— Ну, мелкая гадюка, ты поразвлекся, таща меня сюда, но теперь я развлекусь! Ты у меня попляшешь!
Первый удар он нанес по спине Ксиа. Колючий хлыст оставил на коже крошечные следы, и из каждого выступила капелька крови.
Ксиа взвыл от боли и бешенства.
— Спой песенку, ублюдок, детеныш бабуинов! — с мрачным удовлетворением произнес Коотс. — Тебе следует понять, что нельзя дурачить Херминиуса Коотса!
Он ударил еще раз. Зеленая ветка начала разваливаться от силы ударов, колючки ломались и оставались в теле Ксиа.
Ксиа извивался и натягивал путы до тех пор, пока не содрал кожу с запястий. Голосом, слишком громким для такого маленького тела, он извергал ярость и клялся отомстить — на языке, которого белые люди не понимали.
— Ты умрешь за это, белая гиена! Пожиратель дерьма! Ты спариваешься с трупами! Я убью тебя самым медленным из моих ядов, ты, любитель змеиной мочи и обезьяньего помета!
Коотс отшвырнул сломанную ветку и выбрал другую. Рукавом рубашки отер со лба пот и начал все сначала. Он истязал бушмена, пока сам не выбился из сил. Рубашка на нем промокла насквозь, дышал Коотс громко и хрипло.
Ксиа молча висел на кожаных ремнях, и кровь темными змейками сползала по его спине и ягодицам, капая на землю между ногами.
Только тогда Коотс шагнул назад.
— Пусть висит здесь всю ночь! — приказал он. — К утру он станет послушнее. Этих дикарей ничем нельзя выучить, кроме хорошей порки.
Ксиа медленно повернул голову и посмотрел в глаза Коотсу.
— Я тебе дам смерть двадцати дней, — тихо произнес он. — И к концу ты будешь умолять убить тебя.
Коотс не понял слов, но, увидев ненависть в маленьких черных глазах Ксиа, понял общий смысл и невольно попятился.
— Капрал Рихтер! — повернулся он к подчиненному. — Держать его связанным, пока не заживет спина и не смягчится характер.
Он поднял с земли колчан с отравленными стрелами и бросил его в огонь:
— Не давать ему никакого оружия, пока не усвоит урок! Я не желаю, чтобы он стрельнул мне в спину. Эти мелкие обезьяны весьма опасны.
Утром Гоффел острием штыка попытался вытащить колючки из спины Ксиа, но некоторые из них ушли слишком глубоко в кожу. В последующие дни они воспалились и загноились, прежде чем вышли наружу. Но Ксиа, обладавший природой дикого существа, быстро восстановил силы и подвижность. Его лицо ничего не выражало, и лишь когда он смотрел на Коотса, в антрацитово-черных глазах вспыхивала ненависть.
— Давай начинай пить ветер, Ксиа! — Коотс небрежно хлопнул бушмена рукой, как не слишком послушную собачонку. — И нечего так на меня смотреть, или я истреплю еще одно колючее дерево об твою вонючую шкуру.
Он показал назад, на тропу, что привела их на это место:
— Теперь иди назад и отыщи то место, где Джим Кортни разделил свой след.
Они пошли обратно по своим же следам, оставленным за последние десять дней. Отряд следовал за Ксиа. Постепенно его иссеченная спина начала заживать. Однако, похоже, порка и в самом деле пошла ему на пользу. Ксиа редко поднимал взгляд от земли, разве что для того, чтобы изучить местность впереди. Двигались они быстро.
Наконец отряд добрался до слоя застывших черных вулканических масс рядом с водопадом. Когда они шли в другую сторону, здесь они остановились лишь ненадолго. Это место казалось идеальным для организации жульничества. И Ксиа почти моментально нашел отчетливый след на дальней стороне черных камней.
Покачав головой, он направился обратно:
— Я был глупцом. Теперь я чую в воздухе коварство Бакката.
Ксиа втянул носом воздух, как пес, уловивший запах добычи. Достигнув того места, где Баккат навел маскирующие чары, он подобрал с камней комочек черного пепла. Внимательно осмотрев его, Ксиа понял, что это пепел дерева тонг, дерева магов.
— Здесь он сжег тонг и навел чары, чтобы обмануть меня. И я прошел мимо этого места, как слепой!
Ксиа сильно разозлился из-за того, что его так легко обвел вокруг пальца человек, которого он считал ниже себя в колдовском мастерстве. Ксиа опустился на четвереньки и принюхался к земле:
— Вот здесь он должен был помочиться, чтобы скрыть свой запах.
Но следу было уже несколько месяцев, и даже его нос не смог различить аммиачный дух мочи Бакката.
Ксиа встал и знаком сообщил Коотсу о разделении беглецов — сложил ладони вместе, потом развел их в стороны плавным движением.
— Это то самое место, — добавил он на чудовищном голландском, показывая направо и налево. — Лошади идут туда. Люди идут сюда.
— Что ж, ради крови святого распятия тебе на этот раз лучше не ошибаться, или я отрежу тебе яйца! Ты понял?
— Не понимай, — покачал головой Ксиа.
Коотс протянул руку и сжал в кулаке гениталии бушмена, а другой рукой выхватил кинжал. Он вынудил Ксиа подняться на цыпочки, а потом резким жестом провел кинжалом перед его животом, едва не задев кожу.
— Отрежу яйца! — повторил он. — Теперь ясно?
Ксиа молча кивнул, и Коотс оттолкнул его:
— Ладно, пока живи.
