— Мы здесь только для того, Оудеман, чтобы поймать Джима Кортни, а не для того, чтобы вернуться в колонию. По седлам! — Он посмотрел на Ксиа. — Отлично! Ты, желтый бабуин, иди снова по следу, глотай ветер!
В реках и ручьях, которые они пересекали, была вода, но в вельде — ни травинки. Они проехали пятьдесят, сто лиг, так и не найдя пастбища. В больших реках они находили под водой водоросли и стебли водяных лилий. И бродили по колено и по пояс в реке, выуживая эти растения, чтобы накормить лошадей. На одном из склонов узкой долины нашлись деревья, не обглоданные начисто саранчой. Люди забрались на деревья, нарезали уцелевших веток. Лошади с жадностью съели зеленые листья, но, непривычные к такой пище, особой пользы от нее не получили.
К этому времени животные уже явно медленно умирали от голода, но это не поколебало решимости Коотса. Он вел отряд сквозь пустоши. Лошади уже так ослабели, что людям пришлось спешиться и вести животных за собой, как только начинался подъем.
Люди тоже испытывали предельный голод. Некогда пышный вельд стал пустыней. Они съели последние горсти зерна и шатались под сильным ветром, стоило тому пронестись над погибшей равниной.
Ксиа подстреливал из своей пращи доисторических синих ящериц, что жили среди камней, и еще солдаты раскапывали норы в земле и добывали кротов и земляных крыс, кормившихся корнями растений. Они жарили зверьков, даже не сдирая с них шкурки, чтобы зря не тратить питательные крохи. Добычу просто бросали на угли целиком, и шерсть сгорала, кожа чернела и лопалась. А потом полусырое мясо пальцами обдирали с костей. Ксиа разгрызал голые косточки, как гиена.
В брошенном гнезде страуса он нашел настоящее сокровище. Там лежали семь белых яиц в небольшом углублении в земле. Каждое яйцо было размером почти с его голову. Ксиа принялся скакать вокруг гнезда, визжа во все горло:
— Вот еще один дар, который подносит вам умный Ксиа! Страус, мой тотем, оставил это для меня!
Он менял тотемы без малейшего смущения, как менял женщин.
— Без Ксиа вы бы все давно подохли!
Он выбрал одно из яиц, поставил его вертикально в песок, потом обмотал бечеву пращи вокруг древка одной из стрел. Наконечник стрелы он прижал к верхушке яйца. С помощью бечевы сильно раскрутил стрелу. Наконечник аккуратно просверлил толстую скорлупу. Когда в ней появилась дыра, послышалось резкое шипение выходящего газа, а потом в воздух взлетел желтый фонтан, как вылетает шампанское из бутылки, которую сильно потрясли.
Ксиа прижался губами к дырке в скорлупе и стал высасывать содержимое яйца.
Собравшиеся вокруг люди резко отпрыгнули назад в тревоге и отвращении — до них донеслась серная вонь.
— Мать безумных псов! — выругался Коотс. — Да оно протухло!
Ксиа от удовольствия закатил глаза, не отрываясь от дырки в скорлупе, чтобы ни единая капля желтой жижи не выплеснулась на землю и не пропала зря. Он с жадностью выпил яйцо до конца.
— Эти яйца лежат здесь с последнего сезона размножения… шесть месяцев на жаре! Да ими можно гиену отравить! — Оудеман закашлялся и отвернулся.
Ксиа уселся рядом с гнездом и без перерыва выпил еще два яйца, только рыгал время от времени или хихикал от наслаждения. Потом собрал оставшиеся в свою кожаную сумку. Повесив ее на плечо, он преспокойно двинулся дальше по следам фургонных колес.
Люди и лошади с каждым днем слабели. Один лишь Ксиа оставался пухлым, его кожа сияла здоровьем, силы наполняли его. Протухшие страусиные яйца, остатки завтрака совы, львиный и шакалий помет, горькие корешки, личинки мясных мух, ос и шершней — все то, что лишь он один мог переварить, поддерживало его.
Отряд поднялся на очередной голый холм и обнаружил еще одно место стоянки Джима Кортни. Но это отличалось от десятков тех, что они видели прежде. Обоз простоял здесь достаточно долго для того, чтобы соорудить шалаши из травы и дыры-дымоходы из бревен; теперь все это стало черным пеплом, почти унесенным ветром.
— Здесь Сомоя убил своего первого слона! — сообщил Ксиа после быстрого осмотра брошенного лагеря.
— Откуда ты знаешь? — требовательно спросил Коотс.
Он с трудом спешился и, прижав кулаки к ноющей спине, огляделся.
— Я это знаю, потому что я умный, а ты дурак, — ответил Ксиа на языке своего народа.
— Хватит болтать по-обезьяньи! — рыкнул на него Коотс. Для более основательного воздействия на проводника он слишком устал. — Отвечай прямо!
— На этих шестах они коптили горы мяса, а здесь — мелкие кости слона, из этих кусков они готовили рагу. — Бушмен вытащил одну из костей из травы.
На косточках кое-где остались сухожилия, и Ксиа сгрыз их. Потом продолжил:
— Остатки слона где-то рядом, я их найду.
Он исчез, как крохотный клубок желтого дыма; Коотс не уставал удивляться этому фокусу. Вот только что Ксиа стоял перед ним, а в следующее мгновение его уже не было. Коотс сел в жалкой тени голого дерева. Ему не пришлось долго ждать. Ксиа появился так же внезапно, как пропал, держа в руках огромную белую кость слоновьей ноги.
