— Прислушайся к разуму, дядя! Мы с отцом не желаем тебе ничего дурного! Мы одной крови! Смотри, я безоружен!
Мансур поднял руки, доказывая это.
Но тут его пробрало леденящим ужасом — он понял, что Гай и не собирается стрелять из большого орудия. Вместо этого он схватился за длинную рукоятку «убийцы», притаившегося за фальшбортом в своем подвесе на шарнирах. Это была ручная пушка, предназначенная для отражения атак, когда враги пытались взять корабль на абордаж. Ее заряжали крупной картечью. На близком расстоянии прозвище пушки очень точно описывало ее возможности.
Баркас подошел уже очень близко к борту «Арктура». Гай повернул «убийцу» на него и прищурился, глядя в прицел на Мансура. Ствол пушки тоже нагло уставился на людей в лодке.
— Я тебя честно предупредил, ты, блудливая свинья! — воскликнул Гай.
Он быстро сунул горящий фитиль в зарядник.
— Ложись! — закричал Мансур.
И сам бросился на палубу.
Но команда не успела последовать его примеру, и картечь ударила по людям. Под крики раненых Мансур снова вскочил на ноги. Его рубашку забрызгало мозгами старшины шлюпки, трое убитых упали друг на друга у борта… Еще двое держались за свои раны, пытаясь остановить кровь. Морская вода хлынула сквозь пробитые картечью дыры в обшивке.
Мансур закричал тем, кто уцелел:
— К «Эльфу»!
Матросы изо всех сил налегли на весла. Мансур, стоя на кормовой банке, крикнул Гаю, все еще державшему рукоятку дымящейся пушки:
— Да сгниет твоя черная душа, Гай Кортни! Ты просто кровожадный мясник! Ты убил безоружных людей, пришедших оказать помощь!
На палубу «Эльфа» Мансур буквально взлетел. Он побелел от ярости.
— Кумрах! — рявкнул он. — Поднимай на борт убитых и раненых, а потом заряжай наши орудия картечью! Я заставлю эту вонючую свинью хлебнуть собственного дерьма!
Кумрах развернул корабль на левый галс и под руководством Мансура подвел его к «Арктуру» на расстояние в сотню шагов — оптимальное для того, чтобы картечь причинила максимальный урон.
— Готовьтесь стрелять! — крикнул Мансур артиллеристам. — Смести все с их палубы! Убить всех! А потом поджечь их, чтобы сгорели до самой ватерлинии!
Мансур все еще дрожал от бешенства.
Команда «Арктура» увидела, как к ним приближается неминуемая смерть, и матросы рассыпались по палубе. Кто-то бежал вниз, другие прыгали за борт и неловко барахтались в воде. Только капитан Корниш и его хозяин сэр Гай Кортни стояли на палубе и смотрели на открытые бойницы «Эльфа».
Мансур почувствовал, как кто-то легко коснулся его руки, и обернулся. Рядом с ним стояла Верити. Ее бледное лицо ничего не выражало.
— Это просто убийство, — сказала она.
— Убийца — твой отец!
— Да. Но он мой отец. Если ты это сделаешь, тебе никогда не смыть его кровь со своей совести или с моей, проживи мы хоть сотню лет. И этот поступок может стать тем, что разрушит нашу любовь.
Слова Верити ударили Мансура, как кинжал. Он посмотрел в сторону борта и увидел, что канонир у первого орудия уже подносит фитиль к пушке.
— Не стрелять! — рявкнул он.
Мужчина отвел вверх руку с фитилем.
Все командиры расчетов повернулись к Мансуру. Он взял Верити за руку и подвел к поручням. И поднес к губам рупор.
— Гай Кортни! Ты спасся лишь благодаря вмешательству твоей дочери! — крикнул он.
— Эта предательница, эта грязная тварь мне больше не дочь! Она просто уличная шлюха! — Лицо Гая было смертельно бледным, и темные пятна крови резко выделялись на нем. — Вы просто два комка грязи, что слились в выгребной яме! Забирай ее, и да падет на вас обоих черная чума!
С огромным усилием Мансур сдержал новый взрыв ярости.
— Благодарю вас, сэр, что отдаете мне руку своей дочери! Это настолько высокая награда, что я буду хранить ее всю мою жизнь!
Он посмотрел на Кумраха:
— Пусть остаются здесь и гниют. Бери курс на остров Сауда.
Когда они разворачивались, Руби Корниш вскинул руку в салюте, молча признавая свое поражение и благодаря Мансура за то, что отказался расстреливать его корабль.
«Месть» они нашли стоящей на якоре в крошечном заливе, окруженном утесами острова Сауда. Эти мрачные контрфорсы из черных камней восставали на три сотни футов над глубокой водой на краю континентального шельфа, в шести милях от берега Аравийского полуострова. Кумрах выбрал это место не без причин. Остров был необитаем и отделен от материка, здесь их не мог случайно обнаружить враг. А в залив не могли проникнуть восточные шторма. Воды, окруженные скалами, пребывали в покое, а узкая полоса черного вулканического песка представляла собой отличную платформу для ремонта кораблей. Здесь имелся даже скрытый от глаз источник чистой воды, вытекавшей из расщелины в основании одного из утесов.
Как только они бросили якорь, Мансур вместе с Верити отправился на «Месть». Дориан уже ждал их.
