн аль-Дин перебил всех наследников приемного отца Дориана калифа аль-Малика. И перечислил множество других немыслимых ужасов и страданий, обрушившихся на народ.
— Именем Бога племена восстали против его тирании. Мы сошлись в битве с его прихлебателями и разгромили их. Зейн аль-Дин сбежал из города и спрятался на Берегу Лихорадок. Нам следовало бы довести дело до конца, но все стали спорить о том, кто должен возглавить борьбу. В живых не осталось настоящих наследников калифа. — Тут бин-Шибам поклонился Дориану. — Да простит нас Господь, аль-Салил, но мы не знали, где ты находишься. Лишь в последние годы до нас дошел слух, что ты жив. Мы отправили посланцев во все порты Индийского океана, чтобы разыскать тебя.
— Я услышал ваши мольбы, хотя они звучали тихо из-за расстояния, и прибыл, чтобы поддержать ваше дело.
— Да будет благосклонен к тебе Господь, потому что мы в ужасном положении. Каждое из десяти племен хочет, чтобы калифат получил именно его шейх. Зейн сбежал почти со всем флотом, так что мы не могли погнаться за ним на Занзибар. А пока мы без конца болтаем, мы становимся слабее, а Зейн аль-Дин набирается сил. Видя, что мы медлим, его сторонники, которых мы заставили разбежаться, снова подтягиваются к нему. Он завоевал порты на африканском побережье и перебил там всех, кто поддерживал нас.
— Первый принцип ведения правильной войны — никогда не давать врагу возможности собраться с силами, — напомнил ему Дориан.
— Все так, аль-Салил. Зейн уже собрал на свою сторону могущественных союзников.
Бин-Шибам встал и отошел к иллюминатору каюты. Отодвинул занавеску.
— Один из них вон там, он с крайней надменностью явился к нам, делая вид, что готов к мирным переговорам, но на самом деле представил нам ультиматум и смертельную угрозу.
Он показал на «Арктур», стоявший во внутренней части порта.
— Объясни мне, кто на этом корабле? — сказал Дориан. — Я видел флаг генерального консула.
— Это представитель английского короля, его генеральный консул на Востоке, один из самых влиятельных людей в этих морях. Предполагается, что он должен стать посредником между нами и Зейном аль-Дином, но мы слишком хорошо знаем репутацию этого человека. Как некоторые лавочники торгуют коврами, так он торгует народами, армиями и всеми видами военного оружия. Он втайне от Британской Ост-Индской компании имеет дела и с двором Великого Могола в Дели, и с Константинополем, и с кабинетом министров императора в Пекине. Он так же богат, как любой из них. И он увеличивает свое состояние, продавая власть, войны и человеческие жизни. — Бин-Шибам выразительно всплеснул руками. — Как нам, детям песков, иметь дело с таким человеком?
— Вы уже слышали его условия? Знаете, какое именно послание он привез?
— Нет, мы еще с ним не встречались. Мы пообещали, что встретимся скоро, в первый день Рамадана. Но мы боимся. Мы знаем, что вести с ним переговоры — только к худшему.
Он вернулся к Дориану и опустился перед ним на колени:
— Возможно, в глубине души мы ожидали, что ты к нам вернешься и возглавишь битву, как много раз делал это прежде. Позволь мне вернуться к совету и рассказать им, кто ты таков и почему прибыл.
— Иди, старый друг. Скажи им, что аль-Салил желает обратиться к совету.
Бин-Шибам вернулся с наступлением ночи. Едва войдя в каюту, он распростерся перед Дорианом:
— Я бы пришел раньше, но совет не хочет, чтобы английский консул увидел, как ты сходишь на берег. Они просили передать тебе со всем уважением и ради твоего отца, что готовы открыто признать свою верность твоей семье. А теперь они ждут в тронном зале дворца. Умоляю, идем со мной, я провожу тебя к ним. От них ты узнаешь больше.
Дориан передал Мансуру командование флотилией. Набросив на голову и плечи плащ из верблюжьей шерсти, он спустился в фелюгу следом за бин-Шибамом. По пути к дворцовому причалу они прошли совсем близко от «Арктура». Капитан стоял на палубе. Дориан видел его лицо, освещенное фонарем судового компаса. Капитан что-то приказывал вахтенным офицерам. Он говорил с сильным южноанглийским акцентом, но Дориану он показался до странности чужим. «Я уже возвращаюсь к привязанностям моего детства», — подумал он.
Но тут же его мысли приняли другой оборот.
«Если бы только Ясмини была со мной сейчас, она разделила бы волнение от возвращения на родину…»
Когда они вышли на каменный причал, их уже ждали стражи; они повели Дориана через тяжелую, обитую железом дверь и вверх по винтовой лестнице в путаницу узких коридоров. Стены из больших каменных блоков освещались факелами. Здесь пахло сыростью и крысами. Наконец они подошли к забранной решеткой двери. Сопровождавшие Дориана люди постучали в нее древками копий, а когда дверь распахнулась, они зашагали уже по более широким коридорам под высокими потолками. Теперь на полу лежали ковры, на стенах висели шелковые и шерстяные гобелены.
