В миг, когда отец опустился, Мансур угадал действия Кадема. Он повернулся и приготовился. Кадем всем телом бросился вперед, и на мгновение его левый бок открылся. Мансур нанес удар под поднятую правую руку противника. В этот удар он вложил всю свою ненависть и всю тоску о матери. Он ожидал, что почувствует, как острие глубоко погружается в тело, как плоть сопротивляется и уступает стали. Но лезвие ударилось о ребро, от удара запястье Мансура чуть повернулось, и оружие ушло в сторону. Тем не менее клинок скользнул вдоль грудной клетки Кадема и вышел под лопаткой. Он не задел ни одного важного органа, но от удара Кадем пошатнулся, и его собственный удар, нацеленный в Дориана, ушел в сторону. Кадем отпрянул, а Мансур высвободил лезвие и ударил снова. Ценой огромных усилий Кадем отразил этот удар, и Дориан успел встать.
Отец и сын вдвоем накинулись на Кадема, стремясь убить. Кровь из-под руки Кадема потоком текла по его боку. Шок от удара и сознание того, что ему грозит смертельная опасность со стороны двух опытных фехтовальщиков, окрасили его лицо в цвет грязной патоки.
– Эфенди! – крикнул Кумра из шлюпки. – Уходите. Нас захватят. Бегут новые турки.
Из переулков к ним бежали солдаты.
Осознав опасность, Дориан мгновение пребывал в нерешительности, и этого Кадему оказалось достаточно, чтобы выйти из игры. Он отскочил, его место заняли два сильных турка в бронзовых доспехах и напали на Дориана. Когда он ударил, его клинок отразила кольчуга.
– Хватит! – выдохнул Дориан. – Назад к шлюпке!
Мансур сделал ложный выпад в бородатое лицо одного из турок и, когда тот уклонился, выступил вперед, загородив отца.
– Беги! – крикнул он, и Дориан побежал вниз по ступенькам. Истаф и остальные уже были на борту, и Мансур остался один на верхней лестничной площадке. Его теснила линия пик и ятаганов. Он увидел за спинами нападающих Кадема ибн-Абубакера: рана не затуманила его ненависть.
– Убейте его! – кричал он. – Не позволяйте этой свинье уйти!
– Мансур!
Он услышал крик отца с носа шлюпки, однако понимал, что если попытается сбежать по лестнице, один из солдат пикой пробьет ему спину. Он повернулся и прыгнул через каменный край причала. Пролетев десять футов, он приземлился на одной из банок шлюпки. Тяжелая доска заскрипела под его тяжестью, и он упал вперед. Шлюпка сильно качнулась, и Мансур едва не вывалился за борт, но Дориан перехватил его и удержал.
Гребцы налегли на весла, и шлюпка полетела. Дориан оглянулся через корму и увидел на краю причала Кадема. Тот выронил саблю и зажимал руками рану на груди. Кровь текла между его пальцами.
– Ты не уйдешь от моей мести! – кричал он им вслед. – Кровь моего отца на твоих руках и на твоей совести! Перед лицом Аллаха я поклялся убить тебя. И последую за тобой до самых врат ада.
– Он не понимает, что такое настоящая ненависть, – прошептал Дориан. – Когда-нибудь я надеюсь его научить.
– Я присоединяюсь к твоей клятве, – сказал Мансур, – но сейчас нужно вывести корабли из залива в открытое море. А перед нами – весь флот Заяна.
Дориан встряхнулся, отбрасывая горе и ненависть. Повернувшись, он посмотрел на выход из залива. На виду стояли на якоре четыре больших военных дау и еще две шли под парусами.
– «Арктура» не видно? – спросил он Мансура.
– Не видно уже три дня, – ответил Мансур, – но можно не сомневаться, что он недалеко, ждет где-нибудь сразу за горизонтом.
Дориан поднялся на палубу «Мести» и крикнул вниз Мансуру, оставшемуся в шлюпке:
– Мы не должны упускать друг друга из виду. Но будет бой. Если разойдемся, ты знаешь место встречи.
Мансур помахал ему рукой.
– Остров Сауда, северный конец. Буду ждать тебя там.
Он замолчал, услышав грохот пушечного выстрела, и оглянулся на стены города. Над парапетом поднялось облако дыма, которое быстро разнесло ветром. Мгновение спустя в море недалеко от «Духа» поднялся фонтан брызг.
– Враг захватил наши батареи! – крикнул Дориан. – Нужно быстрей уходить.
Еще один выстрел прогремел раньше, чем Мансур добрался до «Духа». Хотя это ядро не долетело, Мансур знал, что пушкари скоро пристреляются.
– Гребите! – крикнул он матросам. – Сильней, или придется добираться вплавь!
Экипаж «Духа», который понукали падающие вокруг ядра, уже поднимал якорь, канаты подъемных блоков свисали с шлюпбалок, готовые поднять шлюпку. Поднявшись на палубу, Мансур приказал поднять кливер, чтобы развернуть корабль носом к выходу из залива. Когда корабль повернул по ветру, Кумра поднял все паруса на бом-брам-стеньге.
