Она подняла голову и, посмотрев на Мансура, нежно улыбнулась:
— О ваше высочество, неужели я удостоилась вашего внимания? Весьма польщена.
Несмотря на разочарование из-за пустого трюма, Мансур с восхищением уставился на нее.
— Я никогда ни на мгновение не усомнился в том, что ты самая прекрасная из женщин, каких я только видел, — с благоговением в голосе произнес он.
В новом наряде она казалась ему совершенной драгоценностью.
— Зато вы, сэр, весьма потны и перепачканы, — засмеялась Верити. — Но я уверена, что вы пришли не ради комплимента.
— Там нет ни единой монеты, — с запинкой выговорил Мансур.
— А вы потрудились заглянуть под доски пола, или их нужно называть палубой? Я не так долго в море, чтобы разбираться во всех этих терминах, так что ты уж прости меня, если я выберу неверные слова.
— Я с каждым часом люблю тебя все больше, моя дорогая умница! — воскликнул Мансур и помчался обратно в трюм, крича плотникам, чтобы поспешили за ним.
Верити подождала до тех пор, пока стук и треск в трюме внезапно не затих. Тогда она отложила Рамаяну и поднялась на палубу. Там девушка подошла к открытому люку. Она появилась как раз вовремя, чтобы увидеть, как первый сундук почтительно извлекли из тайника под палубой. Он оказался таким тяжелым, что понадобились объединенные силы Мансура и пятерых дюжих матросов, чтобы поднять его. Когда один из плотников развинтил крышку, изнутри хлынула вода — сундук оставался затопленным с тех пор, как корабль налетел на рога Обманщика.
Когда Мансур снял крышку, раздались изумленные возгласы. Верити, глядя сверху, заметила роскошный блеск золота, прежде чем столпившиеся вокруг сундука люди закрыли для нее обзор его содержимого. Тогда она стала смотреть на обнаженную спину Мансура. Его кожа блестела от пота, а когда он наклонился, чтобы взять один из ярких желтых брусков, перед Верити мелькнули медные волоски у него под мышками.
Вид золота ничуть ее не взволновал, а вот тело Мансура — да. Верити ощутила это странное, но вполне понятное тепло в своем лоне, и ей пришлось поскорее вернуться к книге в попытке приглушить его. Но книга не помогла. Тепло и приятные ощущения нарастали.
— Ты становишься бесстыдной и распутной женщиной, Верити Кортни! — чопорно пробормотала она.
Но ее самодовольная улыбка слишком противоречила тону самообвинения.
Мансур с Дорианом достали из трюма «Арктура» пятнадцать сундуков с золотом. Когда их взвесили, оказалось, что в каждом из них, как и говорила Верити, лежало по лакху драгоценного металла.
— Мой отец — человек аккуратный, скрупулезный, — пояснила Верити. — Золото изначально поступало к нему из сокровищниц Омана и Константинополя в виде монет самого разного происхождения и достоинства, а также в виде слитков, мотков проволоки, брусков. Но отец все это переплавлял, и превращал в стандартные бруски весом по десять фунтов каждый, и на каждом ставил свое клеймо со знаком пробы.
— Да, это целое состояние, — пробормотал Дориан, когда пятнадцатый ящик опустили в трюм «Мести». — Мой брат был богатым человеком.
— Не стоит его жалеть, — сказала Верити. — Он по-прежнему богат. Это всего лишь малая часть его состояния. Намного больше хранится в сейфовой комнате консульства в Бомбее. И его ревностно охраняет мой брат Кристофер, который трясется над этими сокровищами даже больше, чем отец.
— Даю тебе слово, Верити: все то, что мы не истратим на борьбу за освобождение Маската от зловещего владычества Зейна, вернется в казну Маската, откуда это золото в основном и украли. Оно принесет пользу моему народу.
— Я более чем верю твоему слову, дядя, но, по правде говоря, меня просто тошнит от этих сокровищ, потому что отчасти и меня можно обвинять в их накоплении, ведь я служила человеку, который ценит золото намного выше человечности.
Когда золото выгрузили, «Арктур» вывели на мель и накренили. После этого работа пошла быстро, потому что у людей уже имелся опыт ремонта «Мести». На этот раз они также смогли воспользоваться опытом капитана Корниша. Он обращался со своим кораблем как с прекрасной женщиной и не скупился на советы и помощь. Дориан все больше и больше полагался на него, хотя по всем правилам капитан считался врагом, военнопленным.
А Руби Корниш оказался еще и пылким поклонником Верити, хотя и на свой простоватый деревенский манер. Он искал любой возможности остаться с ней наедине. На этот раз он застал ее сидящей на черном песке пляжа — девушка делала зарисовки, наблюдая за работой матросов, хлопотавших вокруг наклоненного корпуса «Арктура». Рисунок линей и канатов, протянувшихся над грациозным корпусом корабля, напоминал ей паутину, а контраст между чистыми белыми досками и черными зазубренными камнями зачаровывал.
— Могу я отнять у вас несколько минут, мистрис Кортни?
Корниш остановился перед девушкой и снял шляпу, прижав ее к груди. Верити подняла голову над планшетом для рисования и улыбнулась, откладывая карандаш:
— Капитан Корниш! Какой приятный сюрприз. Я думала, вы меня совсем забыли.
