Аль-Салил вдруг приказал перейти на галоп, и тут же загудели фанфары. Всадники, пришпорив лошадей, рванулись вперед, как кавалерийский эскадрон. Копыта гремели по твердой, обожженной солнцем земле, ветер свистел в ушах Верити. Ее кобыла мчалась легко, словно паря над землей, и Верити засмеялась. Она оглянулась на Мансура, скакавшего рядом, и они смеялись вместе, и для этого не имелось других причин, кроме их молодости и наслаждения жизнью.
Внезапно пронзительно загудел рог. Охотники возбужденно закричали. Впереди показалась пара дроф. Гром копыт спугнул их из укрытия в траве. Они бежали, вытянув шеи и пригнув головы к земле. Это были огромные птицы, намного крупнее диких гусей. Хотя их оперение переливалось красновато-коричневым, синим и темно-красным цветом, краски были так тонко смешаны, что сливались с пустыней, и птицы казались бесплотными, как призраки.
При звуке рога всадники приостановились. Лошади топтались, кружили на месте и грызли удила, желая мчаться дальше, но их удерживали на месте, потому что вперед выехал аль-Салил с соколом на руке. Это был пустынный сакер, или балобан, прекраснейший и наиболее яростный из всех соколов.
За то недолгое время, что он уже провел в Омане, Дориан полюбил именно эту птицу. Балобан был самцом и выглядел прекрасно. Сейчас, в трехлетнем возрасте, он находился в расцвете сил и быстроты. Дориан назвал его Хамсином в честь бешеного пустынного ветра.
Поскольку лошади остановились, дрофы даже не попытались взлететь. Они снова спрятались в лебеде. И теперь, должно быть, залегли там, распластавшись на земле. Они могли оставаться такими же неподвижными, как скалы вокруг, и окраска птиц скрывала их от глаз охотников.
Аль-Салил медленно повел своего коня к поросли, где в последний раз видел птиц. Волнение в строе охотников нарастало. Хотя Верити не разделяла страсти к такой охоте, она тем не менее невольно задержала дыхание, и ее рука, державшая поводья, слегка задрожала. Девушка покосилась на Мансура: он увлеченно наблюдал за происходящим. В первый раз Верити почувствовала, что они настроены одинаково.
Вдруг раздался резкий хриплый крик, и прямо из-под копыт жеребца аль-Салила взлетело огромное тело птицы. Верити изумилась тому, как быстро и уверенно дрофа поднялась в воздух. Свистящие удары ее крыльев отчетливо слышались в тишине. Размах этих крыльев не уступал размаху рук мужчины, они без труда уносили птицу вверх.
Наблюдатели начали тихо переговариваться, когда калиф снял колпачок с головы прекрасного сокола. Тот моргнул желтыми глазами и посмотрел в небо. Барабаны начали медленно отбивать ритм, возбуждая и зрителей, и сокола.
— Хамсин! Хамсин! — напевно повторяли охотники.
Сокол увидел дрофу, обрисовавшуюся на фоне синевы, и напрягся в своих путах. На мгновение он повис вниз головой, колотя крыльями и стремясь освободиться. Калиф поднял его повыше, снял путы с лап и подбросил птицу в воздух.
Сокол взмахнул острыми крыльями и начал подниматься кругами все выше и выше. Его голова поворачивалась из стороны в сторону, он наблюдал за огромной птицей, летевшей над равниной ниже его. Барабанный бой усилился, зрители повысили голоса:
— Хамсин! Хамсин!
Сокол взвился уже совсем высоко, превратившись в маленькую черную точку в стальной синеве. Внезапно он сложил крылья и стрелой понесся вниз. Барабаны дошли до безумного крещендо — и разом умолкли.
В тишине люди слышали, как в крыльях свистит ветер; сокол падал настолько стремительно, что взоры с трудом следили за ним. Он упал на дрофу с таким звуком, с каким сталкиваются в схватке оленьи рога. Дрофа, казалось, вмиг превратилась в облако перьев, полетевших по ветру.
Сотни глоток испустили победоносный вопль. Верити заметила вдруг, что задыхается, как будто вынырнула из морской глубины.
Аль-Салил забрал своего сокола и скормил ему печенку дрофы, поглаживая, пока птица глотала награду.
Держа сокола на руке, калиф снова поехал вперед в сопровождении сэра Гая и большинства своих советников. В пылу охоты им было не до разговоров. Они пока что не нуждались в переводе, и Верити осталась рядом с Мансуром. Он незаметно придержал коня, и девушка ехала рядом, настолько увлекшись беседой, что как будто не замечала, что они все больше и больше отстают от ее отца и отряда калифа.
Недоверие и настороженность постепенно растаяли, и оба радовались близости другого. Когда Верити смеялась, музыкальный звук ее смеха восхищал Мансура, а привлекательное, хотя и строгое лицо девушки оживлялось так, что становилось прекрасным.
Понемногу они забыли о большой пышной свите, в которой ехали; в этой толпе они ощущали уединение.
Но далекий выстрел и гром барабанов вернули их к реальности. Мансур поднялся на стременах и удивленно воскликнул:
— Смотрите! Вы видите, да?
Все вокруг них кричали. Горны и рога гудели, барабаны бешено отбивали ритм.
— Что там? Что случилось?
