нялись на холм над лагерем. Отсюда они могли слышать сигналы Бакката.
Они сидели рядом, укрывшись шерстяным плащом от внезапно наступившего ночного холода, и тихо разговаривали.
— Они не выступят, пока не взойдет луна, — предсказал Джим.
— А когда это будет? — спросила Луиза.
Этим вечером они вместе изучали альманах, но она снова задала тот же вопрос, просто чтобы услышать голос Джима.
— За несколько минут до десяти чесов. До полнолуния осталось семь дней. Света будет достаточно.
Наконец луна засияла над восточным горизонтом. Джим напрягся и сбросил плащ. На холмах в дальнем конце ущелья дважды ухнул филин. Но филины никогда не ухают дважды.
— Это Баккат, — тихо сказал Джим. — Они идут.
— По какой стороне реки? — спросила Луиза, вставая рядом с ним.
— Они двинутся туда, где перед закатом видели фургоны, по этой стороне.
Филин снова ухнул, на этот раз гораздо ближе.
— Коотс движется быстро. — Джим повернулся к тропе, что вела к лагерю. — Пора садиться в седла.
Люди — темные фигуры в плащах — уже ждали рядом с лошадьми. Джим тихо и коротко переговорил с каждым. Некоторые из мальчишек-пастухов уже подросли достаточно для того, чтобы скакать и управляться с мушкетом. Самые маленькие во главе с Изезе, Маленькой Блохой, должны были вести запасных лошадей с порохом, пулями и флягами с водой на случай серьезного боя. Тегвайн с двадцатью воинами-нгуни под его командой оставался охранять фургоны.
Интепе, внучка Тегвайна, стояла рядом с Замой, помогая ему закрепить снаряжение на спине Кроу. В последние дни эти двое много времени проводили вместе. Теперь же Джим подошел к ним и негромко сказал:
— Зама, ты моя вторая рука. Один из нас должен постоянно находиться рядом с Велангой. Ни в коем случае не удаляйся от нее.
— Веланга должна бы остаться в лагере вместе с другими женщинами, — ответил Зама.
— Ты прав, старый друг, — усмехнулся Джим. — Она должна делать то, что я ей говорю, но я никогда не мог найти подходящие слова, чтобы убедить ее в этом.
Филин опять ухнул, теперь трижды.
— Они уже близко.
Джим посмотрел на горбатую луну, плывущую над холмами.
— По седлам! — приказал он.
Каждый человек знал, что именно он должен делать. Все бесшумно вскочили в седла. Джим и Луиза на Друмфайре и Верной повели людей туда, где ждал Инкунзи со своими воинами, охраняя сонные стада.
— Вы готовы? — спросил Джим, подъезжая.
На плече Инкунзи уже висел щит, его ассегай поблескивал в лунном свете. Его люди собрались за его спиной.
— Для вашего изголодавшегося оружия этой ночью приготовлен хороший пир. И пусть оно наестся и напьется досыта, — сказал воинам Джим. — Вы уже знаете, что делать. Давайте же начнем.
Тихо и быстро, в полном боевом порядке воины образовали длинный двойной ряд поперек широкого входа в ущелье, от речного берега до стены утеса. Всадники встали за ними.
— Мы готовы, великий повелитель! — сообщил Инкунзи.
Джим достал из кобуры на передней луке седла пистолет и выстрелил в воздух. В то же мгновение ночная тишина превратилась в гул и рев голосов. Воины-нгуни стучали ассегаями по щитам и испускали боевой клич. Всадники палили из мушкетов и визжали, как баньши. Все они ринулись вперед, к ущелью, и животные проснулись. Быки тревожно заревели, почувствовав настроение своих пастухов. Самки жалобно мычали. Но когда ряды вопящих, колотящих по щитам воинов понеслись на них, животные запаниковали и бросились бежать.
Это были сплошь крупные, тяжелые существа, с большими горбами и подгрудками. Размах их рогов вдвое превышал размах человеческих рук. За многие века нгуни проводили отбор наилучших животных, способных самостоятельно защититься от львов и прочих хищников. Они могли мчаться как дикие антилопы, а в случае угрозы начинали действовать гигантскими рогами. И теперь они сплошной темной массой грохотали копытами по долине. Бегущие воины и всадники нажимали на них сзади.
Коотс был вполне доволен тем, что его отряд сумел подкрасться к противнику тихо и что его не заметили пикеты Джима Кортни. Луна светила достаточно ярко, и, кроме обычных ночных голосов птиц и мелких зверьков, все вокруг замерло в тишине.
Коотс и Кадем ехали стремя к стремени. Они знали, что до того места на берегу, где они видели фургоны, оставалось еще больше мили. Все готтентоты и трое арабов получили приказы и точно знали, что им делать. До того как поднимется тревога, им следовало пробраться к фургонам и перебить людей Кортни. Потом уже они расправятся с нгуни. Хотя тех было намного больше, их вооружение составляли только копья. Так что особой опасности нгуни не представляли.
— Никакой пощады, — приказал Коотс. — Убить всех!
— А с женщинами что? — спросил Оудеман. — Я не пробовал женской плоти с тех пор, как мы ушли из колонии. И ты обещал мне ту блондиночку.
— Что ж, если ты немножко позабавишься, отлично. Только прежде, чем спускать штаны, убедись, что все мужчины мертвы. Потому что иначе ты можешь получить саблю в зад.