Наконец они подошли к очередной двери, возле которой стояла вооруженная охрана, тут же скрестившая копья, чтобы перекрыть вход.
— Кто желает увидеть военный совет Омана?
— Принц аль-Салил ибн аль-Малик.
Стражи отступили в стороны и низко поклонились.
— Проходите, ваше высочество. Совет вас ждет.
Дверь медленно открылась, поскрипывая петлями, и Дориан шагнул в зал. Освещение здесь давали сотни маленьких керамических ламп, фитили в которых плавали в душистом масле. Но даваемого ими света не хватало на то, чтобы рассеять темноту, скрывавшую дальние углы, и высокий потолок тоже оставался во тьме.
За низким круглым столом сидели на подушках мужчины в длинных одеждах. Столешница этого стола была отлита из чистого серебра и покрыта геометрическими исламскими орнаментами. Мужчины поднялись, когда Дориан остановился перед ними. Один, явно старший по возрасту и главный в совете, шагнул вперед. Его борода была абсолютно белой, и шел он неторопливой и важной походкой старика. Он всмотрелся в лицо Дориана.
— Да благословит тебя Господь, Мустафа Зиндара, — приветствовал его Дориан. — Мой отец доверял твоим советам.
— Это он! Видит бог, это воистину он! — воскликнул старик.
Он распростерся перед Дорианом и поцеловал край его одежды.
Дориан поставил его на ноги и обнял.
Один за другим все остальные подходили к нему, и почти каждого Дориан называл по имени, расспрашивал о семьях, напоминал о совместном переходе через пустыню и о битвах, в которых они сражались бок о бок.
Потом каждый из членов совета взял по лампе. Все собрались вокруг Дориана и повели его в глубину длинного холла. Когда они приблизились к дальнему концу, нечто высокое и массивное засияло в свете ламп жемчужным блеском. Дориан знал, что это такое, потому что, когда он в последний раз видел своего отца, тот сидел именно здесь.
Старейшины повели Дориана вверх по ступеням и усадили на груду тигриных шкур и вышитых золотом и серебром шелковых подушек, покрывающих верхнюю плоскость этого высокого сооружения. Его вырезали три сотни лет назад из ста пятидесяти огромных бивней: Слоновий трон калифата Оман.
Все последующие дни и недели от рассвета до полуночи Дориан совещался со своими помощниками и министрами. Они докладывали ему о каждой подробности дел в калифате, начиная с настроений горожан и пустынных племен и заканчивая состоянием сокровищницы, положением флота и силой армии. Ему рассказали о фактическом прекращении торговли и объяснили, какие перед ними стоят дипломатические и политические дилеммы.
Дориан быстро понял, что дело повстанцев находится в отчаянном положении. Почти весь флот, делавший Оман великой морской державой, ушел с Зейном аль-Дином к Берегу Лихорадок. Многие племена разочаровались в совете, постоянно затягивавшем решение, и большинство их эскадронов растаяли в пустыне, как туман. Сокровищница была почти пуста, потому что Зейн ограбил ее перед бегством.
Дориан внимательно слушал, а потом отдавал приказы — краткие и четкие. Все это выглядело таким естественным и знакомым, как будто он никогда и не переставал командовать. Его репутация как политического и военного гения возрастала стократно, когда о нем заговорили на городских улицах и базарах. Дориан обладал красивой внешностью и выглядел благородно и властно. Его манеры и уверенность оказались заразительными. Он закрыл остатки казны и издал указ вернуть давние долги. Он приказал ограничить выдачу из зернохранилищ, готовя город к осаде.
Дориан на самых быстрых верблюдах отправил гонцов к шейхам пустынных племен и сам выехал им навстречу, когда они явились, чтобы поклясться ему в верности. И отправил их во внутренние части пустыни — собирать воинов.
Воодушевленные его примером, военачальники с новой энергией взялись за организацию обороны города. Дориан заменил тех, кто оказался явно некомпетентен, людьми, которым мог доверять по личному опыту.
Когда он отправлялся осматривать укрепления и отдавал приказ о срочных работах, городское население радостно приветствовало его. Люди поднимали детей повыше, чтобы те хоть мельком увидели легендарного аль-Салила или коснулись его одежды, когда он проезжал мимо.
Дориан трижды отправлял на «Арктур» через посланца письма генеральному консулу с извинениями за то, что пока не может с ним встретиться, поскольку лишь недавно занялся делами калифата и еще не ознакомился с ними подробно. Он оттягивал неминуемую встречу как мог, потому что с каждым днем задержки его собственное положение укреплялось.