— Но что у вас произошло? Как ваша битва?
— Закончена, дядя Дорри. Херминиус Коотс, командовавший отрядом, мертв. Я сам об этом позаботился. Люди Бешвайо очистили джунгли от его солдат. Гонялись за ними весь вчерашний день и почти всю ночь. Некоторых турок догнали аж в лиге от места стычки, на берегу и в холмах.
— Пленных взяли? — спросил Дориан.
— Боюсь, что Бешвайо не понимает смысла этого слова, а я так и не сумел его объяснить. — Джим засмеялся.
Но Дориан его не поддержал. Он без труда представил себе резню в джунглях, и его стала мучить совесть. Те оманцы, которые погибли от ассегаев, были его собственными подданными. Он не мог радоваться их смерти. Его гнев на Зейна аль-Дина разгорелся еще сильнее. Зейну придется заплатить и за эту новую кровь.
Джим не заметил, как изменилось лицо его дяди. Он все еще пребывал в возбуждении битвы, вкус победы опьянял его.
— Ты только посмотри на него!
Он показал туда, где Бешвайо уже выстраивал свои импи перед стенами форта.
Орудия пробили в этих стенах широкую брешь, и Бешвайо вышагивал перед рядами, тыча ассегаем в сторону пролома и разглагольствуя:
— Дети мои, кое-кто из вас еще не заслужил право жениться! Разве я не дал вам такой возможности? Или вы сами проявили медлительность? Или вам не повезло? — Он сделал паузу, обжигая воинов взглядом. — Или вы испугались? Может, вы обмочили собственные ноги, когда увидели, какой пир я вам предложил?
Воины гневно закричали:
— Мы все еще не напились крови! Мы все еще голодны!
— Дай нам еще еды и питья, Великий Черный Бык!
— Мы твои верные охотничьи псы! Натрави нас, великий король! Пусти вперед!
— Прежде чем Бешвайо пустит в форт своих людей, ты должен приказать батареям прекратить огонь, — сказал Джим Дориану. — Иначе воины пострадают.
Дориан отправил гонцов с приказом к командирам орудийных расчетов. Одна за другой пушки умолкали. Дольше всего посыльные добирались к трем орудиям на вершине утеса, но вот и те перестали стрелять, и над заливом повисла напряженная, тяжелая тишина.
Все замерло, лишь развевались перья на головах воинов Бешвайо. Арабы на парапетах смотрели вниз, на ряды, угрожающе вставшие перед стенами, и их беспорядочно стрелявшие мушкеты тоже замолчали.
Арабы мрачно смотрели в лицо неминуемой смерти.
Потом вдруг со стен крепости донесся звук горна. Ряды воинов беспокойно шевельнулись. Дориан повернул подзорную трубу и увидел развевавшийся над парапетом флаг.
— Они сдаются? — Джим улыбнулся. — Такое слово тоже незнакомо Бешвайо. Белый флаг не сможет никого спасти.
— Нет, это не капитуляция. — Дориан сложил подзорную трубу. — Я знаю человека, который там машет флагом. Это Рахмад. Он один из адмиралов Омана, хороший моряк и храбрец. Он не способен сменить хозяина. И не пожелает сдаться. Он хочет переговоров.
Джим нетерпеливо встряхнул головой:
— Я не смогу долго удерживать Бешвайо. Да и о чем тут говорить?
— Я намерен это выяснить, — сказал Дориан.
— Черт побери, дядя! Ты не можешь доверять Зейну аль-Дину! Это может оказаться ловушкой!
— Джим прав, отец! — воскликнул Мансур. — Незачем лезть в лапы Зейна!
— Я должен поговорить с Рахмадом, если есть хоть малый шанс покончить с кровопролитием и спасти жизни тех несчастных, что заперты в форте.
— Тогда я должен пойти с тобой, — заявил Джим.
— Я тоже. — Мансур шагнул вперед.
Лицо Дориана смягчилось, он положил руки на плечи молодых людей:
— Нет, оставайтесь здесь оба. Если все пойдет не так, кто-то же должен будет отомстить за меня?
Он развязал пояс с оружием и протянул его Мансуру:
— Держи у себя. — Потом он посмотрел на Джима. — Сможешь придержать своего друга Бешвайо и его гончих псов на привязи еще немножко?
— Только поспеши, дядя. Бешвайо не отличается терпением и снисходительностью. Не знаю, сколько времени я смогу его удерживать.
Джим вместе с Дорианом направился к Бешвайо, стоявшему перед своими импи, и горячо заговорил с ним. Наконец Бешвайо неохотно хмыкнул, и Джим сказал Дориану:
— Бешвайо согласен подождать твоего возвращения.
Дориан прошел через ряды воинов. Они расступались перед ним, потому что эти люди умели узнавать благородство и силу. Дориан ровным, уверенным шагом направился к стене и остановился на расстоянии пистолетного выстрела. Подняв голову, он посмотрел на парапет.
— Говори, Рахмад! — приказал он.
— Ты помнишь меня? — Рахмад явно изумился.
— Я отлично тебя знаю. Иначе не стал бы тебе доверять. Но ты — человек чести.
— Ваше величество! — Рахмад низко поклонился. — Могучий калиф!
— Если ты обращаешься ко мне так, то почему ты сражаешься против меня?
Рахмада как будто на мгновение охватил стыд. Но он тут же вскинул голову:
— Я говорю не только за себя, но и за всех, кто находится внутри этих стен.
