— Как тебя зовут?
— Я Лалех, ваше величество.
— Хорошо, Лалех, — кивнул Зейн. — Послушаем твой доклад.
— Говори, — приказал Кадем.
— Ваше величество, по приказу мури Кадема я шесть месяцев назад отправился на юг вдоль берега Африки и добрался до залива, который португальцы называют Нативити. Мури послал меня туда, чтобы выяснить, правда ли, как донесли наши шпионы, там скрывается аль-Салил, предатель и враг калифа и народа Омана. Я всегда старался, чтобы мое дау не увидели с берега. Днем я оставался за линией горизонта. И лишь с наступлением темноты подошел к входу в залив. Если это вам понравится, ваше величество…
Лалех снова распростерся на полу, прижавшись лбом к каменным плитам.
Сидевшие на подушках перед троном мужчины внимательно слушали его. Сэр Гай сидел ближе всех к калифу. Несмотря на потерю корабля с огромным грузом золота, его власть и влияние ничуть не уменьшились. Он оставался избранным эмиссаром и Британской Ост-Индской компании, и короля Англии Георга.
Сэр Гай нашел нового переводчика, заменившего Верити, — клерка, служившего в бомбейской штаб-квартире компании. Этого неуклюжего лысеющего мужчину, с кожей, испорченной оспинами, звали Петером Петерсом. Но хотя он блестяще знал полдюжины языков, сэр Гай не мог доверять ему так, как доверял дочери.
Пониже сэра Гая сидел паша Херминиус Коотс. Он тоже продвинулся по службе после того, как город отбили у аль-Салила. Коотс принял ислам, потому что прекрасно знал: без Аллаха и его пророка ему никогда не завоевать полностью благосклонность калифа. И теперь он стал верховным главнокомандующим армией калифа. Все трое, Кадем, Коотс и сэр Гай, имели важные политические и личные причины для присутствия на этом военном совете.
Зейн аль-Дин нетерпеливо шевельнул рукой, и мури Кадем подтолкнул капитана Лалеха носком ноги:
— Продолжай, во имя калифа!
— Пусть Аллах всегда улыбается ему и дарует удачу, — пропел Лалех и опять сел. — Ночью я сошел на берег и спрятался на утесе над заливом. Корабль я отослал, чтобы его не увидели последователи аль-Салила. И с утеса я наблюдал за крепостью врага, если вам это понравится, ваше величество.
— Продолжай!
На этот раз Кадем не стал ждать знака или слова калифа, а просто еще раз ткнул Лалеха ногой в ребра.
Тот задохнулся, но поспешно заговорил:
— Я увидел в заливе три корабля. Один из них — тот большой корабль, который отбили у английского эфенди. — Лалех повернул голову, указывая на консула, и сэр Гай мрачно нахмурился при упоминании о его потере. — Другие корабли — те самые, на которых аль-Салил сбежал после блестящей победы калифа Зейна аль-Дина, любимца пророка.
Лалех еще раз растянулся на полу, и теперь уже Кадем изо всех сил пнул его подбитой гвоздями сандалией.
Лалех мгновенно выпрямился, его голос хрипел от боли.
— К вечеру я увидел небольшую рыбацкую лодку, что вышла из залива и встала на якорь у рифов перед ним. Когда опять стемнело, трое матросов начали ловить рыбу при свете фонаря. Вернувшись на свое дау, я отправил своих людей, чтобы захватить их. Они убили одного, который начал сопротивляться, но других двоих взяли в плен. Лодку я вел на буксире много лиг вдоль берега, прежде чем нагрузить ее камнями и утопить. Я сделал это так, чтобы аль-Салил поверил, будто лодка ночью перевернулась, а люди утонули.
— Где эти пленники? — резко спросил Зейн. — Ведите их сюда!
Мури Кадем хлопнул в ладоши, и стражники тут же привели двоих мужчин. Всю их одежду составляли только грязные набедренные повязки, а истощенные тела покрывали следы ударов. Один пленник лишился глаза. Кровавая яма зияла на его месте, и в ней копошились синие мухи, блестящие, как металл. Оба пленника едва волочились под весом ножных кандалов на их лодыжках.
Стражники бросили несчастных на пол перед троном.
— Смиритесь перед любимцем пророка, правителем Омана и всех островов Индийского океана, калифом Зейном аль-Дином!
Пленники, растянувшись на полу, что-то бормотали о преданности и долге.
— Ваше величество, вот эти люди, — сказал Лалех. — К сожалению, вон тот одноглазый бандит лишился разума, но другой, Омар, оказался крепче, и он сможет ответить на любой вопрос, который вы соизволите ему задать.
Лалех вынул из-за пояса длинный кнут из кожи гиппопотама и развернул его. Как только он щелкнул им, свихнувшийся пленник заскулил, пуская слюни от ужаса.
— Я узнал, что эти двое были матросами на корабле, которым командовал аль-Салил. Они служили ему много лет и многое знают о его подлых делах.
— Где аль-Салил? — требовательно спросил Зейн аль-Дин.
Лалех снова щелкнул кнутом, и одноглазый безумец тут же от страха не удержал фекалии.
Зейн с отвращением отвернулся и приказал стражам:
— Уведите его отсюда и убейте!
Визжащего пленника уволокли из тронного зала, а Зейн сосредоточился на Омаре и повторил вопрос:
— Где аль-Салил?