Все засмеялись.
Коотс иногда позволял себе просторечные выражения, говоря со своими людьми на том языке, который они лучше всего понимали.
Теперь солдаты пылко рвались вперед. Днем с высоты над ущельем некоторые из них успели увидеть и скот, и слоновую кость, и женщин. И рассказали об этом товарищам, так что все горели желанием грабить и насиловать.
Внезапно в темноте впереди прозвучал одиночный выстрел из мушкета, и колонна тут же, не ожидая приказа, придержала лошадей. Все стали неуверенно всматриваться во тьму.
— Черт побери этого сына старой шлюхи! — выругался Коотс. — Что это такое?
Ему не пришлось долго ждать ответа. Ночь разом наполнилась ревом и грохотом. Никто из людей Коотса не слышал прежде ритмичного стука по боевым щитам, и он встревожил их еще больше. Через несколько мгновений началась яростная мушкетная стрельба, дикие крики, визг, ревели и мычали сотни животных, а потом нараставший гром копыт, несущихся на отряд из ночи.
В неверном свете луны казалось, что движется сама земля: это на отряд надвигалась текущая, как черная лава, масса, растянувшаяся во всю ширину ущелья, от одной каменной стены до другой. Стук копыт оглушал; люди увидели горбатые спины чудовищного стада, оно приближалось все быстрее и быстрее, и луна освещала гигантские рога…
— Бегите! — в ужасе закричал Оудеман.
Остальные подхватили его крик:
— Бегите!
Отряд всадников разом развернулся и рассыпался перед сплошной стеной рогатых голов и колотящих по земле копыт. Через минуту лошадь Гоффела на полном скаку угодила ногой в муравьиную нору. Нога сломалась, и лошадь рухнула. Гоффела выбросило из седла, и он плечом врезался в землю. В страхе он поднялся на ноги, но одна его рука оказалась раздробленной, а сам он очутился прямо перед первым рядом обезумевших животных. Один из бежавших впереди быков на ходу подцепил готтентота рогами. Острый конец рога проткнул Гоффела насквозь, войдя под ребрами и выйдя через поясницу на уровне почек. Бык встряхнул головой — и Гоффел взлетел в воздух, чтобы упасть прямо под копыта стада; через несколько мгновений он уже был растоптан и превратился в бескостную массу.
Другие всадники оказались в узкой ловушке у выступа утеса. Когда они попытались повернуть назад, на них надвинулось стадо, и лошади очутились прямо перед разъяренными быками. Обезумевшие скакуны вставали на дыбы, били копытами и сбрасывали всадников. Людей и лошадей захлестнули волны тяжелых тел.
Хаббан и Рашид скакали рядом, но, когда лошадь Хаббана споткнулась и упала, Рашид повернул назад и прямо перед носом у стада подхватил приятеля и посадил в седло позади себя. Они помчались дальше, но под двойным грузом лошадь не могла уйти от стада. У Хаббана оказалось разбито бедро, и он не смог удержаться на лошади.
— Скачи! — крикнул он Рашиду, падая на землю. — Мне конец! Спасайся сам!
Но Рашид попытался повернуть назад, однако его лошадь тут же получила удар рогами, и еще, и еще один, и наконец тоже упала. Рашид на четвереньках пополз сквозь пыль между пролетавшими над ним копытами. Эти копыта то и дело ударяли его, и он чувствовал, как ломаются его ребра и рвутся мышцы и сухожилия на спине и груди. Все же он дополз до своего товарища и утащил его за ствол одного из деревьев покрупнее. Там они съежились, задыхаясь и кашляя от пыли, а мимо них с оглушительным ревом и грохотом неслось стадо.
Даже после того, как животные удалились, эти двое не смогли покинуть укрытия, потому что за животными следовали завывающие воины-нгуни. Но как раз в тот момент, когда они, казалось, вот-вот заметят двоих арабов, какой-то пеший готтентот, не сдержавшись, выскочил из укрытия и попытался убежать от нгуни. И они, как гончие, почуявшие лисицу, помчались за ним; он отвлек их от Рашида и Хаббана. А нгуни стали колоть солдата копьями, омывая их наконечники в крови.
Коотс и Кадем пришпорили лошадей, гоня их полным галопом вдоль берега, чтобы уйти от стада. Оудеман держался за ними. Он знал, что Коотс обладает звериным инстинктом выживания, и доверился ему, надеясь, что капитан найдет способ сбежать от катастрофы. Но лошади вдруг налетели на заросли колючих кустов и сбавили ход. Возглавлявшие стадо быки тоже добежали до кустов и даже не приостановились, ломясь насквозь; они быстро догоняли беглецов.
— В реку! — закричал Коотс. — Туда они за нами не полезут!
С этими словами он повернул коня к берегу, колотя его плетью. Он прыгнул с высоты в двенадцать футов и ударился о воду, подняв высокие фонтаны. Кадем и Оудеман последовали за ним. Они одновременно вынырнули на поверхность и увидели, что Коотс уже наполовину пересек реку.
Плывя рядом с лошадьми, они добрались до южного берега.
Выйдя на сушу и стоя там мокрой измученной компанией, они наблюдали, как стадо продолжает бушевать на другом берегу. Потом увидели всадников Джима Кортни, галопом скакавших за стадом, увидели вспышки выстрелов, когда те поймали уцелевших людей Коотса и добили их.