Том слегка смутился и посмотрел на Сару.
— Ну-у, — протянул он, — мне немножко помогли…
— Ты слишком скромен, Том, — улыбнулась Сара. — Ты сам зарисовывал все эти наблюдения.
— Конечно, — усмехнулся Том, — это представляло наибольшую трудность. — Он снова заговорил серьезно. — Очертания берега точны; здесь они более точные, чем на всех остальных картах, что я видел. Мы с твоим дядей Дорианом наносили на карты все свои наблюдения, когда плавали и торговали вдоль западных и восточных берегов в последние двадцать лет. Ты однажды тоже был со мной в плавании, Джим, так что вспомнишь те места. — Том стал показывать разные точки на карте и называть их: — На западном побережье есть бухта Китов и залив Нью-Девон — я его назвал так в память о родине. На восточном — лагуна Френка, где твой прадед спрятал сокровища с датского галеона «Стандвастигхейд». Там отличная стоянка, закрытая со стороны моря, а вход в нее защищают каменные мысы. Дальше на север — еще один большой залив, его португальцы называют Нативити-Бей или заливом Наталь[2].
— Но у тебя нет складов в этих местах, отец, — вставил Джим. — Я знаю, это все пустынные берега.
— Конечно, ты прав, сынок. Но одна из наших шхун заходит туда примерно раз в шесть месяцев, в зависимости от времени года и ветров. Туземцы знают, что мы появляемся там регулярно, и ждут нас со шкурами, ладаном, слоновой костью и прочими товарами.
Джим кивнул.
Том продолжил:
— Поскольку ты уже бывал там, ты узнаешь любое из этих мест, когда доберешься туда. Тебе известно, где находятся почтовые камни.
Том имел в виду ярко раскрашенные плоские камни, лежавшие на заметных местах берегов; под этими камнями заходящие в заливы моряки могли оставить письма в просмоленных пакетах, а другие корабли их находили и доставляли адресатам.
— Если ты оставишь там письмо, то я или твой дядя получим его со временем. И мы тоже можем оставлять для тебя письма, изредка.
— Или я могу подождать там прихода одного из наших кораблей.
— Да, Джим, это ты можешь. Но сначала убедись, что это не судно Голландской компании. Губернатор ван де Виттен назначит большую награду за твою голову, да и за Луизу тоже.
Они задумались о том, в каких обстоятельствах оказалась теперь молодая пара. Но Том поспешил прервать паузу:
— Однако, прежде чем ты доберешься до побережья, тебе придется одолеть сотни, даже тысячи лиг совершенно неизведанных земель. — Том положил на карту свою большую ладонь. — Ты только взгляни, что ждет тебя и твой отряд… Это возможность, о которой я страстно мечтал всю свою жизнь. Вот это место, где мы сейчас сидим, — самое далекое из всех, куда я сумел добраться.
— Тебе некого винить в этом, кроме самого себя, Томас Кортни, — вмешалась Сара. — Я никогда не останавливала тебя, просто ты вечно был слишком занят тем, что зарабатывал деньги.
— Ну да, а теперь уже слишком поздно. Я старею и толстею. — Том изобразил на лице печаль. — Зато Джим займет мое место.
Том с тоской уставился на карту, потом посмотрел на равнину, где цепочка фургонов исчезала постепенно в желтых пыльных облаках, и пробормотал:
— Ты просто счастливчик. Ты увидишь места, на которые никогда прежде не падал взгляд цивилизованного человека.
Он снова посмотрел на карту:
— Много лет я искал любого человека, черного, белого или желтого, о котором говорили, что он побывал за границами колонии на мысе Доброй Надежды. Я их подробно расспрашивал. Когда мы с Дорианом сходили на берег во время наших торговых экспедиций, мы расспрашивали и туземцев, с которыми торговали. Я записывал все, что узнал от них, и тоже учитывал на карте. Я записывал названия так, как они звучали для моего слуха. И вот здесь, на полях, и на оборотной стороне я вкратце изложил все истории и легенды, какие мне рассказывали, названия разных племен, их деревень, королей и вождей. Потом я старался отметить их положение относительно рек, озер и источников, но определить расстояние между ними просто невозможно, как и расположение их относительно друг друга исходя из частей света. Вы с Баккатом, Замой и Смолбоем говорите между собой на разных местных диалектах, на десятке пожалуй. Так что сможете нанять проводников и переводчиков, когда отправитесь вглубь материка и встретитесь с новыми, неизвестными племенами.
Том снова сложил карту и с почтительной осторожностью вернул в просмоленный планшет. Потом подал ее Джиму:
— Береги ее как следует, сынок. Она будет направлять тебя в этом путешествии.
Он вернулся к повозке и принес еще кое-что — крепкий кожаный футляр. Открыв его, Том показал Джиму содержимое.
— Мне бы хотелось, конечно, чтобы у тебя имелась одна из недавно изобретенных штуковин — хронометр, его придумал Гаррисон из Лондона, он дает возможность более точно определять широту и долготу места, где ты находишься. Но я пока что сам ни одного такого не видел, да еще говорят, что, даже если ты такой найдешь, с тебя сдерут за него пять сотен фунтов. То же самое относится к отражающим квадрантам Джона Хедли. Но вот тебе мой старый проверенный компас и октант. Они принадлежали еще твоему деду, но ты отлично знаешь, как ими пользоваться, и с этим экземпляром таблиц Адмиралтейства всегда сможешь с уверенностью сказать хотя бы то, на какой широте ты находишься, если только увидишь солнце. И сможешь добраться до любого из мест, отмеченных мной на карте.