— Ваше величество, когда я в последний раз его видел, аль-Салил находился в Нативити-Бей, в поселении, которое они называют фортом Добрый Знак. С ним находились его сын, старший брат и их женщины.
— Каковы его намерения? Как долго он будет там находиться?
— Ваше величество, я простой матрос! Аль-Салил не обсуждает со мной свои дела.
— Ты был с ним, когда он захватил корабль «Арктур»? Ты видел сундуки с золотом, часть груза?
— Ваше величество, я был с аль-Салилом, когда он заманил «Арктур» на скалы, которые называются Обманщиком. И я был среди тех, кто поднимал из трюма сундуки с золотом и переносил их на борт «Мести».
— «Мести»? — резко переспросил Зейн.
Омар поспешил объяснить:
— Таково имя флагманского корабля аль-Салила.
— А где теперь эти сундуки с золотом?
— Ваше величество, их переправили на берег, как только корабли встали на якорь в Нативити-Бей. И я снова помогал их переносить. Мы их поставили в укрепленное хранилище в форте.
— Сколько людей у аль-Салила? Сколько из них умеют сражаться, владеют саблей и мушкетом? Сколько пушек у аль-Салила? У предателя только те три корабля, о которых ты говорил, или есть и другие?
Зейн пронзительным тонким голосом терпеливо расспрашивал Омара, часто повторяя свои вопросы. Когда Омар сбивался или колебался, Лалех бил его хлыстом по ребрам. К тому времени, когда Зейн откинулся назад и довольно кивнул, из свежих ран на исполосованном теле пленника сочилась кровь.
Теперь Зейн перенес свое внимание с пленного на троих мужчин, сидевших на шелковых подушках под его троном. Он всмотрелся в их лица, и его губы искривила понимающая улыбка. Эти трое походили на кружок голодных гиен, наблюдающих за пиром огромного черногривого льва и выжидающих, когда можно будет броситься вперед и сожрать остатки царственного ужина.
— Возможно, я забыл задать какие-то вопросы, ответы на которые важны для наших намерений?
Он произнес это вопросительно и посмотрел на сэра Гая.
Петерс перевел, и сэр Гай слегка поклонился, прежде чем ответить:
— Вопросы вашего величества выявили глубокую проницательность и понимание ситуации. Осталось совсем немногое, личного характера, что может знать это жалкое существо. Позволит ли ваше величество?
Он снова поклонился.
Зейн махнул рукой, предлагая продолжить. Петерс повернулся к Омару и перевел ему первый вопрос. Дело шло медленно, но постепенно сэр Гай узнал все подробности относительно сокровищ и хранилища. В конце концов он убедился, что все его пропавшее золото находится в форте Добрый Знак, а не спрятано в каких-то других тайных местах. Теперь его заботило лишь то, как вернуть свою собственность, не отдав немалую часть союзникам, сидевшим перед троном Зейна аль-Дина. Но решение этой проблемы он мог найти позже.
А пока он отложил ее в сторону и вместо этого стал подробно расспрашивать Омара о тех ференги, которые находились в форте Добрый Знак. Омар произносил имена так, что их трудно было понять, но все же сэр Гай вполне убедился, что там находились Том и Сара Кортни и Дориан с Мансуром.
Годы ничуть не ослабили горькой ненависти Гая к брату. Он ярко помнил то юношеское обожание, которое он испытывал к Каролине, и свое опустошительное разочарование в ту ночь, когда он выследил Тома и Каролину, занимавшихся любовью в пороховом погребе старого «Серафима». Конечно, в итоге он женился на Каролине, но девушка повернулась к нему потому лишь, что Том ее бросил, а она уже носила в животе его ублюдка.
Гай пытался пригасить свою ненависть к Тому коварными издевательствами над Каролиной все годы их брака. Но хотя время ослабило жар, ненависть никуда не делась, она жила в нем, жесткая и холодная, как кусок обсидиана из потухшего вулкана.
Потом его допрос перешел на Мансура и Верити. Верити являлась второй великой любовью его жизни, но это была темная, извращенная любовь. Гай жаждал обладать дочерью всячески, даже в противоречие закону и природе. Ее голос и красота смягчали некий глубокий голод в его душе. Однако он никогда не испытывал такого взрыва чувств, как в те моменты, когда хлестал кнутом по нежному светлому телу и наблюдал, как на безупречной коже появляются алые вспухшие следы. Тогда его любовь к ней становилась яростной и всепоглощающей. Мансур Кортни украл у него образец всех желаний.
— Что случилось с той женщиной, которую аль-Салил захватил во время сражения с моим кораблем?
Голос сэра Гая дрожал от боли, причиненной ему этим вопросом.
— Эфенди говорит о своей дочери? — уточнил Омар с детской наивностью.
Сэр Гай не смог ничего сказать, а лишь коротко кивнул.
— Она стала женщиной сына аль-Салила Мансура, — сообщил Омар. — Они спят в одной каюте, много смеются вместе и разговаривают наедине.
Омар слегка замялся, прежде чем решился заговорить на столь нескромную тему, но все же собрался с духом и продолжил:
— Он обращается с ней как с равной, хотя она всего лишь женщина. Он позволяет ей идти впереди себя и прерывать его, когда он говорит. А сам обнимает ее и ласкает прямо на глазах у