Баккат подобрал раскрашенную голову Манатаси и надел ее на один из ассегаев нгуни. Он держал ее высоко, словно какое-нибудь римское знамя с орлом. Фиолетовый язык королевы вывалился сбоку изо рта, один глаз был закрыт, другой зловеще сверкал ярким белком.
Выезжая из проделанной нгуни бреши в стене лагеря, каждый всадник вез с собой два мушкета: один в руке, второй в чехле у седла. На плече у каждого висела сумка с пулями, к луке седла была привязана пороховница. За мужчинами на неоседланных лошадях следовали мальчики, каждый из них вел запасную лошадь, нагруженную бочонками с порохом, сумками с пулями и бутылями с водой.
— Держитесь все вместе! — призывал всадников Джим. — Не разделяйтесь! Нгуни все еще опасны, как загнанные в угол шакалы!
Сначала лошади скакали прямо по трупам и брошенным щитам, но наконец вырвались на открытое пространство и прибавили ходу.
Джим снова крикнул:
— Осторожно! Только легким галопом! У нас впереди дальняя дорога! Не загоняйте лошадей!
Они неслись по вельду вровень друг с другом, а когда стали догонять убегавших нгуни, мушкеты снова заговорили. Большинство нгуни давно побросали оружие и потеряли головные уборы. Услышав за спинами ровный стук копыт, они помчались изо всех сил. А потом просто упали в траву на колени и ждали, как бессловесные животные, очередного выстрела.
— Я не могу вот так, — в отчаянии сказала Джиму Луиза.
— Тогда завтра они вернутся и сделают это с тобой, — предупредил он ее.
Смолбой и его люди только радовались бойне. Пастухи наполнили их пороховые фляги и сумки для пуль. Баккат размахивал головой Манатаси и визжал от возбуждения, налетая на группы окончательно деморализованных воинов.
— Вот ведь какой кровожадный гоблин, — пробормотала Луиза, когда они следовали за бушменом.
Когда нгуни увидели голову своей королевы, они завыли от отчаяния и просто растянулись на земле, показывая, что сдаются.
Впереди шеренги мстительных всадников появился очередной ряд невысоких холмов с мягкими очертаниями — именно к ним бежали остатки разбитых нгуни. Джим не мог позволить своим людям слишком гнать лошадей, и они ехали к гребню одного из холмов все тем же ровным галопом, уже не стреляя: импи удирали к горизонту, мишеней почти не осталось.
Джим и Луиза остановились на вершине холма и посмотрели вниз, в широкую долину между пологими склонами. По долине извивалась еще одна река. На ее берегах стояли высокие деревья, а вокруг раскинулись луга. Воздух казался голубым от дыма костров огромного лагеря. Сотни маленьких тростниковых хижин стояли на траве с армейской аккуратностью. Но вокруг было безлюдно. Остатки нгуни сбежали — хвост их армии уже исчезал за дальними склонами по другую сторону долины.
— Лагерь Манатаси! — воскликнула Луиза. — Вот где она собирала своих воинов перед нападением на нас!
— И здесь, да возрадуется все святое, остались ее стада! — сказал Джим, показывая вдаль.
Под деревьями вдоль обоих речных берегов рассыпались стада коров и волов.
— Это сокровища Манатаси. Богатство ее народа. Нам только и нужно, что подъехать и забрать его.
Глаза Джима сверкали, когда он оглядывал всю эту массу скота. Каждое стадо состояло из животных одного цвета. Черные образовали темное пятно на фоне золотистого вельда, а в сторонке от черных топтались красновато-коричневые и пятнистые животные.
— Их слишком много, — покачала головой Луиза. — Нам не справиться с таким количеством.
— Мой милый Ёжик, есть вещи, которых мужчине никогда не бывает много: любовь, деньги и скот.
Поднявшись на стременах, он направил подзорную трубу на разноцветные массы скота, потом посмотрел вслед удиравшим нгуни.
— Эти воины разбиты и сломлены, — сказал Джим, опустив трубу. — Мы можем забыть о преследовании и подсчитать трофеи.
Хотя убитые нгуни усеивали всю травянистую равнину, практически никто из людей Джима не пострадал, кроме маленького Изезе, который так прищемил себе палец затвором мушкета, когда перезаряжал его, что потерял первый сустав.
Луиза перевязала его, а Джим сказал мальчику, что это почетная рана. Изезе гордо держал перед собой палец и показывал белую повязку всем, кто только желал на нее посмотреть.
Джим, рожденный и воспитанный скотоводом, оценивающе рассматривал добычу, проезжая среди захваченных стад. Они состояли сплошь из крепких, здоровых животных с широко расставленными рогами. Домашние и доверчивые, они ничуть не тревожились, когда Джим подъезжал почти вплотную. Блестящие шкуры говорили о хорошем содержании, спины горбились от запасенного жира. При первом осмотре Джим не заметил воспаленных следов от укусов насекомых или гноящихся глаз. Он был почти уверен, что в таком прекрасном состоянии животные должны легко противостоять болезни, вызываемой укусами мухи цеце.
— Эти животные куда дороже, чем любой скот, привезенный из Европы, — сказал он Луизе. — Они местные и не боятся большинства африканских болезней, их с любовью растили нгуни. Как и говорил Тегвайн, этот народ и вправду любит свой скот больше, чем собственных детей.
