Верити вскочила в седло с легкостью и грацией опытной всадницы.
Когда они выезжали за городские ворота, еще не рассвело, и часть верховых мчалась впереди с факелами, освещая дорогу. Мансур ехал справа, рядом с сэром Гаем, элегантным в своем английском охотничьем костюме, а Верити ехала слева от отца.
Она надела наряд, в котором удивительным образом смешивались английские и восточные охотничьи костюмы. Ее шелковый цилиндр удерживал на голове длинный голубой шарф, свободные концы которого она перекинула через плечо. Синяя амазонка доходила до середины икр, и юбка при этом была собрана в складки так, чтобы не мешать движениям и в то же время оберегать скромность. Под юбку Верити надела просторные хлопковые штаны и мягкие сапоги до колен. Мансур выбрал для нее украшенное драгоценностями седло с высокими луками.
На причале Верити холодно поздоровалась с ним, едва взглянув в его сторону, и принялась непринужденно болтать с отцом. Не принимая участия в их разговоре, Мансур мог открыто рассматривать девушку. Она принадлежала к тем редким англичанкам, которые в тропиках лишь расцветают. Она не потела и не ныла на обжигающей жаре, а сохраняла спокойствие и выдержку. Даже ее наряд, который на другой женщине мог показаться безвкусным или вызывающим, на ней выглядел стильным.
Сначала они проехали через рощу финиковых пальм и между возделанными полями за городской стеной; там уже с первыми лучами солнца женщины в чадрах доставали из глубоких колодцев воду и несли ее в кувшинах на головах. Стада верблюдов и прекрасных лошадей вместе пили из оросительных каналов. На краю пустыни они увидели стоянки каких-то племен, явившихся издалека в ответ на призыв калифа к оружию. Кочевники выходили из шатров, громкими криками приветствовали принца, заверяя его в своей верности, и радостно стреляли в воздух, когда он проезжал мимо.
Но вскоре они очутились в настоящей пустыне. Когда над дюнами разгорелся день, все преисполнились благоговения перед величием открывшейся перед ними картины. Тонкие облака пыли, повисшие в воздухе, отражали солнечные лучи и заливали огнем западный небосклон. Хотя Верити ехала запрокинув голову, чтобы полюбоваться этим божественным великолепием, она остро ощущала на себе взгляд принца. Его назойливость уже не раздражала ее так сильно. Вопреки себе Верити стала находить его внимание забавным, хотя и не собиралась ни в коей мере его поощрять.
Впереди из-за дюн выехал им навстречу большой отряд всадников. Их возглавляли охотники. Их лошади были накрыты чепраками цветов калифата, синего с золотом, и у каждого на руке сидел сокол. За ними следовали музыканты с лютнями, рогами и большими барабанами по обе стороны седел, далее — толпа грумов с запасными лошадьми, сосудами с водой и прочим снаряжением. Они приветствовали генерального консула криками и выстрелами из мушкетов, фанфарами и грохотом барабанов, а потом все распростерлись перед принцем и его людьми.
Спустя еще некоторое время Мансур привел всех на широкую сухую равнину, от которой между холмами круто спускалась к сухому руслу реки узкая долина. На вершинах холмов стояло причудливое скопление странных каменных монолитов. Подъехав ближе, Верити поняла, что это руины какого-то древнего города, которые возвышались над долиной, охраняя давно забытую торговую дорогу.
— Что это за развалины? — спросила она Мансура.
Это были первые слова, за все утро обращенные ею непосредственно к нему.
— Мы называем его Искандербад, город Александра. Македонец проходил здесь три тысячи лет назад. Его армия построила эту крепость.
Они проехали между обрушившимися стенами и монументами, у которых некогда могучая армия праздновала свои победы. Теперь здесь жили только ящерицы и скорпионы.
Однако сюда недавно прибыла целая толпа слуг, и во дворах, где, возможно, завоеватель некогда отдавал приказы, они разбили охотничий лагерь — десятки ярких шатров, обставленных с роскошью и удобствами королевского дворца. Толпы слуг встречали гостей. И чтобы те могли смыть дорожную пыль и освежиться, им поливали на руки душистую воду.
Потом Мансур пригласил всех в самый большой из величественных шатров. Когда они вошли туда, Верити увидела, что его стенки увешаны шелковыми драпировками, синими и золотыми, а пол устлан драгоценными коврами и подушками.
Калиф и его советники встали навстречу гостям. Искусство Верити как переводчицы для начала подверглось испытанию на комплиментах и добрых пожеланиях. Тем не менее она все же воспользовалась возможностью внимательно рассмотреть калифа аль-Салила.
Он, как и его сын, был рыжебород и красив, но на его лице отчетливо виднелись следы волнений и печали, и в бороде светились серебряные пряди, которые он не пытался закрасить хной. И было в нем что-то еще, чего Верити не сумела понять. Заглянув в его глаза, она испытала чувство дежавю. Потому ли, что принц Мансур был так сильно на него похож? Верити решила, что дело не в этом. Тут крылось нечто большее.
