Мужчины сидели у костра на складных походных стульях — спинки и сиденья этих стульев состояли из переплетенных крест-накрест полосок сыромятной кожи. Они пили кофе, и Том плеснул в кружки солидную порцию голландского джина. Отец и сын обсуждали все то, что случилось с семьей после их предыдущей встречи, и строили планы на будущее. Оба тактично избегали говорить о Луизе и о том, как она вписывается в эти планы. Том позволил себе сказать лишь одно:
— Это женские дела. Нам следует позволить решить все твоей матери.
Пришла ночь, и на равнине послышались завывания шакалов.
— Чем там занимается твоя мать? — посетовал наконец Том. — Время ужина давно прошло, и я голоден!
Словно услышав его, Сара вышла из последнего фургона с фонарем, ведя Луизу за руку. Как только они подошли к костру, мужчины ошеломленно уставились на девушку. И Джим оказался ошарашен не меньше, чем его отец.
Сара вымыла волосы Луизы английским лавандовым мылом. Высушив их, расчесала, подровняла концы и подвязала атласной лентой. И эти роскошные волосы упали на спину Луизы пышной волной. Блузку девушка скромно застегнула на запястьях и до самого воротника. Пышная юбка позволяла лодыжкам слегка выглядывать из-под края подола. Белые чулки скрыли легкие шрамы, оставшиеся после кандалов.
Огонь костра подчеркнул безупречность гладкой кожи и величину глаз. Том вытаращил глаза, и Сара поспешила предупредить его возможное неуместное высказывание:
— Это подруга Джима Луиза Ливен. Возможно, она побудет с нами какое-то время. — Это прозвучало как сдержанный намек. — Луиза, это мой муж, мистер Томас Кортни.
Луиза присела в грациознейшем реверансе.
— Добро пожаловать, Луиза, — поклонился Том.
Сара улыбнулась. Она давненько такого не видела — ее муж был совершенно не светским человеком. «Не слишком ли для приветствия, обращенного к тюремному отребью, Том Кортни? — благодушно подумала она. — Или ты наконец увидел золотистый голландский нарцисс?»
Сара посмотрела на сына и увидела выражение его лица. Теперь сомнений не оставалось. Луиза явно была уже избрана кланом Кортни.
Позже той ночью Сара и Том лежали рядом под одеялами в теплых ночных рубахах: даже внизу, на равнине, ночами стоял пронизывающий холод. Двадцать лет подряд супруги спали, плотно прижавшись друг к другу, и если поворачивался один, то поворачивался и другой, никогда не прерывая соприкосновения.
Но в ту ночь они лежали в напряженном молчании, и ни один не хотел начинать разговор.
Наконец Том сдался.
— Она, вообще-то, довольно хорошенькая, — осторожно произнес он.
— Можно и так сказать, — согласилась Сара. — Ты можешь даже добавить, что она вовсе не похожа на тюремное отребье.
— Я никогда и не говорил такого! — вознегодовал Том и даже сел, но Сара дернула его обратно и уютно прижалась к его пухлому животу. — Ну да… может, и говорил, но теперь беру свои слова обратно.
Сара прекрасно понимала, как трудно Тому признать, что он оказался не прав, и всем сердцем ему посочувствовала.
— Я с ней долго говорила, — сказала она. — Луиза хорошая девушка.
— Что ж, если ты так утверждаешь, то все в порядке.
Этими словами Том закрыл тему. Они начали погружаться в дрему.
— Я люблю тебя, Том Кортни, — сонно пробормотала Сара.
— И я люблю тебя, Сара Кортни, — ответил он. — И нашему Джиму повезет, если она сделает его хотя бы вполовину таким же счастливым, каким ты сделала меня.
Обычно Том презирал то, что он называл сентиментальностью. Так что для него это было выдающееся заявление.
— Эй, Том Кортни! Ты до сих пор иногда меня удивляешь! — шепнула Сара.
Все встали перед рассветом. Луиза вышла из своего фургона, стоявшего рядом с фургоном Тома и Сары. Сара намеренно устроила девушку именно там, а Джима прогнала в самый дальний фургон. И если бы он затеял какую-то ночную интригу, Сара услышала бы даже самый тихий шепот.
«Бедное дитя, — мысленно улыбаясь, думала Сара. — Ей пришлось всю ночь напролет слушать храп моего Тома».
Кстати, ее предосторожности оказались бессмысленными: за храпом Тома и воем шакалов невозможно было бы услышать не то что шепот в фургоне Луизы, а и куда более громкие звуки.
Когда Луиза увидела, что Сара уже хлопочет у кухонного костра, она поспешила на помощь, и вскоре они уже вместе готовили завтрак, болтая, как старые подруги. Пока Луиза раскладывала на решетке над огнем ряды колбасок, Сара на большой сковороде жарила оладьи.
Том с Джимом уже осматривали фургоны, которые Том пригнал с мыса. Они представляли собой большие крепкие повозки, построенные в колонии и отлично приспособленные к суровым африканским условиям. Передняя пара колес снабжалась тормозами. Подвижная передняя ось соединялась с длинным крепким дышлом. Двенадцать волов были запряжены парами с помощью простой системы хомутов, проушин и веревок из сыромятной кожи. Все это соединялось с передним концом оси. Задние колеса фургона имели намного больший диаметр, чем передние.
