Последний свет великой кометы уже опустился к самому западному горизонту, прежде чем Коотс услышал, как ударились друг о друга два камешка. Каждый нерв в его теле натянулся до предела. Через минуту до него намного яснее донесся шорох кожаной сандалии по мягкой земле. Он приподнял голову и увидел темный силуэт, двигавшийся на фоне звездного неба.
«Приближается, — подумал Коотс. — Пусть примется за дело, а уж тогда…»
Чужак приостановился, дойдя до ряда лошадей. Коотс видел, как его голова медленно повернулась: мужчина прислушивался. Его макушку венчал тюрбан, длинная борода выглядела растрепанной. Простояв так долгую минуту, мужчина нагнулся к длинному канату, к которому железными кольцами крепились недоуздки лошадей. Два коня вскинули головы, когда канат скользнул сквозь кольца.
Как только Коотс догадался, что чужак сосредоточен на том, чтобы освободить следующую лошадь, он вскочил и двинулся к нему. Но потерял его из вида, когда тот нагнулся. Его уже не было там, где Коотс ожидал его найти. Внезапно капитан наткнулся на него в темноте. Коотс крикнул, предупреждая своих людей, и тут же схватился грудь к груди с чужаком — тот оказался слишком близко, и Коотс не смог воспользоваться клинком.
Коотс сразу понял, что этот человек — опасный противник. Он извивался в его руках, как угорь, и Коотс ощутил его твердые мускулы. Капитан попытался ударить его коленом в пах, но едва не разбил коленную чашечку, угодив не в мягкое межножье, а в каменное бедро мужчины. А тот в ответ ударил Коотса правой рукой снизу по подбородку. Голова капитана дернулась назад, и ему показалось, будто треснули позвонки, когда он отлетел спиной вперед и растянулся на земле.
Он увидел, как чужак навис над ним, заметил блеск клинка в его руке, готовой отрезать ему голову… Коотс все же сумел инстинктивно парировать саблей удар, и сталь зазвенела о сталь.
Чужак тут же оставил попытку нападения и исчез в темноте. Коотс с трудом поднялся на колени, все еще плохо соображая. Вокруг раздавались крики и звон ударов, он услышал, как Оудеман и Рихтер кричат, поощряя остальных. Потом последовала вспышка и грохот пистолетного выстрела. Это оживило Коотса.
— Не стрелять, идиоты! Лошади! Осторожнее с лошадьми!
Он вскочил на ноги и в это самое мгновение услышал за спиной стук копыт. Оглянувшись, капитан увидел смутные очертания всадников, несшихся на него полным галопом. Мелькнул в свете звезд меч, и Коотс быстро пригнулся. Клинок просвистел мимо его щеки, но Коотс успел заметить тюрбан на голове и бороду всадника, промчавшегося мимо него.
Он в бешенстве бросил взгляд вокруг. Совсем рядом серая кобыла вырисовывалась бледным пятном на темном фоне. Это была самая быстрая и сильная из их лошадей. Коотс, подбегая к ней, сунул меч в ножны, пистолет — в кобуру на бедре. Вскочив ей на спину, он прислушался, уловил стук копыт и сжал коленями бока лошади, пуская ее полным галопом.
В течение следующих часов он был вынужден останавливаться каждые несколько минут и прислушиваться к топоту копыт угнанных животных. Хотя араб часто поворачивал, чтобы сбить с толку Коотса, капитан слышал, что тот движется на север. Но за час до рассвета Коотс окончательно его потерял.
«На север, — решил Коотс. — Он все равно будет ехать на север».
Он через плечо оглянулся на Южный Крест и двинулся на север легким ровным галопом, чтобы не измотать кобылу.
Рассвет наступил неожиданно быстро. Тьма растаяла, и сердце Коотса заколотилось, когда он увидел темную фигуру почти на расстоянии пистолетного выстрела впереди. Он сразу понял, что это не какое-нибудь крупное животное: силуэт всадника четко вырисовывался на фоне светлеющего вельда.
Коотс погнал кобылу быстрее и начал быстро нагонять врага. Тот не замечал погони, и его лошадь двигалась шагом. Коотс узнал гнедого мерина, отличного сильного скакуна, почти такого же, как его кобыла.
— Ах ты, сын великой шлюхи! — Коотс победоносно рассмеялся. — Гнедой хромает! Нечего и удивляться, что он идет так медленно.
Даже в этом раннем свете не составляло труда заметить, что гнедой оберегает одну из передних ног. Видимо, конь наступил на острый камень или колючку. Коотс помчался вперед, и беглец наконец оглянулся. Коотс увидел, что это араб с ястребиным лицом и большой вьющейся бородой. Он лишь бросил на Коотса быстрый взгляд и заставил мерина перейти на галоп.
Коотс уже достаточно приблизился, чтобы рискнуть выстрелить из пистолета и наконец покончить с этим. Он выхватил оружие и выпалил в середину широкой спины араба. Похоже, пуля пролетела совсем близко, потому что араб пригнулся и закричал:
— Клинки, неверный! По-мужски!
Будучи еще младшим офицером, Коотс долгие годы служил в армии компании на Востоке. И хорошо владел разговорным арабским.
— Отлично, клинки! — крикнул он в ответ. — Спешивайся, позволь мне вонзить меч тебе в глотку!
