Еще до рассвета Сара поднялась с койки в маленькой каюте на «Эльфе». Затем, как делала это каждое утро, она сошла на берег и поднялась на холм над лагуной. Оттуда она и наблюдала за возвращением Тома. Уже издали Сара узнала его высокую фигуру и походку враскачку — Том шел впереди своего отряда. Но эта картина тут же расплылась перед ее глазами, размытая слезами радости и облегчения.
— Благодарю тебя, Господи, что откликнулся на мои молитвы! — вслух воскликнула Сара и помчалась вниз по склону, прямо в объятия мужа. — Я так тревожилась, что ты опять влезешь в какие-нибудь неприятности, а меня рядом не будет, Том Кортни!
— Да просто шанса не подвернулось, чтобы попасть в неприятности, Сара Кортни. — Он крепко обнял жену. — А очень жаль. — Он посмотрел на Мансура. — Ты побыстрее меня, парень. Беги к отцу, сообщи, что мы вернулись и что нужно снова готовить корабли к выходу.
Мансур тут же умчался.
Как только он оказался достаточно далеко, Сара сказала:
— А ты хитер, Томас, не так ли? Ты не захотел сам сообщать Дорри горькую весть о том, что убийца Ясмини ушел от возмездия.
— Это скорее долг Мансура, чем мой, — возразил Том. — Дорри именно так на это и смотрит. Единственная выгода от всей этой кровавой истории заключается в том, что отец и сын могут сблизиться сильнее, чем когда-либо; они станут едины.
В море они вышли с отливом. Ветер им благоприятствовал. Корабли шли на расстоянии в два кабельтова друг от друга, и ветер дул им в корму, так что все шло как надо. «Месть» демонстрировала свои новые возможности и начала обгонять «Эльфа». Том с большой неохотой отдал приказ убавить паруса на ночь. Жаль было терять выгоды ветра, так быстро несшего их к Нативити-Бей.
— Но я торговец, а не воин, — утешал себя Том.
Как только он отдал приказ, тут же увидел, что Мансур на «Мести» свернул стаксель и взял рифы на гроте. Оба корабля вывесили фонари на грот-мачтах, чтобы видеть ночное положение друг друга.
Том уже собирался передать командование Кумраху и спуститься в маленькую кают-компанию на ужин, запах которого доносился до него; Том узнал роскошный дух одного из прославленных пряных блюд Сары, и его рот наполнился слюной. Он потратил еще несколько минут на проверку парусов и указания рулевому. И, наконец удовлетворенный, повернулся к главному трапу, но тут внезапно остановился.
Всматриваясь в темный восточный горизонт, он удивленно пробормотал:
— Там большой огонь… Неужели какой-то корабль горит? Нет, это что-то покрупнее. Вулкан, что ли?
Команда на палубе тоже увидела пламя и столпилась у поручней, гадая, что это может быть. Потом, к бесконечному изумлению Тома, над темным горизонтом поднялся чудовищный шар небесного огня. Он осветил поверхность моря. Невдалеке паруса «Мести» неярко засияли в его призрачном излучении.
— Черт побери, комета! — изумленно воскликнул Том и помчался к трапу кают-компании. — Сара Кортни, скорее иди сюда! Ты никогда не видела ничего подобного и никогда больше не увидишь!
Сара буквально взлетела по трапу, и Дориан не отстал от нее. Они уставились на небесное чудо, потеряв дар речи. Потом Сара шагнула к Тому и спряталась в его надежных объятиях.
— Это знак, — прошептала она. — Это благословение высших сил, прощание с теми годами, которые мы оставили на мысе Доброй Надежды, и обещание новой жизни, что ждет нас впереди.
Дориан оставил их и медленно отошел на нос корабля. Опустившись на колени, он поднял лицо к небу.
— Дни траура миновали, — сказал он. — Твое время на земле, рядом со мной, истекло. Иди, Ясмини, моя прекрасная малышка, я передаю тебя в объятия Господа, но ты должна знать, что мое сердце и вся моя любовь ушли с тобой.
На втором корабле Мансур Кортни посмотрел на комету, а потом подбежал к грот-мачте и быстро забрался на огороженную смотровую платформу на ней, «гнездо». Там, в шестидесяти футах над поверхностью моря, он вскинул лицо к небу, его длинные густые волосы развевались на ветру.
— Смерть королям! — воскликнул Мансур. — Гибель тиранам! Именно это предвещает перст Господний, пишущий на небесах! — Потом, набрав полную грудь воздуха, он закричал: — Слушай меня, Зейн аль-Дин! Я — Немезида, я карающий меч, и я иду к тебе!
Ночь за ночью два маленьких корабля шли на север, а комета все висела над ними, словно нарочно освещая им путь, пока наконец они не увидели высокий берег, поднявшийся из мрачных вод перед ними, словно спина гигантского кита. На северном конце мыса пасть кита открывалась. Они прошли сквозь нее в большую бухту, намного больше Слоновьей лагуны. По одну ее сторону берег круто поднимался, по другую тянулись мангровые болота, а между ними находилось устье реки с чистой прозрачной водой, и берега этой реки имели плавный склон, что давало естественное место для стоянки.
— Мы здесь не впервые. Дориан и я бывали здесь много раз. Туземцы называют эту реку Умбило, — сообщил Том Саре.