Кузов фургона был просторным — восемнадцать футов в длину, шириной в четыре фута. Выгнутый деревянный каркас достигал в высоту двух футов в передней части и трех — в задней. Каркас из гибких веток, на который натягивалась парусина, скреплялся железными скобами.
В центральной части фургона каркас поднимался всего на пять футов, так что высокий человек не мог выпрямиться там во весь рост. Каркас обтягивали в два слоя. Снаружи его защищала от непогоды крепкая парусина, она не позволяла дождю проникать внутрь — или почти не позволяла. Изнутри находился слой войлока из грубых волокон кокосовых орехов, благодаря чему в фургон не проникал самый злостный солнечный жар. Спереди и сзади фургон прикрывали длинные полосы парусины, называемые передними и задними створками.
Местом возницы служил большой ящик во всю ширину фургона, и такой же ящик крепился сзади. Вдоль кузова фургона и под его днищем имелись железные крюки, на которых подвешивали кастрюли и сковородки, разные инструменты, холщовые мешки со всякой всячиной, бочонки пороха и прочее имущество.
Внутри фургона также имелся ряд крюков для внутренних боковых карманов — туда складывали запасную одежду, расчески, щетки, мыло и полотенца, табак и трубки, пистолеты, ножи и прочее, что всегда должно находиться под рукой. Еще внутри располагались съемные колышки и рычаги для поддержки удобных широких кроватей, на которых спали путешественники. Конструкция кровати позволяла поднимать и опускать ее, и под ней оставалось место для сумок, ящиков, коробок и бочонков. Как и в случае походных стульев, на раме кровати также были натянуты крест-накрест кожаные ремни.
Том привел четыре таких гигантских фургона и четыре упряжки волов. Каждой упряжке требовался опытный погонщик, и еще вурлопер, парнишка, который направляет переднего вола с помощью петли из кожи куду, наброшенной на основание рогов вола.
Все четыре фургона оказались основательно нагружены, и после завтрака Сару и Луизу позвали на помощь, чтобы полностью осмотреть содержимое. Для этого фургоны пришлось разгрузить и проверить все лежавшее в них. Том, как старый морской капитан, составил подробный список, и от Джима требовалось точно знать, где что лежит. Ведь если бы они оказались где-то в глуши и не представляли, где находится нужный предмет, им пришлось бы рыться во всех четырех фургонах — например, чтобы найти подковы, колышки для натягивания веревок или моток бечевы.
Джим лишь изумлялся, сколько всего привез ему отец.
— Это все твое наследство, сынок, больше тебе ничего не достанется, похоже. Так что пользуйся всем разумно.
Огромный ящик желтого дерева отнесли в тот фургон, которому предстояло превратиться в дом Луизы на долгие месяцы, а возможно, и годы. В нем лежали расчески и щетки, иголки и нитки, полный комплект одежды и свертки ткани, чтобы можно было сшить новую, перчатки и чепчики для защиты нежной кожи от солнца, ножницы и пилочки для ногтей, душистое английское мыло и медикаменты. Еще там имелась толстая тетрадь рецептов и советов, записанных рукой Сары. Тетрадь представляла собой бесценный свод практических знаний, собранных на основе личного опыта — например, как приготовить обед из чего угодно, от слоновьего мяса до диких грибов, как варить мыло и выделывать кожу. Сара составила длинный список целебных диких трав и съедобных растений и клубней; она давала советы о том, как вылечить солнечные ожоги, расстройство желудка и справиться с проблемами, когда у младенца режутся зубки.
Сара привезла и небольшую библиотеку разных книг, включая медицинский лексикон, изданный в Лондоне, альманах, начинавшийся с 1731 года, и Библию. А еще чернила, перья и писчую бумагу, коробку акварельных красок и кистей, стопки рисовальной бумаги наилучшего качества, вязальные спицы и клубки шерсти, рулон мягкой выделанной кожи для изготовления обуви — подошвы всегда можно было вырезать из сырой шкуры буйвола.
Еще Сара позаботилась о постельном белье, одеялах, подушках, набитых пухом диких гусей, шалях и вязаных носках и чулках, не забыла прихватить замечательную накидку из шкур шакалов, длинное пальто из овчины и непромокаемый плащ из просмоленной парусины с капюшоном.
Но это составляло лишь половину припасов.
Ящик для Джима имел меньшие размеры; в нем лежала вся его старая поношенная одежда, а также бритва и ремень для ее правки, охотничьи и разделочные ножи, рыболовные принадлежности, коробка с трутом и кремнем, лупа, запасная подзорная труба и прочее, о чем сам Джим никогда и не вспомнил бы.
Все это говорило о том, что мать чрезвычайно заботилась о его благополучии. Например, Джим обнаружил в ящике длинный просмоленный плащ и широкополую шляпу из того же материала, шарфы и перчатки, шейные платки и шерстяные носки, дюжину бутылочек с микстурой от кашля и с десяток пакетов средства доктора Чемберлейна — от диареи.
Когда же они перешли к списку главных припасов и провизии, этот перечень показался Джиму бесконечным. Начинался он с восьми ящиков кофейных зерен, каждый в кварту, общим весом в шестьсот фунто