Зама отъехал от всех и исчез среди тростниковых хижин. Внезапно он примчался обратно, на его лице отражалось сильное волнение. Он даже говорить не мог, лишь жестом позвал с собой Джима.
Он привел Джима к частоколу из недавно срубленных деревьев. Они подняли жерди, загораживавшие вход, и Джим, едва очутившись внутри, застыл в изумлении.
Его взору открылась сокровищница Манатаси. Слоновьи бивни были сложены штабелями, настолько высокими, как только можно достать вытянутой рукой. Бивни оказались рассортированы по длине и толщине. Незрелую слоновую кость, иногда совсем тонкую, с мужское запястье, нгуни связали полосами коры по несколько штук, чтобы каждую мог без труда нести вол. Более крупные бивни бывшие владельцы тоже обмотали полосами коры, чтобы их можно было закрепить при перевозке. Иные из бивней обладали огромным размером, но Джим не увидел ни одного, равного по величине той паре, что добыл он сам.
Пока Смолбой и другие погонщики расседлывали лошадей и уводили их к реке, чтобы напоить, Джим и Луиза бродили по огромному складу. Луиза наблюдала за его лицом, когда он пожирал взглядом эти гигантские сокровища. Он сейчас похож на мальчишку в день Рождества, подумала она, когда Джим вернулся к ней и взял за руку.
— Луиза Ливен, — торжественно провозгласил он, — я наконец-то богатый человек!
— Да. — Луиза попыталась скрыть улыбку. — Это я вижу. Но, несмотря на все твое богатство, ты все-таки вполне привлекательный парень.
— Рад, что ты это заметила. Тогда нам нужно решить: ты выйдешь за меня замуж, разделишь со мной мое богатство и мое невероятное обаяние?
Смех замер на губах Луизы.
— О Джим… — прошептала она.
Напряжение битвы и погони разом навалилось на нее, и она заплакала. Слезы промыли светлые дорожки на ее грязном от порохового дыма и пыли лице.
— О да, Джим! Я и придумать не могу ничего такого, что доставило бы мне больше удовольствия, чем стать твоей женой!
Джим обнял ее:
— Тогда сегодня счастливейший день в моей жизни! — Он звонко чмокнул ее в щеку. — А теперь вытри слезы, Ёжик. Уверен, мы найдем где-нибудь священника, если не в этом году, так в следующем.
Одной рукой обнимая Луизу, а другую по-хозяйски положив на груду бивней, Джим окинул взглядом только что обретенные стада, заполнившие половину долины. Постепенно выражение его лица изменилось: он встал перед вечной дилеммой богатого человека.
Как, черт побери, ему удержать в руках добычу, если каждый человек и каждый хищник в Африке пожелает ее захватить?
Об этом стоило подумать.
Когда Джим наконец смог оторваться от захваченного лагеря, уже смеркалось. Оставив половину маленького отряда охранять стада и слоновую кость, он с остальными поскакал назад к фургонам.
Путь им освещало бесчисленное количество звезд. Когда отряд проезжал мимо тел погибших в этот день нгуни, перед лошадьми разбегались гиены и шакалы.
До стоянки оставалось уже совсем немного, и тут они остановили лошадей и с благоговейным страхом уставились в ночное небо.
Над восточным горизонтом вставало непонятное мистическое свечение. Оно освещало мир так ярко, что они видели ошеломленные лица друг друга, обращенные вверх. Создавалось впечатление, будто солнце решило подняться не вовремя. Всадники с трепетом наблюдали, как огромный огненный шар взлетел в небо и бесшумно прочертил высь над их головами. Некоторые из мальчишек-пастухов испуганно захныкали, закрывая голову своими пледами.
— Это всего лишь падающая звезда. — Джим потянулся к Луизе и взял ее за руку, успокаивая. — Они частые гостьи в африканском небе. Просто эта покрупнее других.
— Это дух Манатаси! — воскликнул Смолбой. — Она отправилась в путь в страну теней.
— Смерть королей — конец племен, — негромко проскулил Баккат. — Война и смерть…
— Это самый дурной из всех знаков, — покачал головой Зама.
— Я думал, вы уже стали более образованными, — засмеялся Джим. — А вы в глубине души все такие же суеверные дикари.
Гигантское небесное тело устремилось к западу, оставляя в небе огненный след, и вскоре скрылось за горизонтом. Тем не менее оно продолжало освещать небо весь остаток ночи, а затем следующую ночь и еще много дальнейших ночей.
В этом призрачном свете они достигли фургонов. Там они нашли старого Тегвайна с копьем в руке и его прекрасную внучку рядом: эти двое, как пара преданных псов, стояли на страже.
Хотя все уже почти исчерпали свои силы, Джим поднял спутников еще до рассвета. С помощью упряжки волов, криков и щелканья длинными кнутами они поставили на колеса перевернутый фургон. Крепкая повозка не слишком пострадала, и через несколько часов они уже заново уложили в фургон рассыпавшийся груз. Следовало поспешить: под лучами солнца трупы очень скоро начнут разлагаться, а вместе с вонью придут болезни.
По приказу Джима запрягли волов, фургоны выстроили в цепь. Потом Смолбой и другие погонщики щелкнули длинными кнутами, и волы с грохотом потащили фургоны прочь из страшного лагеря в открытый вельд.