Он двигался так еще пять дней, бесцельно блуждая по горам и не предпринимая попыток скрыть след. Вечером пятого дня он привязал к своим ногам копыта убитой раньше косульей антилопы, приладив их задом наперед. А потом оставил табун и ушел, подражая прыжкам живой антилопы. Удалившись на достаточное расстояние, он снова навел чары, чтобы ослепить Ксиа, на тот маловероятный случай, если его враг сумеет отыскать след так далеко.
Баккат наконец-то уверился, что Ксиа не найдет то место, где отряд разделился на каменной плотине, и что пойдет по отчетливому следу табуна. А когда доберется до животных, окажется в тупике.
Теперь он мог широким кругом вернуться к той долине, где отделился от Джима и остальных.
Придя туда, Баккат ничуть не удивился, обнаружив, что Джим в точности последовал его указаниям. Юноша вышел из реки на каменистом берегу, который выбрал Баккат, и отправился на восток. Баккат двигался за ними, тщательно уничтожая легкие следы, оставленные отрядом. Он пользовался большим веником, который соорудил из веток магического дерева тонг.
Удалившись достаточно от реки, Баккат еще раз навел чары, чтобы запутать любого преследователя, и после этого прибавил ходу. К этому времени он уже почти на десять дней отстал от Джима, но бежал так быстро, что даже пешком догнал их через четыре дня.
Баккат почуял запах костра задолго до того, как приблизился к нему. И с удовольствием обнаружил, что после ужина Джим засыпал огонь толстым слоем песка и в темноте увел всех на ночь в другое, более надежное место.
Баккат одобрительно кивнул: только круглый дурак спит возле собственного костра, если знает, что за ним может быть погоня. Когда Баккат подкрался к лагерю, он обнаружил, что на страже стоит Зама. Бушмен без труда обошел его, и, когда Джим проснулся при первых лучах рассвета, Баккат сидел рядом с ним.
— Сомоя, твой храп устыдит любого льва! — приветствовал он Джима.
Оправившись от потрясения, Джим обнял его:
— Клянусь Кулу-Кулу, Баккат, ты стал еще меньше с тех пор, как я тебя видел в последний раз! Скоро я смогу носить тебя в кармане!
Баккат ехал впереди на мерине Фросте. Он вел отряд прямиком к утесам, что перекрывали начало долины, как могучая крепость. Джим, сдвинув назад шляпу, всмотрелся в каменную стену:
— Там же не пройти! — Он с сомнением покачал головой.
Высоко над ними кружили стервятники, широко раскинув крылья, и постепенно спускались к выступам на скалах, где прилепились их уродливые гнезда, сооруженные из палок и ветвей.
— Баккат найдет дорогу! — возразила Луиза.
Она уже давно полностью уверовала в маленького бушмена. Они не обменялись ни словом на обычном языке, зато вечерами часто сидели рядом у костра, обмениваясь жестами и мимикой и смеясь над шутками, которые оба, похоже, прекрасно понимали. Джим гадал, не стоит ли ему начать ревновать к Баккату, ведь Луиза с самим Джимом не держалась так легко, как с бушменом.
Они поднимались все выше, прямо к мощной скальной стене. Луиза немного отстала и ехала рядом с Замой, который двигался в конце их колонны, ведя двух запасных лошадей. Зама был ее постоянным защитником и товарищем во время долгих и тяжелых дней их бегства от Кейзера, когда Джим занимался тем, что охранял их тылы и держал погоню на расстоянии. С Замой у Луизы тоже возникло полное взаимопонимание. Зама учил ее языку джунглей, а поскольку Луиза обладала отличным языковым слухом, училась она быстро.
Джим давно уже начал осознавать, что Луиза обладает неким особым качеством, привлекающим к ней людей. Он пытался угадать, что же это такое. Он мысленно возвращался к их первой встрече на палубе тюремного корабля. Сам он мгновенно и полностью оценил привлекательность этой девушки. Джим пытался сформулировать эти чувства в словах. Возможно, от Луизы исходило некое ощущение сострадания и доброты? Он не смог бы утверждать это с уверенностью. Казалось, Луиза только от него закрывается некоей защитной кольчугой, которую Джим назвал колючками ежика; с другими людьми девушка оставалась открытой и дружелюбной. Это смущало Джима, и иногда он даже обижался. Луизе следовало ехать рядом с ним, а не с Замой.
Похоже, она почувствовала на себе его взгляд, потому что повернула голову. Даже с такого расстояния ее глаза сияли необычайной синевой. Луиза улыбнулась Джиму сквозь легкую пелену пыли, поднятую копытами лошадей.
Баккат остановился на середине каменистой осыпи.
— Жди меня здесь, Сомоя, — сказал он.
— Куда ты, старый друг? — спросил Джим.
— Пойду поговорить с моими предками и поднесу им дар.
— Какой дар?
— Кое-что съедобное и кое-что симпатичное.
Баккат открыл мешочек на своем поясе и достал оттуда припасенный кусок чагги из мяса антилопы размером в половину его пальца и сухое крылышко нектарницы. Радужные перышки сияли, как рубины и изумруды.
Баккат спешился и передал Джиму поводья Фроста.