Корниш залился густой краской:
— Я пришел просить вас об одной услуге.
— Вам стоит только сказать, капитан, и я сделаю все, что в моих силах.
— Мистрис, я сейчас не имею нанимателя, поскольку мой корабль захвачен калифом аль-Салилом, а он, как я понимаю, англичанин и ваш родственник.
— Все это немного странно, согласна, но аль-Салил и в самом деле мой дядя.
— Он выразил намерение отослать меня обратно в Бомбей или Маскат. Но я ведь потерял корабль вашего отца, доверенный мне, — упрямо продолжал Корниш. — И, прошу прощения, ваш отец не из тех, кто легко прощает. Он сочтет меня в ответе за все.
— Да, подозреваю, это именно так.
— Мне совсем не хочется объяснять ему потерю корабля.
— Это и вправду может весьма повредить вашему здоровью.
— Мистрис Верити, вы меня знаете еще с тех пор, как были совсем девочкой. Как вы сочтете, ваша совесть позволит вам рекомендовать меня вашему дяде, калифу, в качестве капитана «Арктура»? Думаю, вы знаете, что в сложившихся обстоятельствах я буду предан новому нанимателю. К тому же мне доставит огромное удовольствие мысль о том, что наше долгое знакомство не прервется здесь и сейчас.
Они и вправду знали друг друга много лет. Корниш проявил себя как отличный моряк и верный слуга. И Верити испытывала к нему особую привязанность, поскольку он много раз имел возможность выступать ее союзником. И по возможности укрывал ее от извращенной отцовской злобы.
— Я посмотрю, что тут можно сделать, капитан Корниш.
— Вы очень добры, — хрипло пробормотал он, снова водружая шляпу на голову и отдавая девушке честь.
А потом зашагал прочь, тяжело ступая по рыхлому черному песку.
Дориану не пришлось долго размышлять над просьбой Корниша. Как только «Арктур» был приведен в порядок и спущен на воду, Корниш снова принял командование над судном. Лишь десять его матросов отказались вернуться к нему.
Когда маленькая флотилия отошла от острова Сауда, она направилась на юго-запад, чтобы добраться до теплых, ласковых вод Мозамбикского течения, которое вместе с муссоном быстро увлекло их на юг вдоль Берега Лихорадок.
Через несколько недель они встретили большое торговое дау, шедшее на восток. Когда Дориан обменялся с командой новостями, капитан дау объяснил, что идет по торговым делам в далекие порты Китая. И с радостью добавил десяток недовольных матросов с «Арктура» к своей команде. Дориана вполне устраивало, что могли пройти годы, прежде чем их доклад доберется до Маската или до английского консульства в Бомбее.
Потом они подняли все паруса, насколько позволял муссон, и помчались на юг через пролив между длинным островом Мадагаскар и берегом Африки. Постепенно дикое, неисследованное побережье открывалось справа от них, пока наконец они не добрались до высокого, похожего на кита утеса, что охранял Нативити-Бей, а затем вошли в этот залив через узкий проход.
Стоял полдень, однако в форте не наблюдалось никаких признаков присутствия людей: ни дыма из труб, ни сохнущего на веревках белья, ни детей, играющих на берегу… Дориан забеспокоился о своих родных. Прошло почти три года с тех пор, как они расстались, и за такое время могло случиться многое. У них хватало врагов, и на них вполне могли напасть люди, голод или чума. Дориан выстрелил из пушки, пока они скользили к берегу, и с облегчением увидел, как внезапно форт ожил. Ряд голов поднялся над парапетом, ворота распахнулись, и из них выбежала целая толпа слуг и детей. Дориан поднял подзорную трубу и направил ее на ворота. Его сердце радостно подпрыгнуло, когда он увидел большую, крепкую фигуру брата Тома, который быстро вышел за ворота и поспешил по тропе к берегу, размахивая шляпой над головой. Он еще не добрался до воды, как следом за ним в воротах показалась Сара. Догнав мужа, она взяла его под руку. И ее радостный приветственный крик донесся через воду до кораблей, встававших на якорь.
— Ты снова оказался прав, — сказала Мансуру Верити. — Если это и есть моя тетя Сара, она уже мне нравится до невозможности.
— Мы можем доверять этому человеку? — спросил Зейн аль-Дин своим высоким женским голосом.
— Ваше величество, это один из моих лучших капитанов. Я ручаюсь за него своей жизнью, — ответил мури Кадем ибн Абубакер.
Зейн даровал ему титул мури, главного адмирала, после победы над Маскатом.
— Может, тебе и придется это сделать.
Зейн погладил бороду, рассматривая человека, о котором они говорили. Тот распростерся перед троном, прижавшись лбом к каменному полу. Зейн ткнул в его сторону пальцем.
Кадем тут же перевел его жест.
— Подними голову! Покажи калифу свое лицо, — сказал он капитану.
Мужчина тут же сел на пятки. Однако его взгляд был устремлен в пол, потому что он не смел посмотреть прямо в глаза Зейну аль-Дину.
Зейн внимательно изучал его лицо. Мужчина был достаточно молод для того, чтобы иметь храбрость и воинскую энергию, но в то же время достаточно зрел для обладания опытом и способностью судить здраво.