— Отец, думаю, нет нужды представлять тебе твою племянницу Верити. Ты уже успел с ней познакомиться.
— Примите мое уважение, ваше величество. — Верити присела в реверансе.
— Теперь наконец мы можем говорить по-английски, и я рад приветствовать вас как ваш дядя. — Дориан обнял девушку. — Добро пожаловать в семью, Верити. Я знаю, теперь у нас будет куда больше возможностей узнать друг друга как следует.
— Я тоже надеюсь на это, дядя. Но, как я понимаю, вам с Мансуром сейчас есть о чем поговорить и чем заняться.
Стоя на верхней палубе, Дориан с сыном быстро составили план действий и тут же приступили к делу. Мансур подвел свой корабль к отцовскому, и они принайтовили корпуса друг к другу. Теперь появилась возможность откачивать воду из трюма пострадавшей шхуны насосами обоих судов. В то же время они завели под днище «Мести» самые плотные полотнища парусины. Тяга воды прижала их к днищу, заткнув подводную пробоину. После этого они смогли осушить трюм за несколько часов.
Потом они переправили на палубу «Эльфа» самый тяжелый груз — пушки, порох и снаряды, запасные паруса, мачты и реи. Освобожденная от ноши, «Месть» поднялась в воде легко, как пробка. С помощью шлюпок они подвели ее к берегу, а затем, воспользовавшись приливом, накренили корпус, чтобы открыть пробоину. Плотники со своими помощниками взялись за ремонт.
Понадобилось два дня и две ночи работы при фонарях, чтобы завершить все необходимое. После этого починенная часть стала крепче прежнего. Заодно матросы отчистили с днища водоросли и заново отчеканили медные листы, защищавшие подводную часть корабля от нападения корабельных червей.
Когда «Месть» снова поставили на воду, она стала крепкой и сухой. Ее вывели в залив, вернули на место весь груз и установили орудия. К вечеру бочки обоих кораблей наполнили свежей водой из ключа, и все было готово к выходу в море.
Однако Дориан распорядился остаться здесь еще на два дня, чтобы команда могла отметить мусульманский праздник Ид аль-адха, или Курбан-байрам, во время которого приносят в жертву животных и делят мясо между всеми.
В тот вечер все собрались на берегу, и Дориан зарезал одну из молочных коз, которых они держали в клетках на борту «Мести». Мяса в ней оказалось немного, каждому досталось лишь по кусочку, но к нему добавили свежую рыбу, зажаренную на углях. Те из команд, кто умел играть на каких-либо музыкальных инструментах или петь, танцевали и славили Бога за их удачное бегство из Маската и победу над «Арктуром». Верити сидела между Дорианом и Мансуром на шелковом молитвенном коврике, расстеленном на черном песке.
Как и большинство людей, которым довелось узнать Дориана, Верити не смогла устоять перед силой его духа, сердечной теплотой и мягким юмором. Она сочувствовала его трагической потере и печали, которой отметила его смерть жены.
А Дориан в равной мере оказался захвачен живым умом девушки, ее храбростью, прямотой и прекрасными манерами. Теперь, когда Дориан рассматривал ее в свете костра, он думал, что Верити унаследовала лучшее от обоих родителей — материнскую красоту, до того как ту испортило обжорство, и ясный ум Гая. И ее миновали недостатки родителей — пустота Каролины и алчность и мстительность отца, нехватка человечности.
Потом Дориан отогнал в сторону все эти размышления и отдался празднику. Все смеялись и пели вместе, хлопая в ладоши и раскачиваясь в такт музыке.
Когда музыканты начали наконец сбиваться с нот, Дориан отпустил их, поблагодарив и наградив золотыми монетами. Но сам он и молодая пара были слишком взволнованы, чтобы спать. Утром их ожидал путь к форту Добрый Знак. Мансур начал рассказывать Верити о жизни, которую им предстоит вести в Африке, и о родственниках, которых она там впервые встретит.
— Ты полюбишь тетю Сару и дядю Тома.
— Да, Том — лучший из нас, троих братьев, — согласился Дориан. — Он всегда был вожаком, а Гай и я…
Он умолк на полуслове, сообразив, что имя Гая может испортить всем настроение. Воцарилось неловкое молчание, и никто из них не знал, как его нарушить.
Потом заговорила Верити:
— Да, дядя Дориан. Мой отец дурной человек, и я знаю, что он жесток. Не думаю, что можно оправдать его чудовищный поступок, его выстрел по баркасу. Но может быть, я сумею объяснить, почему это случилось.
Оба мужчины растерянно молчали. Они уставились на угли костра, не глядя на девушку. После долгой паузы она сказала:
— Он пребывал в отчаянии и не мог допустить, чтобы кто-то узнал о грузе, лежащем в главном трюме «Арктура».
— Что это за груз, милая? — Дориан поднял голову.
— Прежде чем ответить, я должна рассказать вам, как именно мой отец сумел накопить такое состояние, которое превосходит богатства любого восточного властелина, кроме разве что самого Великого Могола и Блистательной Порты в Константинополе. Он торгует властью. Он использует свое положение генерального консула, чтобы возводить на трон и сбрасывать с тронов королей. Он имеет в руках силу английской монархии и Британской Ост-Индской компании, чтобы управлять армиями и нациями, как некоторые люди перегоняют с места на место коров и овец.