Странное беспокоящее впечатление усиливалось тем, что между ее отцом и аль-Салилом тоже что-то происходило. Они смотрели друг на друга так, словно вовсе не являлись незнакомцами, встретившимися впервые. Между ними ощущалось острое напряжение. Как будто назревала летняя гроза: воздух стал душным и в любой момент могли засверкать молнии…
Аль-Салил провел ее отца в середину шатра и усадил на груду подушек. И занял место рядом с ним. Слуги тут же подали анисовый шербет в золотых кубках и блюда с засахаренными финиками и гранатами.
Шелковые завесы не пропускали внутрь пустынный жар, и между гостем и хозяином тек вежливый разговор. Королевские повара подали обед. Дориан помог сэру Гаю выбрать самые лакомые куски на серебряных подносах, наполненных рисом с шафраном, нежной жареной ягнятиной и запеченной рыбой. Потом калиф махнул рукой, чтобы оставшуюся еду отнесли его свите, сидевшей рядами у входа в шатер.
Теперь начался более серьезный разговор. Сэр Гай кивнул дочери, веля сесть между ним и аль-Салилом. Пока солнце поднималось к зениту и внешний мир погружался в дремоту от жары, они негромко беседовали. Сэр Гай предупредил аль-Салила, насколько может оказаться хрупким союз, заключенный им с пустынными племенами.
— Зейн аль-Дин заручился поддержкой Константинополя. Двадцать тысяч турецких солдат уже находятся на Занзибаре, и корабли готовы доставить их сюда, как только сменится направление муссонов.
— А как насчет английской компании? Она тоже на стороне Зейна? — спросил аль-Салил.
— Там еще не определились, — ответил сэр Гай. — Как вы, наверное, понимаете, губернатор Бомбея ждет моих рекомендаций, чтобы принять решение.
Консул мог с таким же успехом использовать слово «приказ» вместо «рекомендации». Аль-Салил и все члены его совета прекрасно знали, в чьих руках настоящая власть.
Верити настолько сосредоточилась на переводе, что Мансур снова мог изучать ее без помех. И в первый раз он заметил нечто странное, тайное между ней и ее отцом. Могла ли девушка бояться его? Мансур не мог угадать. Но он ощущал нечто темное и леденящее.
Они говорили всю самую жаркую часть дня; Дориан внимательно слушал, кивал и делал вид, что проникся логикой сэра Гая. На самом деле он вслушивался в скрытые за цветистыми фразами, переводимыми девушкой, подтексты и намеки. Постепенно он начал понимать, как именно его единокровный брат достиг такой власти и положения.
«Он, подобно змее, извивается и разворачивается, и при этом всегда можно ощутить, что он полон яда», — подумал Дориан. Наконец он с мудрым видом кивнул и сказал:
— Все, что вы говорите, правда. Я могу лишь молиться о том, чтобы ваша мудрость и великодушный интерес к тяжелому положению дел в Омане привели нас к справедливому и надежному решению. Прежде чем мы продолжим, мне хотелось бы заверить ваше превосходительство в глубокой благодарности — и от себя лично, и от имени моего народа. Надеюсь, я сумею продемонстрировать эти теплые чувства в более существенном виде, чем простые слова.
Он тут же увидел вспыхнувший в глазах брата алчный блеск.
— Я здесь не ради материального вознаграждения, — ответил сэр Гай. — Но в моей стране говорят, что труд должен оцениваться по достоинству.
— Такое выражение и в этой стране прекрасно понимают, — кивнул Дориан. — Но жара уже спадает. Пожалуй, разговор мы возобновим утром. А сейчас можем отправиться на охоту.
Охотничий отряд, состоявший из сотни всадников, покинул Искандербад и поскакал вдоль утеса, нависшего над сухим речным руслом в сотнях футов внизу. Уходящее солнце бросало таинственные синие тени на великолепный хаос обрушившихся стен и утесов.
— С чего это Александр выбрал такое пустынное и удаленное место для своего города? — вслух поинтересовалась Верити.
— Три тысячи лет назад здесь протекала широкая река, долина цвела зелеными садами, — ответил Мансур.
— Как печально думать, что так мало осталось от его грандиозного предприятия! Он много построил, и все это разрушили мелкие люди, оставшиеся после него.
— Даже сама могила Искандера потеряна.
Мансуру удалось втянуть девушку в разговор, и она постепенно утратила настороженность и уже с большей охотой отвечала ему. Мансур с восторгом обнаружил, что его спутница разделяет его интерес к истории, а когда их спор перешел на более глубокие темы, он понял, что она настоящий ученый и ее знания намного превосходят его собственные. И предпочел просто слушать ее, не высказывая собственных мнений. Он наслаждался звуком ее голоса и тем, как она говорила по-арабски.
Охотники заранее, за несколько дней до этого выезда, провели разведку в пустыне и теперь могли вести калифа туда, где он, вероятнее всего, мог найти дичь. Здесь расстилалась широкая ровная долина, перемежаемая купами невысокой лебеды. Она тянулась, на сколько хватало взгляда. Теперь, когда стало прохладнее, воздух наполнился чистотой и свежестью, словно горный ручей, и Верити чувствовала себя полной сил. Но все равно ею владело странное беспокойство, как будто вот-вот должно было случиться нечто необыкновенное, способное навсегда изменить ее жизнь.