— Огромный самец! — подтвердил Ксиа. — Сомоя стал могучим охотником, как и его отец. Он вырезал из головы бивни. По оставшимся отверстиям я видел, что каждый бивень был длиной с двух мужчин, если один встанет на плечи другого.
Он взмахнул руками, показывая длину бивней.
Коотса это не слишком интересовало, он кивнул в сторону брошенных хижин:
— Как долго пробыл здесь Сомоя?
Ксиа оценил глубину золы в ямах для костров, кучи мусора и дорожки между хижинами и дважды показал растопыренные пальцы обеих рук:
— Двадцать дней.
— Значит, мы много выиграли, — с мрачным удовлетворением заявил Коотс. — Найди что-нибудь съедобное, прежде чем мы пойдем дальше.
Под руководством Ксиа солдаты раскопали несколько норок долгоногов и десяток кротовин. Их действия привлекли внимание пары белоголовых ворон, и Оудеман сбил их одним выстрелом из мушкета. Вкус кротов напоминал цыплячий, но мясо ворон оказалось отвратительным, от него несло падалью. Его съел Ксиа.
Люди были чуть живы от усталости, натертые седлами ягодицы болели. Проглотив добытые крохи, они завернулись в походные одеяла, едва стоило солнцу начать путь к западу.
Ксиа разбудил их возбужденным визгом, и Коотс кое-как поднялся на ноги, держа в одной руке пистолет, в другой — саблю.
— К оружию! Сюда! — закричал он, еще не до конца проснувшись. — Примкнуть штыки!
Но тут же умолк и уставился на восточную часть неба. Оно зловеще светилось.
Готтентоты заскулили в суеверном страхе и спрятались под одеяла из звериных шкур.
— Это предупреждение! — твердили они друг другу, но тихо, чтобы Коотс их не услышал. — Это знак, что мы должны повернуть назад, к колонии, и бросить эту безумную погоню!
— Это пылающий глаз Кулу-Кулу, — запел Ксиа и принялся танцевать в честь огромного сияющего божества в небе над ним. — Он следит за нами! Он обещает дождь и возвращение стад! Будет и нежная зеленая трава, и сытное красное мясо. Скоро, очень скоро!
Трое голландцев инстинктивно придвинулись поближе друг к другу.
— Это та звезда, что привела троих мудрых волхвов в Вифлеем. — Сам Коотс был атеистом, но знал, что двое других религиозны, поэтому обернул небесное явление в свою пользу. — Она зовет нас.
Оудеман хмыкнул, но ему не хотелось сердить капитана, вступая в спор. Рихтер украдкой перекрестился, потому что он был тайным католиком, оказавшимся в компании лютеран и язычников.
Кто-то в страхе, кто-то в радостном предвкушении, все они наблюдали за величественным движением кометы по небесному своду. Звезды бледнели и исчезали, стертые ее сиянием.
Перед рассветом хвост кометы протянулся дугой от одного горизонта до другого. А потом он разом исчез за густыми облаками, набежавшими с востока, с теплого Индийского океана.
Пришел пасмурный день. Над холмами загрохотал гром, и лезвия синеватых молний прорезали толстые тучи. Начался дождь. Лошади повернулись хвостами к ветру, а люди съежились под одеялами, когда на них обрушился ледяной шквал. Только Ксиа, сбросив набедренную повязку, голышом отплясывал под дождем, запрокинув голову и ловя капли открытым ртом.
Дождь шел весь день и всю ночь без перерыва. Земля размокла, каждые овраг и лощина превратились в бурные реки, а каждая низинка стала озером. Потоки воды колотили по людям, гром оглушал, как канонада тяжелых орудий. Кутаясь в свои одеяла, они дрожали от сырости и холода, их кишки судорожно сжимались от голода. Время от времени капли дождя замерзали, не долетев до земли, и тогда огромные градины сыпались на измученных людей и доводили лошадей до безумия. Несколько животных сорвались с привязи и умчались в серую пелену дождя.
На второй день тучи разошлись и умчались грязно-серыми клочьями; выглянуло солнце, горячее и яркое. Придя в себя, люди вскочили в седла и отправились на поиски убежавших животных, рассыпавшихся на много лиг по вельду. Одну лошадь успела убить пара молодых львов. Две эти огромные кошки еще терзали ее тело, так что Коотс и Оудеман помчались на них и в ярости застрелили обоих. Прошли еще три бесполезных дня, прежде чем Коотс смог возобновить погоню. И хотя дождь размыл и местами полностью уничтожил след фургонов, Ксиа ни разу не ошибся и уверенно вел отряд вперед.
Вельд радостно откликнулся на дождь и солнечное тепло, последовавшее за ним. Уже в первый день мягкая зелень покрыла холмы, а деревья подняли повисшие голые ветви. И не успел отряд пройти следующую сотню лиг, как животы лошадей уже округлились от сладкой молодой травы, а люди увидели первые признаки возвращения стад дичи.
Ксиа уже издали заметил стадо примерно из пятидесяти бубалов, коровьих антилоп; каждое животное было размером с пони, их рыжие шкуры сияли на солнце, а длинные толстые рога то прижимались к спинам, то поднимались к небу. Трое голландцев пришпорили лошадей и помчались к антилопам. Лошади, успевшие восстановить силы на свежем корме, бежали быстро. Над равниной загремели выстрелы.