— Я должен попросить у предков разрешения войти в священные места, — пояснил он и исчез в вечнозеленых кустах протеи.
Зама и Луиза приблизились, и все расседлали лошадей, устроившись на отдых.
Время шло, они уже задремали в тени протеи, когда вдруг услышали человеческий голос, далекий и тихий, но он эхом разнесся среди утесов, и камни словно зашептались.
Луиза вскочила и посмотрела вверх по склону.
— Я же говорила, Баккат знает дорогу! — воскликнула она.
Высоко над ними, у самого подножия голых утесов, стоял бушмен и махал им рукой, подзывая к себе. Они быстро оседлали лошадей и стали подниматься по щебню.
— Посмотрите! О, вы только посмотрите! — Луиза показала на вертикальную щель, расколовшую плоскость стены от основания до гребня. — Похоже на ворота, словно вход в некий замок!
Баккат забрал у Джима поводья Фроста и повел лошадь в темный провал. Остальные спешились и, ведя за собой животных, двинулись следом за бушменом. Проход оказался таким узким, что им приходилось идти колонной по одному, и висевшие на лошадях стремена почти задевали камни по обе стороны. Блестящие и гладкие, как стекло, стены словно достигали голубой полоски высоко над ними. Далекое небо казалось лезвием рапиры. Зама гнал за ними запасных лошадей; стук их копыт заглушал мягкий белый песок под ногами. А голоса людей странным эхом отдавались в этом замкнутом пространстве, когда проход извивался и уходил все глубже в скалы.
— Смотрите, смотрите! — восторженно воскликнула Луиза, показывая на рисунки, покрывавшие стены от песка до уровня ее глаз. — Кто это нарисовал? Это точно не работа людей, это сделали феи!
Рисунки изображали людей и животных, стада антилоп, несшихся по гладким камням, и хрупких маленьких мужчин, что гнались за ними с натянутыми луками, готовясь выстрелить. Здесь были также стада жирафов, раскрашенных охрой и светлой, почти белой, краской; их длинные шеи изгибались, как змеи. Взгляд различал тут и носорогов, темных и грозных, чьи рога превышали в длину рост маленьких охотников, окружавших их и пускавших стрелы, и нарисованная кровь разливалась лужами под ногами животных. Стены хранили изображения слонов, птиц и змей… В общем, путники видели вокруг запечатленное неведомыми художниками все изобилие живого мира.
— Кто это рисовал, Баккат? — снова спросила Луиза.
Баккат понял смысл вопроса, хотя и не понимал ее языка. Он повернулся к ней и ответил девушке целым потоком щелкающих слов, звучавших, как треск ломавшихся веточек.
— Что он сказал? — спросила Луиза Джима.
— Это рисовали люди его племени, отцы и деды. Это охотничьи мечты его народа, изображения, восхваляющие храбрость и красоту добычи и хитрость охотников.
— Похоже на собор, — тихо, с благоговением, произнесла Луиза.
— Это и есть собор, — согласился Джим. — Здесь одно из священных мест племени сан.
Рисунки покрывали камни с обеих сторон. Вероятно, некоторые из них были очень древними, потому что краски частично осыпались и другие художники рисовали поверх них; призрачные образы разных веков смешивались и создавали ткань вечности.
Люди умолкли, потому что звук их голосов, казалось, мог осквернить это место.
Наконец скалы впереди раздвинулись, и отряд подошел к узкой вертикальной полосе солнечного света, сияющего в конце прохода. Когда они вышли из расщелины, солнце ослепило их. Они оказались высоко над миром, и раскинувшаяся перед ними бесконечность изумляла и ошеломляла.
Далеко к горизонту уходила огромная равнина, сумрачная и бесконечная, кое-где прочерченная зелеными венами зарослей вдоль рек, перемежаемая пятнами еще более сумрачных лесов. За равниной, там, куда уже едва достигал взгляд, вздымались ряд за рядом бесконечные горы, как зазубренные клыки некоей чудовищной акулы, и таяли вдали, пурпурные и синие, сливаясь в конце концов с синевой высокого африканского неба.
Луиза никогда и вообразить не могла такого высокого неба и таких огромных просторов. С молчаливым восторгом она смотрела на открывшееся перед ней великолепие природы, пока Джим наконец не потерял терпение. Перед ними простиралась его земля, и ему хотелось поделиться с Луизой своей любовью к этим просторам.
— Величественно, правда?
— Если бы я прежде не верила в Бога, я поверила бы сейчас, — прошептала девушка.
На следующее утро они добрались до Гариеп — к тому месту, где река выходила из гор на открытую местность. За бесчисленные века ее воды пробили глубокий проход в скалах. А потом она разливалась и становилась яблочно-зеленой, питаемая горными снегами.
После гор здешний воздух казался путникам теплым и ласкающим. Речные берега густо поросли терном и дикими ивами, покрылись весенними цветами. Птицы ткачихи с шафрановыми плюмажами на головах пронзительно кричали и хлопали крыльями, сплетая свои гнезда-корзинки на свисающих ветвях ив. Пять винторогих антилоп куду пили воду из реки. Они вскинули массивные головы со спиралевидными рогами и удивленно уставились на кавалькаду лошадей, выходивших к броду с другого берега. А потом умчались в заросли терна, прижав рога к спинам.