Колонна, тащившая носилки, остановилась перед лагерем за пределами дальности выстрела. Трубы прогудели во второй раз, по холмам прокатилось эхо, и снова наступила зловещая тишина.
К этому времени первые лучи восходящего солнца заиграли над огромными полками, высекая искры света из клинков ассегаев.
— Мы должны ударить сейчас, — сказала Луиза. — Совершить верховую вылазку и напасть первыми.
— Нет, они уже слишком близко. Мы сможем сделать только по два-три выстрела, и придется отступить в лагерь, — мягко возразил Джим. — Пусть тратят силы на баррикаде. А лошадей я лучше приберегу на всякий случай.
Снова пропели трубы, и носильщики поставили паланкин на землю. Еще один взрыв трубного гула — и из крытых носилок появилась одинокая темная фигура, как шершень, выползший из гнезда.
— Байете! — прогремели воины. — Байете!
Королевский салют поддержали барабаны и трубы. Джим схватил подзорную трубу и уставился на мрачную фигуру.
Женщина выглядела худой и жилистой, превосходя ростом своих телохранителей. Ее обнаженное тело оказалось разрисовано фантастическими орнаментами. Вокруг ее глаз сияли белые круги. Прямая белая линия взбегала по ее горлу, подбородку и носу, между глазами и по бритому верху головы, деля голову на два полушария. Одна половина была выкрашена в голубой, как небо, цвет, а вторая оказалась кроваво-красной. В правой руке женщина держала маленький церемониальный ассегай, украшенный бусами и кисточками из волос львиной гривы.
Завитки и спирали белых линий отмечали ее грудь и холмик Венеры. Ромбовидные узоры, тщательно выписанные на ее стройных руках и ногах, подчеркивали их длину.
— Манатаси, — негромко сообщил Тегвайн. — Королева смерти.
Манатаси начала танец. Она двигалась медленно, завораживающе, как кобра. И, танцуя, стала спускаться по склону невысокого холма к лагерю, грациозная и смертоносная. В лагере никто не шевелился и не говорил, просто смотрели на нее во все глаза.
Импи двинулись за ней; она как будто являлась головой дракона, а они — его чудовищным телом. Их оружие сверкало в косых лучах утреннего солнца, как чешуя гигантской рептилии.
Манатаси остановилась невдалеке от линии, проведенной Джимом перед фургонами, до которой доставали выстрелы мушкетов. Она широко расставила ноги и выгнула спину. За ее спиной взорвались грохотом барабаны, пронзительно загудели куду-горны.
— Теперь она пометит нас смертью. — Тегвайн сказал это достаточно громко, чтобы услышали все.
Но Джим не понимал, что старик имеет в виду, пока между ногами Манатаси не вырвалась вперед струя мочи.
— Она на нас писает, — пояснил Тегвайн.
Когда последняя капля мочи упала на землю, королева пронзительно закричала и высоко подпрыгнула. Приземлившись, она направила острие своего ассегая на лагерь.
— Булала! — завизжала она. — Убить их всех!
Над рядами воинов поднялся оглушительный рев, и они ринулись вперед.
Джим схватил одну из своих лондонских винтовок и попытался прицелиться в королеву, но опоздал. Манатаси заворожила его, как и всех остальных. И прежде чем он смог выстрелить, королева уже скрылась за волной наступавших воинов. Пышный плюмаж из перьев встал перед ней, и Джим со злости чуть не выпалил в этого индуну, но вовремя сдержался. Он знал, что звук его выстрела заставит стрелять его людей, и тогда первый тщательно подготовленный залп пропадет зря, потому что враг еще не приблизился на нужное расстояние.
Он опустил винтовку и зашагал вдоль баррикады, обращаясь ко всем:
— Внимание! Подпустите их ближе! Не спешите и не жадничайте. Там на всех хватит.
Один только Смолбой засмеялся над его шуткой. Но натужно, не слишком весело.
Джим вернулся на свое место рядом с Луизой, спокойно и не спеша, подавая пример хладнокровия стрелкам и мальчикам. Первый ряд импи уже приближался к белой линии. Воины пританцовывали и пели, топая босыми ногами, трясли боевыми погремушками и стучали ассегаями по щитам. Между этими щитами не просматривалось даже щелки.
«Я подпустил их слишком близко», — подумал Джим. На долгий миг его воспаленному взгляду показалось, что защитники лагеря уже находятся в пределах досягаемости смертоносных клинков импи. Но потом увидел, что нападающие еще не достигли линии, выложенной из белых камней. Он взял себя в руки и крикнул:
— Ждем! Пока не стрелять!
Он выбрал одного из командиров, индуну, в переднем ряду. Шрамы сплошь покрывали его. Чей-то топор оставил на его голове след — через глаз и вниз по щеке. Заживший шрам выглядел гладким и блестящим, а пустой глаз через верхний край щита словно смотрел прямо на Джима.
— Ждать! — еще раз крикнул Джим. — Пусть подойдут!
Теперь он даже видел отдельные капли пота, скользившие по щекам индуны как серые жемчужины. Босые ноги мужчины перешагнули через пирамидку из белых речных камней.
— Вот теперь — огонь! — крикнул Джим.
Первый залп прозвучал как удар грома. Пороховой дым взвился сплошным серым облаком.