Джим принял из рук отца кожаный футляр, открыл его и достал прекрасный сложный инструмент итальянской работы.
Джим погладил его пальцем и посмотрел на отца:
— Я никогда не смогу отплатить тебе за все эти прекрасные дары и за все, что ты для меня сделал. Я просто не заслуживаю такой любви и щедрости.
— Позволь судить об этом мне и твоей матери, — ворчливо откликнулся Том. — А теперь нам пора домой.
Он позвал двух слуг, которые возвращались с ним в колонию. Они принялись запрягать в повозку тягловых лошадей и седлать большого гнедого мерина Тома.
Джим и Луиза, пользуясь последним шансом попрощаться еще раз, проехали рядом с тележкой на Друмфайре и Верной почти лигу. Наконец стало ясно, что, если они хотят догнать свои фургоны до заката, дальше им ехать не следует. Но они еще какое-то время стояли на месте, провожая взглядом повозку, катившую по пыльному вельду.
— Он возвращается! — воскликнула Луиза, заметив, что Том галопом несется обратно.
Он резко остановил лошадь рядом с молодыми людьми:
— Послушай, Джим, сынок, никогда не забывай вести дневник! Я хочу, чтобы ты заносил в него все навигационные заметки! Не забывай об именах местных вождей и названиях их поселений. Внимательно присматривайся к тем товарам, которые мы смогли бы выменивать у них в будущем.
— Да, отец. Мы об этом уже много раз говорили, — напомнил ему Джим.
— И промывка золота! — продолжил Том.
— Я буду делать пробную промывку на каждой реке, какая только нам попадется, — засмеялся Джим. — Этого я не забуду.
— А ты ему напоминай, Луиза. Он слишком легкомыслен, этот мой сынок. Не знаю, в кого он такой. Пожалуй, в матушку.
— Обещаю, мистер Кортни, — серьезно кивнула Луиза.
Том снова повернулся к Джиму:
— Джеймс Арчибальд, ты отвечаешь за эту юную леди! Она, правда, девушка явно рассудительная и слишком хороша для тебя.
Наконец Том оставил их и помчался вдогонку за повозкой, то и дело оборачиваясь и маша рукой сыну. Он догнал повозку, и тут Джим вдруг воскликнул:
— Черт меня побери, я же забыл передать мое уважение и прощальный привет Мансуру и дяде Дориану! Скорей!
Они понеслись за повозкой. И когда догнали ее, то все спешились и снова обнялись.
— На этот раз мы действительно уезжаем, — сказал наконец Джим.
Но его отец еще какое-то время ехал рядом с ними, не меньше мили, прежде чем смог заставить себя отпустить их.
Фургоны давно уже исчезли вдали, но их след впечатался в землю окованных железом колес, и двигаться по нему не составляло труда. Пока молодые люди ехали вперед, они видели невдалеке целые стада газелей, чьи мелкие группы сливались друг с другом, и наконец земля просто исчезла под этими живыми волнами.
Другие дикие животные, более крупные, тоже стали частью этого потока жизни. Темные стада антилоп гну скакали по траве, встряхивая лохматыми гривами, выгибая шеи, как породистые лошадки, и взбрыкивая задними ногами. Целые отряды африканских зебр неслись куда-то, издавая похожие на лай звуки. Там же виднелись огромные стада квагг. Эти дикие лошади мыса Доброй Надежды, полосатые, как зебры, но с темными коричневыми ногами, обитали здесь в таком количестве, что бюргеры с мыса убивали их тысячами — ради шкур. Из этих шкур они шили мешки для зерна, а туши оставляли стервятникам и гиенам.
Луиза изумленно наблюдала за этими стадами.
— Я никогда не видела ничего столь прекрасного! — воскликнула она.
— В этих краях мы действительно благословлены множеством дичи, так что человек опускает ружье лишь тогда, когда у него устают руки, — согласился Джим. — Я знаю одного великого охотника, живущего в колонии. Он убил за один день три сотни голов крупной дичи, загнав при этом четырех лошадей. Вот это подвиг!
Джим в восхищении покачал головой.
Свет костров привел их туда, где остановились на ночь фургоны; последнюю милю они ехали уже в темноте. Зама варил кофе в черном железном котелке, раздробив в ступке свежие кофейные зерна.
Полагаясь на отцовскую карту и навигационные инструменты, Джим вел фургоны на северо-восток. Дни тянулись однообразно, превращаясь в недели, а те, в свою очередь, становились месяцами. Каждое утро Джим вместе с Баккатом отправлялись разведать земли, что лежали впереди, и отыскать очередной источник или реку. Завтрак Джим брал с собой, положив его в походный ящичек, что лежал вместе со скаткой позади него на седле, а Баккат вел на поводу вьючную лошадь, чтобы привезти в лагерь добытую ими дичь.
Луиза нередко хлопотала у фургонов, наводя порядок, чистя и прибирая, и одновременно раздавала указания слугам, как по ее вк