Они разбили лагерь над водопадом, и Ксиа изучил берега на три мили вверх и вниз по течению. Но в последние десять дней, или около того, река набухала от дождей, потом снова возвращалась в свое русло. При подъеме воды сухая трава и разные обломки застряли в ветках деревьев, росших ниже. Даже самый глубокий след не сохранился бы при таком наводнении.
Ксиа двинулся в сторону от реки, забираясь на самые высокие точки, до которых доходила вода. Он тщательно изучал почву, не пропуская ни дюйма. Но весь его опыт и вся его магия не помогали. След исчез, его просто смыло. Ксиа не мог понять, пошел ли Баккат вверх по течению или вниз. Ксиа снова уперся в непрошибаемую стену.
Нервы Коотса и без того находились на пределе, и, когда он понял, что Ксиа в очередной раз потерпел неудачу, его охватила еще более сильная ярость, чем прежде. Он приказал снова связать бушмена, но на этот раз его подвесили за пятки над тлеющим костром, который Коотс старательно засыпал зелеными листьями. Волосы Ксиа трещали от жара, он кашлял и задыхался от дыма, извиваясь и раскачиваясь на веревке.
Солдаты бросили игру в кости, чтобы посмотреть на спектакль. К этому времени они уже отчаянно скучали, ожидание награды не воодушевляло их, потому что след с каждым днем остывал. Рихтер и Ле Рич уже ворчали, выказывая признаки мятежа, говорили о том, что пора прекратить погоню, сбежать из этих суровых, безжалостных гор и вернуться в колонию.
— Да убейте вы эту обезьянку! — равнодушно предложил Ле Рич. — Покончим с ним и отправимся домой.
Но Коотс вместо этого достал нож и перерезал веревку, на которой висел Ксиа; маленький бушмен упал головой в угли. Он завизжал и откатился от огня. Коотс схватил веревку, которой были связаны лодыжки бушмена, и поволок Ксиа к ближайшему дереву. Привязав его, Коотс отправился обедать.
Ксиа сжался у древесного ствола, бормоча что-то себе под нос и исследуя ожоги.
Коотс, покончив с едой, вытряхнул из кружки кофейную гущу и позвал Гоффела. Готтентот вместе с ним отправился к дереву, и они сверху вниз уставились на Ксиа.
— Скажи этому уродцу на его языке, что я буду держать его связанным. Он не получит ни воды, ни пищи, и я буду пороть его каждый день, пока он не выполнит свою работу и снова не найдет след.
Гоффел перевел его угрозы. Ксиа злобно зашипел и прикрыл лицо, показывая, что один только вид Коотса его оскорбляет.
— Скажи ему, что я не тороплюсь, — продолжил Коотс. — Скажи, что я могу подождать, пока он не высохнет на солнце, как дерьмо бабуина, потому что он и есть такое дерьмо.
Утром Ксиа все еще оставался привязанным к дереву, но, когда Коотс и его охотники завтракали жареными кукурузными лепешками и копченой голландской колбасой, Ксиа позвал Гоффела на языке сан.
Готтентот присел перед бушменом на корточки, и они долго и тихо о чем-то говорили. Потом Гоффел вернулся к Коотсу:
— Ксиа говорит, что может найти для тебя Сомою.
— Ну, до сих пор ему этого не удавалось. — Коотс выплюнул в костер кусок колбасной оболочки.
— Он говорит, что сейчас найти след можно только с помощью темной магии.
Ле Рич и Рихтер презрительно захохотали, и Ле Рич заявил:
— Если дело дошло до колдовства, то я больше не стану тратить здесь время. Я возвращаюсь на мыс, а Кейзер может засунуть вознаграждение себе в задницу.
— Эй, заткнись, жирная рожа! — рявкнул Коотс и повернулся к Гоффелу. — Что еще за темная магия?
— В горах есть священное место, где нашли убежище духи племени сан. Там их сила велика. Ксиа говорит, что, если мы пойдем в то место и принесем духам жертву, след Сомои откроется.
Ле Рич встал:
— Я уже наслушался досыта этого мумбо-юмбо. Почти три месяца слушал, а мы пока ни на шаг не приблизились к тому, чтобы получить золотые гульдены.
Он взял свое седло и хотел уже направиться туда, где паслась его лошадь.
— Куда это ты собрался? — поинтересовался Коотс.
— Ты глухой или просто дурак? — бесцеремонно откликнулся Ле Рич и положил правую руку на эфес сабли. — Я уже сказал, но повторю еще раз. Я возвращаюсь на мыс.
— Это называется дезертирством и пренебрежением долгом, но я вполне понимаю, почему тебе хочется вернуться, — заговорил Коотс таким мягким тоном, что Ле Рич удивленно уставился на него. А Коотс продолжил: — Если кто-то еще хочет отправиться с Ле Ричем, я не стану их останавливать.
Рихтер медленно поднялся.
— Пожалуй, я тоже, — сказал он.
— Отлично! — кивнул Коотс. — Но только оставьте здесь всю собственность компании.
— О чем это ты, Коотс? — резко спросил Ле Рич.
— Седло и упряжь, — пояснил Коотс. — Мушкет и твоя сабля — все это принадлежит компании. И лошадь, конечно, и твои сапоги и мундир, не говоря уже о фляге для воды и одеяле. — Коотс широко улыбнулся. — Все это оставь и можешь отправляться.
Рихтер еще не принял окончательное решение об уходе, поэтому поспешно сел на место. Ле Рич замер в неуверенности, переводя взгляд с Коотса на свою лошадь. Потом с видимым усилием взял себя в руки.