С такого близкого расстояния кожаные щиты не могли дать защиты. Картечь пробила их насквозь, и результат оказался ужасен. Первый ряд словно растаял в дыму. Тяжелые свинцовые дробины легко пробивали плоть и кости, громыхали по щитам, добираясь до второго ряда воинов. Второй ряд спотыкался о мертвых и умирающих. Но те воины, что шагали позади, горели нетерпением, желая добраться до врага и сокрушить его ассегаями. Они напирали щитами, сбивая с ног ошеломленных выживших в первом ряду.
Из рук Джима выхватили дымящееся ружье и сунули заряженный мушкет — это стремительно действовал один из мальчиков-пастухов. Второй залп прозвучал почти так же дружно, как первый. Затем выстрелы стали разрозненными, потому что чьи-то мальчики справлялись с делом быстрее.
Горы мертвых тел и раненых воинов уже лежали перед баррикадой, и черные воины из следующих рядов карабкались по ним. Безвольные тела служили плохой опорой, воины скользили, сползая назад, а защитники лагеря тем временем быстро меняли мушкеты и продолжали огонь.
Когда наиболее решительные нгуни все же добрались до баррикады, они попытались раскидать колючие ветви голыми руками, но огонь мушкетов не ослабевал. Они лезли через убитых, пытались проломить стенки фургонов. Выстрелы буквально косили их, и воины сыпались на тех, кто уже лежал под ними.
Узкая полоса земли между речной заводью и высоким глинистым берегом не давала импи развернуться. Каждый выстрел срезал их, как серпом.
Ветер дул со стороны реки, в лица нападавшим, и пороховой дым накатывал на них густым туманом, наполовину ослепляя и мешая атаке. И тот же ветер расчищал поле зрения для защитников.
Один из воинов воспользовался спицами колеса фургона как лестницей и сумел забраться на центральный фургон. Джим был занят теми, кто лез на баррикаду прямо перед ним, когда крик Луизы предостерег его. Когда он повернулся, воин попытался ударить Луизу через борт фургона. Она отпрыгнула назад, но стальной наконечник разорвал на ней рубаху.
Джим бросил пустой мушкет и схватил абордажную саблю, которую держал наготове. Он вонзил ее прямо в грудь воина, под его вскинутой правой рукой. Когда тот рухнул назад, Джим, выдернув клинок, вернул его на место и тут же схватил заряженный мушкет у мальчика, стоявшего за его спиной.
— Хороший парень! — буркнул он расторопному мальчишке и выстрелил в следующего нападавшего, который пытался залезть на фургон.
Джим бросил быстрый взгляд вправо и увидел, что Луиза уже вернулась на свое место рядом с ним. Порез на ее рубахе раскрылся там, где ассегай скользнул по ткани, и в прорехе виднелась белая кожа.
— Ты цела? Не ранена?
Джим ободряюще улыбнулся ей. Лицо и руки девушки уже почернели от пороховой гари, и синие глаза ярко выделялись на этом фоне. Луиза кивнула без улыбки и взяла следующее ружье, протянутое ей. Она чуть помедлила, позволяя очередному воину подобраться поближе и протянуть руку, чтобы взобраться на баррикаду, а потом выстрелила. Отдача заставила ее пошатнуться, но воин лишь вскрикнул, получив заряд в лицо и горло, и повалился на того, кто находился за ним.
Джим потерял чувство времени. Все смешалось в дыму, поте и грохоте выстрелов. Дым мешал дышать, пот заливал глаза, выстрелы оглушали…
Вдруг воины, мгновение назад налетавшие на баррикаду, как пчелиный рой, исчезли.
Защитники растерянно оглядывались, ища очередную цель. Облака дыма развеялись, и защитники с изумлением увидели, что импи отступают вверх по склону холма, унося раненых.
— К лошадям! Мы должны за ними погнаться! — крикнула Луиза Джиму.
Его слегка ошеломила ее воинственность.
— Стой! Они еще не разбиты! — Джим показал вдаль. — Смотри! У Манатаси есть еще резерв, половина ее сил!
Луиза прикрыла глаза ладонью от солнца. Сразу под гребнем холма на склоне она увидела правильные ряды воинов, сидевших на своих щитах в ожидании приказа атаковать.
Мальчики-пастухи прибежали с бутылями воды. Стрелки пили, задыхаясь и захлебываясь от нетерпения, и снова пили. Джим быстро прошел вдоль линии, с тревогой опрашивая людей:
— Ты ранен? Нет? Ты в порядке?
Это казалось невозможным, но никто не был даже слегка задет.
Луиза исчезла в своем фургоне и через небольшое время снова появилась. Она успела отмыть руки и лицо, надеть свежую рубаху вместо разрезанной ассегаем и повязать волосы чистым отглаженным платком. Девушка поспешила на помощь Заме, который уже заново разжигал кухонный костер, чтобы наскоро приготовить еду для защитников лагеря. Она принесла Джиму оловянную тарелку с ломтями хлеба, кусками жареного мяса и маринованными овощами.
— Нам здорово повезло, — сказала она, наблюдая, как Джим заглатывает еду. — Мне не раз казалось, что они вот-вот нас задавят.
Джим покачал головой и невнятно ответил с набитым ртом:
— Даже самые храбрые люди не могут сравняться с огнестрельным оружием. Не бойся, Ёжик, это трудно, но в итоге мы справимся и останемся в живых.
Луиза видела, что Джим говорит это скорее для того, чтобы ободрить ее, а не из убеждения, и улыбнулась.