Смена настроения Мансура оказалась заразительной, Верити подъехала ближе к нему. А потом увидела, что именно вызвало такой переполох. На дальнем склоне долины маленькая группа охотников во главе с аль-Салилом неслась полным галопом. Выискивая дроф, они наткнулись на куда более опасных зверей.
— Львы! — закричал Мансур. — Не меньше десятка, а то и больше! Скорее за мной! Мы не должны упустить такое!
Верити погнала кобылу вслед за ним. Они быстро спускались по своей стороне долины.
Прайд, который аль-Салил и его охотники гнали перед собой, выглядел стремительными желто-коричневыми тенями, мчавшимися между пятнами невысоких кустов.
Калиф передал своего сокола одному из охотников, и все сразу выхватили из рук копьеносцев оружие. Всадники неслись за прайдом, их крики негромко звучали вдали. Потом раздался громогласный рев боли и ярости, когда аль-Салил наклонился в седле и пронзил копьем одну из стремительных теней. Верити увидела, как лев покатился от удара, ревя в светлом облаке пыли.
Аль-Салил ловко выдернул копье и погнался за следующей жертвой, оставив раненого льва умирать в агонии. Всадники, ехавшие за ним, несколько раз ударили зверя копьями.
Потом другой охотник открыл свой счет, и еще один. Все превратилось в безумную мешанину лошадей и убегающих желтых кошек. Всадники каждый свой удар сопровождали пронзительным криком. Лошади ржали, сходя с ума от запаха львиной крови и рева раненых кошек. Трубили рога, грохотали барабаны, и пыль окутывала все вокруг.
Мансур выхватил копье у копьеносца, скакавшего следом за ним, и помчался за отцом. Верити не отставала, но охота перевалила за седловину холма до того, как они успели к ней присоединиться.
Они промчались мимо двух мертвых львов. Каждый труп сплошь покрывали раны, и лошади шарахнулись от пугающего запаха. К тому времени, когда Мансур и Верити очутились наверху и осмотрелись, охота уже рассыпалась по равнине. Почти в миле от себя они увидели заметную фигуру аль-Салила в белых развевающихся одеждах, возглавляющего охоту, но львов уже нигде не было видно. Звери исчезли на просторах пустыни, растаяв, как коричневый дым.
— Опоздали, — подосадовал Мансур и придержал коня. — Они сбежали. Гнаться за ними — значит напрасно изнурять лошадей.
— Ваше высочество! — Верити в волнении даже не заметила, что произнесла титул Мансура. — Я заметила одного льва в стороне, вон там. — Она показала налево. — Похоже, он бежал к реке.
— Тогда вперед, миледи! — Мансур развернул жеребца. — Покажите, где вы его видели.
Она погнала лошадь вдоль возвышенности, а потом повернула под углом к линии горизонта. Через четверть мили они уже исчезли из поля зрения свиты. Волнение от охоты захлестывало обоих, и они смеялись без причины. Шляпу Верити сорвало ветром с ее головы, но, когда Мансур уже повернулся, чтобы подобрать ее, девушка крикнула:
— Да оставьте вы ее! После найдем! — Она бросила на землю свой синий шарф. — Он послужит меткой, когда мы будем возвращаться.
Верити на всем скаку резко встряхнула головой. До этого момента она скрывала волосы под крупной шелковой сеткой, а теперь они рассыпались. Мансур был изумлен их длиной, когда пряди упали за плечи Верити медово-каштановым облаком, густым и блестящим в мягком вечернем свете. Из-за рассыпавшихся волос внешность Верити совершенно изменилась. Она словно превратилась в некую дикарку, свободную от всех пут, налагаемых на человека общественными условностями.
Мансур немного отстал от Верити, но именно это и доставляло ему удовольствие: он мог наблюдать за девушкой, рассматривать ее. Его охватило страстное желание. «Это моя женщина. Это та самая, которую я ждал и искал». Едва подумав это, он уловил какое-то движение впереди, перед лошадью Верити. Конечно, это мог быть взмах крыльев какой-нибудь птицы, но Мансур знал, что это не так.
Он сосредоточился и увидел все целиком. Да, там был лев: именно взмах его хвоста и насторожил Мансура. Зверь затаился в небольшом овраге прямо на пути девушки. Он припал к земле, такой же светло-коричневой, как его гладкая шкура. Уши зверя прижались к голове, и он походил на чудовищного змея, свернувшегося перед броском. Глаза льва светились безжалостным золотом. На черных губах выступила розовая пена — в плече зверя торчало копье, явно задевшее легкое.
— Верити! — закричал Мансур. — Он там, прямо перед тобой! Поворачивай назад! Бога ради, поверни назад!
Она оглянулась через плечо, и ее зеленые глаза расширились от изумления. Мансур не заметил, что закричал на английском. Возможно, девушку так ошеломила эта смена языка, что она не поняла сути предупреждения. И не сделала попытки придержать свою кобылу, продолжая галопом нестись прямо к затаившемуся льву.
Мансур пришпорил жеребца и помчался вовсю, но он слишком отстал, чтобы догнать Верити вовремя. В последнее мгновение кобыла почуяла льва и бешено шарахнулась в сторону. Верити едва не вылетела из седла, но ухватилась за переднюю луку и смогла удержаться.
Но равновесие она потеряла, а одна ее нога выскочила из стремени. Упав на шею кобылы, девушка обхватила ее обеими руками. Кобыла резко вскинула голову, напуганная львиным запахом, и вырвала поводья из руки Верити. Девушка уже не могла управлять ею.