Дориан вскинул руку, останавливая его:
— Это странно, Рахмад. Ты говоришь за всех? Но не говоришь от имени Зейна аль-Дина? Объясни!
— Могучий аль-Салил, Зейн аль-Дин… — Рахмад явно с трудом подыскивал правильные слова. — Мы попросили Зейна аль-Дина доказать нам и всему миру, что это он, а не ты настоящий калиф Омана…
— Как он может это доказать?
— Традиционным способом… как бывает, если два равных заявляют права на трон. Перед лицом Бога и всех, кто увидит, в схватке один на один… мы попросили Зейна аль-Дина сразиться насмерть, чтобы утвердить свое право.
— Вы предлагаете поединок между нами?
— Мы дали клятву верности Зейну аль-Дину. Мы не можем отдать его тебе. Мы обязаны защищать его ценой собственной жизни. Однако, если он проиграет традиционную схватку, мы освободимся от нашей клятвы. И тогда с радостью станем твоими верными подданными и солдатами.
Дориан прекрасно понял их дилемму. Они держали Зейна аль-Дина в плену, но не могли его казнить или передать ему. Он должен сам, лично убить Зейна в сражении один на один. Или же он мог позволить Бешвайо перебить всех оманцев и Рахмада.
— Но зачем мне подвергать себя такому риску? И вы все, и Зейн теперь в моей власти. — Дориан показал на черные ряды воинов Бешвайо. — Почему бы мне не послать их вперед и уничтожить всех вас здесь и сейчас?
— Человек мелкий мог бы так поступить. Но я знаю, что ты так не сделаешь, потому что ты сын султана Абд-Мухаммеда аль-Малика. Ты не запятнаешь ни нашу честь, ни свою собственную.
— Ты правильно говоришь, Рахмад. Моя судьба — объединить земли Омана, а не раскалывать их. И я должен с честью принять эту судьбу. Я буду биться с Зейном аль-Дином за калифат.
Белым пеплом старейшины и командиры оманцев очертили дуэльный круг на твердой земле под стенами форта. Этот круг составлял двадцать шагов в диаметре.
Все арабы, которые оставались на стороне Зейна аль-Дина, выстроились на парапетах. Силы Дориана, включая команды захваченных дау, поклявшиеся ему в верности, встали на берегу залива лицом к тем, кто находился на стенах.
Джим объяснил королю Бешвайо правила и цель схватки, и тот пришел в восторг. Он уже не рвался штурмовать форт и не желал смести с лица земли всех его защитников. Для него эта гладиаторская схватка оказалась даже более интересным развлечением.
— Отличный способ разрешить спор, Сомоя! Это для настоящих воинов! Я и у себя потом введу такой обычай.
Вся армия Бешвайо уселась в ряды на корточках за отрядами Дориана. Высокий парапет и склон берега позволяли каждому из присутствующих без помех наблюдать за развитием событий.
Джим и Мансур встали рядом с Дорианом впереди своих людей, лицом к воротам форта. На Дориане была только простая белая туника, и никакой обуви. В соответствии с правилами противникам надлежало выйти к рингу без оружия.
Снова взорвался звук горна, и ворота распахнулись. Четыре человека промаршировали вниз по склону. Они были в коротких кольчугах, бронзовых шлемах и ножных латах. Эти крупные мужчины с холодными глазами и жестокими лицами являлись придворными палачами Омана. Пытки и смерть представляли собой их призвание. Они заняли места в четырех точках по окружности ринга и оперлись на рукояти обнаженных мечей.
Последовала пауза, потом снова загудел рог. По склону спустилась вторая процессия. Во главе ее шел мулла Халик. За ним следовали Рахмад и четверо племенных старейшин. И наконец, в сопровождении пятерых вооруженных арабов появилась высокая фигура Зейна аль-Дина. Они остановились на дальней стороне круга, лицом к Дориану.
Рахмад вышел в центр ринга:
— Во имя единого Бога и Его истинного пророка мы встретились в этот день, чтобы решить судьбу нашего народа. Аль-Салил! — Он поклонился Дориану. — И Зейн аль-Дин! — Он повернулся и еще раз поклонился. — Сегодня один из вас умрет, а другой взойдет на Слоновий трон Омана.
Он протянул руки в стороны, и двое старейшин, стоявшие возле него, подали ему два ятагана. Рахмад воткнул один ятаган в землю рядом с белой линией, означавшей край ринга, и оставил оружие там. Потом пересек круг и точно напротив первого воткнул второй ятаган.
— Только одному из вас будет позволено выйти живым из этого круга. Четверо судей, — он показал на ожидавших палачей, — будут строго следить за этим и сразу убьют того, кто во время боя окажется вытолкнутым за эту линию или попытается сам ее пересечь. — Он коснулся белой полосы пепла носком своей сандалии. — А теперь мулла Халик прочтет молитвы, прося Божьего руководства в этом споре.
Голос святого муллы загудел в тишине; он вручал бойцов Господу и их судьбе. Дориан и Зейн через круг смотрели друг на друга. Их лица оставались бесстрастными, но глаза горели ненавистью и гневом. Мулла завершил молитву:
— Во имя Всевышнего, начинайте!
— Приготовьтесь, во имя Господа, — проговорил Рахмад.
Джим и Мансур через голову сняли с Дориана тунику. На нем осталась только белая набедренная повязка. Там, где солнце не касалось тела, его кожа оставалась гладкой и белой, как сливки в кувшине.