Корабль подошел к берегу и бросил якорь на глубине в три морские сажени. Глядя с палубы, моряки видели, как его стальные лапы зарылись в светлое песчаное дно, разогнав стайки сверкающих рыбок.
Когда все паруса оказались спущены и оба корабля замерли, Том и Сара встали у поручней, наблюдая, как Мансур на веслах идет к берегу, горя желанием поскорее исследовать новое место.
— Нетерпение юности, — сказал Том.
— Если нетерпение — признак юного возраста, то ты и вовсе грудной младенец, мастер Том, — откликнулась Сара.
— Ты ко мне несправедлива, — усмехнулся он. — Но я пропущу это мимо ушей.
Сара ладонью прикрыла глаза от солнца и осмотрела линию берега:
— А где здесь почтовый камень?
— Вон там, у основания того утеса, но не питай слишком больших надежд.
— Разумеется, не буду! — огрызнулась Сара.
Но тут же подумала, что Тому незачем стараться уберечь ее от разочарования. «Я просто знаю материнским инстинктом, что Джим где-то рядом. Даже если он еще не добрался сюда, то скоро доберется. Мне только нужно подождать, и мой сын вернется ко мне».
Том предложил оливковую ветвь мира, сменив тему ласковым тоном:
— Как тебе нравится этот уголок мира, Сара Кортни?
— Вполне нравится. И может быть, понравится еще больше, если ты позволишь мне отдохнуть здесь больше суток. — Сара с улыбкой приняла предложение мира.
— Тогда мы с Дорианом немедленно начнем размечать место для нашего нового форта и торговой фактории.
Том поднес к глазам подзорную трубу. На самом деле они с Дорианом уже проделали основную часть этой работы во время своего последнего посещения Нативити-Бей. Том всмотрелся в выбранное ими место. Оно находилось в изгибе речного устья. Поскольку река Умбило здесь делала несколько резких поворотов и охватывала это место с трех сторон, защищать его не представляло труда. К тому же река в изобилии давала свежую воду, а со всех сторон местность простреливалась. В дополнение к этому их мог поддерживать огонь со стоявших на якоре кораблей — в случае нападения диких племен или другого врага.
— Да! — Том удовлетворенно кивнул. — Это вполне нам подходит. Начнем работу прямо завтра, а ты будешь обставлять наше личное жилище, как делала это двадцать лет назад в форте Провидения.
— Это был наш медовый месяц, — сказала Сара с пробудившимся энтузиазмом.
— Да, девица. — Том улыбнулся ей. — А здесь будет нечто вроде второго.
Небольшой отряд всадников медленно двигался по вельду; люди казались карликами на окружавшем их бескрайнем ландшафте. Они вели за собой вьючных лошадей, а запасные кони шли следом. Животные и люди похудели и закалились на долгом пути. Одежда всадников истрепалась, тут и там на ней появились заплаты, их сапоги давным-давно износились, и хозяева бросили их, заменив обувью, кое-как сшитой из шкур антилоп куду. Конская сбруя тоже истрепалась, а седла были отполированы до блеска потными задами всадников.
Лица и руки троих голландцев так загорели на солнце, что стали темными, как у готтентотов. Ехали они молча, держась за крошечной фигуркой бушмена Ксиа, рысцой бежавшего впереди. Вперед и вперед, по следу колес фургонов, что тянулись вдаль, как некий бесконечный змей, растянувшийся по долинам и холмам.
Солдаты давно уже забыли всякие мысли о дезертирстве. И дело заключалось не только в неумолимом упорстве их командира, но и в тысячах лиг диких земель, уже оставшихся позади. Каждый прекрасно понимал, что у одинокого всадника просто нет шансов добраться до колонии. Они превратились в стадных животных, вынужденных держаться вместе, чтобы выжить. Они стали пленниками не только одержимости капитана Херминиуса Коотса, но и этих необъятных пустых просторов.
Истертые кожаные куртка и бриджи Коотса тоже покрылись заплатами и пятнами пота, дождя и красной пыли. Его длинные волосы спадали на плечи. Они выгорели на солнце добела, и Коотс кое-как подрезал их концы охотничьим ножом. С тощим потемневшим лицом и светлыми неподвижными глазами он воистину выглядел как одержимый.
Коотс уже не думал о вознаграждении; им двигала необходимость утолить свою ненависть, залить ее кровью врага. И он бы не позволил никому и ничему — ни человеку, ни зверю, ни этим обожженным солнцем просторам — отвлечь его от осуществления цели.
Он ехал, опустив голову, но вдруг поднял ее и всмотрелся вперед, прищурив глаза, окруженные бесцветными ресницами. У горизонта клубилось темное облако. Коотс наблюдал, как оно поднялось выше, а потом поползло через равнину в их сторону. Он придержал коня и окликнул бушмена:
— Что это там в небе? Это не пыль и не дым.
Ксиа засмеялся кудахчущим смехом и принялся весело приплясывать, шаркая и топая ногами. Расстояния и трудности путешествия никак на нем не сказались: он был рожден для такой жизни. Зато замкнутые стены и толпы белых людей давили на него и раздражали. А вот дикие пустыни являлись для него очагом, небо — крышей его дома.
Он завел новую победную песнь, полную самовосхваления и оскорблений в адрес его безумного, жестокого хозяина, песнь, которую из всей компании только он один и мог понять.