За две сотни ярдов от него мерин остановился. Араб соскользнул с его спины и повернулся к Коотсу, держа в правой руке военную абордажную саблю. Коотс понял, что огнестрельного оружия у араба нет: если он и имел мушкет, когда прокрался в их лагерь, то потерял его где-то по пути. Теперь пеший араб был вооружен только саблей — и, конечно, кинжалом. У арабов всегда есть кинжалы. У Коотса имелось большое преимущество, а в его расчеты никогда не вкрадывались какие-нибудь донкихотские соображения. Он собирался полностью использовать все возможности.
Наклоняясь в седле и держа саблю, капитан погнал кобылу прямиком на араба.
Но араб оказался проворнее, чем ожидал Коотс. Как только он понял намерения противника, он в последний момент отскочил в сторону с грацией тореадора, уходящего от рогов быка. Одновременно он успел схватиться за край кожаной куртки Коотса и дернуть изо всех сил.
Это произошло настолько внезапно и неожиданно, что Коотс оказался захваченным врасплох. Сидя на кобыле без седла и поводьев, удержаться он не смог.
Но он тоже был воином и, словно кошка, приземлился на ноги, не выпустив сабли. Араб нанес удар справа и тут же изменил движение руки, чтобы разрубить ахиллово сухожилие врага. Коотс отбил первый удар, но второй оказался таким быстрым, что ему пришлось отпрыгнуть назад перед свистнувшей саблей. Он сохранил равновесие и направил саблю прямо в темные блестящие глаза араба. Араб быстро повернул голову, и клинок скользнул над его плечом, но так близко, что отрезал клок бороды под ухом. Противники разошлись и стали кружить друг возле друга. У них даже не сбилось дыхание: оба воина находились в отличном состоянии.
— Как тебя зовут, сын фальшивого пророка? — нахально поинтересовался Коотс. — Хочу знать, кого убиваю.
— Меня зовут Кадем ибн Абубакер аль-Джурф, неверный! — негромко ответил араб, но его глаза вспыхнули от оскорбления. — А как люди называют тебя, пожиратель дерьма?
— Я капитан Херминиус Коотс, из армии Голландской Ост-Индской компании.
— А! — воскликнул Кадем. — Твоя слава тебя опережает. Ты женился на хорошенькой маленькой шлюхе по имени Нелла, ее трахал каждый мужчина, который хоть раз побывал на мысе Доброй Надежды. Даже я не пожалел нескольких гульденов, чтобы поразвлечься с ней за живой изгородью садов компании, когда совсем недавно бывал в колонии. Одобряю тебя. Она отлично знает свое дело и наслаждается им.
Это оскорбление оказалось настолько жгучим и неожиданным, что Коотс задохнулся: араб знал даже имя его жены! И его рука, державшая клинок, дрогнула от потрясения. В то же самое мгновение Кадем бросился на него, и капитану пришлось попятиться, чтобы уйти от атаки. Они снова закружили, сходясь и расходясь; наконец Коотс сумел задеть левое плечо противника. Но это была всего лишь царапина на коже, и на тонком грязном рукаве одежды Кадема выступило только несколько капель крови.
Они десятки раз меняли позиции, не нанося ударов; потом Кадем выиграл очко, зацепив бедро Коотса, но тоже лишь слегка. Однако от крови казалось, что рана куда серьезнее, чем была на самом деле. Тем не менее Коотс впервые отступил; его правая рука уже болела. Он сожалел о том, что зря потратил заряд. Кадем улыбался, тонкая змеиная улыбка скользила по его губам, и наконец, как того и ожидал Коотс, в его левой руке появился изогнутый кинжал.
Тогда Кадем снова прыгнул вперед, очень быстро, выставив правую ногу; его клинок превратился в стремительный солнечный луч, и Коотс резко отклонился назад. Но его пятка угодила в колючки, и он едва не упал, однако все же удержался на ногах, сильно изогнувшись, отчего его позвоночник пронзило болью. Кадем в очередной раз прервал атаку и стал обходить Коотса слева. Он прекрасно понял своего противника. Левая сторона была его слабым местом. Конечно, Кадем не знал, что много лет назад, во время боя у Джаффны, в левое колено Коотса угодила пуля. И теперь оно болело, Коотс тяжело дышал. Кадем опять начал безжалостную атаку.
К этому времени Коотс уже с трудом удерживал клинок, не в силах наносить прямые сильные удары. Собственное дыхание свистело в его ушах. Он понимал, что долго ему не выдержать. Пот заливал ему глаза, лицо Кадема расплывалось перед ним.
Но вдруг Кадем сделал шаг назад и опустил саблю. Он смотрел через плечо Коотса. Это могло оказаться ловушкой, и Коотс не проследил за его взглядом. Он не отрывал глаз от кинжала в левой руке Кадема, стараясь набраться сил и сосредоточиться перед следующим выпадом.
А потом капитан услышал позади стук копыт. Медленно обернувшись, он увидел Оудемана и Рихтера, верхом, полностью вооруженных, и Ксиа, приведшего их сюда.
Кадем уронил кинжал и саблю, но стоял, высоко вскинув голову и расправив плечи.
— Мне убить эту свинью, капитан? — спросил Оудеман, подъезжая ближе.
Карабин лежал перед ним поперек седла.
Коотс чуть не приказал ему сделать это. Он был зол и потрясен. Он знал, насколько близко находился к смерти, к тому же Кадем назвал Неллу шлюхой. Это было правдой, но любому, кто произносил это при Коотсе, грозила неминуемая смерть.