Подул устойчивый вечерний ветер с запада, и на этом попутном ветре они полетели к выходу из залива. Когда поравнялись с «Местью», на ней приспустили грот: сигнал «Духу» выйти вперед. Выход из залива перекрывали коварные мели, но Кумра знал эти воды лучше, чем Батута на «Мести». Он и выведет их из залива.
До сих пор Мансур не сознавал, как быстро промелькнул день. Солнце уже опускалось за горные вершины, и свет был сочный и золотистый. Батареи на парапетах Маската продолжали стрельбу, один удачный выстрел пробил дыру в стакселе на бизань-мачте, но корабль постепенно уходил за пределы дальности стрельбы, зато приближались корабли, перекрывавшие выход из пролива. Две большие боевые дау подняли якоря, поставили большие косые паруса и двинулись к ним. Двигались они гораздо медленнее небольших шхун и заметно отставали, хотя не шли против вечернего ветра. Шхуны подняли все паруса и неслись вдоль залива.
Мансур взглянул на палубу и увидел, что все пушкари – на боевых позициях, хотя еще не выдвинули пушки, заряженные круглой дробью. В ящиках с песком дымились зарядные фитили, матросы смеялись и возбужденно переговаривались. Дни постоянных упражнений в стрельбе и успешные атаки против турок придали им уверенности. Их раздражали последние бездеятельные недели, когда они вынуждены были стоять на якоре, но теперь Мансур и аль-Салил снова командовали флотилией, и матросы рвались в бой.
Кумра слегка изменил курс. Хотя Мансур доверял его суждениям, он почувствовал прилив тревоги. На этом галсе Кумра приведет корабль прямо в кипящий прибой у утесов, охраняющих вход в залив.
Как только стало очевидно это изменение курса, ближайшая военная дау тоже изменила курс, и два корабля начали быстро сближаться. Мансур поднял подзорную трубу и стал разглядывать дау. Та была забита людьми. Они выстроились у наветренного борта и размахивали оружием. На дау уже выкатили большие пушки.
– Она вооружена короткоствольными острами, – сказал Кумра Мансуру.
– Я таких не знаю.
– Неудивительно. Они старше твоего деда, – рассмеялся Кумра. – И у них гораздо меньше мощи.
– Похоже, нам скорее грозит опасность от столкновения с утесами, чем от этого древнего оружия, – намеренно сказал Мансур.
Они по-прежнему шли прямо на утесы.
– О великий, вы должны верить в Аллаха.
– В Аллаха я верю. Меня беспокоит капитан моего корабля.
Кумра улыбнулся и не изменил курс. Дау дала первый залп из всех своих пятнадцати орудий. Снаряды не пролетели половины дистанции. Мансур заметил место падения лишь одного снаряда, но и до него было с половину мушкетного выстрела. Однако до них отчетливо доносились торжествующие крики с дау.
Большая дау и две маленькие шхуны продолжали сближаться. Постепенно, по мере приближения к кипящей белой воде, крики на дау стихли, сменившись ссорами.
– Врага ты напугал не меньше, чем меня, – сказал Мансур. – Ты действительно собираешься посадить нас на риф, Кумра?
– Я мальчишкой рыбачил в этих водах, как раньше мой отец и мой дед, – заверил его Кумра.
Риф по-прежнему находился прямо перед ними, и корабль быстро приближался к нему. Дау дала еще один бортовой залп, но было очевидно, что угроза кораллов отвлекла пушкарей. Всего одно ядро пролетело над «Духом», пробив дыру в парусе бизань-мачты. Кумра тут же отправил двух матросов заменить парус.
Затем, не убирая парусов, Кумра ввел корабль в узкий пролив, который Мансур совершенно не замечал. Пролив был такой узкий, что едва вмещал корабль по ширине. Они плыли, и Мансур смотрел за борт и не мог отвести взгляд от гигантских грибообразных колоний кораллов, которые торчали под водой всего в сажени от кипящей поверхности. Любой такой риф способен разорвать корабль пополам.
Для капитана дау это было слишком. Мансур видел, как он что-то кричит и бурно жестикулирует на корме дау. Экипаж оставил посты у орудий и бросился убирать надутый косой парус и разворачивать корабль. Убрав парус, матросам пришлась повернуть центральный брус по кругу, потом вернуть в прежнее положение. Это была тяжелая работа, а дау тем временем беспомощно качалась на волнах.
– Приготовиться к повороту! – приказал Кумра, и матросы разбежались по вантам. Капитан всматривался вперед, заслоняя глаза одной рукой, дожидаясь нужного мгновения. – Поднять руль! – крикнул он рулевому, и тот так завертел рулевое колесо, что спицы слились в сплошную полосу. «Дух» изящно повернул и прошел через поворот канала. Затем вышел на открытую воду, а беспомощная дау с беспорядочно спутанными снастями и с пушками без расчетов оказалась прямо перед ним.
– Выдвинуть пушки правого борта! – приказал Мансур, и крышки пушечных портов с грохотом откинулись. Дау находилась так близко, что Мансур мог бы перебросить на ее палубу свою шляпу.
– Огонь по мере готовности!
Одна за другой взревели пушки, и все ядра попали в корму дау. Мансур видел, как бревна борта разлетаются множеством щепок. Одна из таких щепок, длиной в руку, пролетела над его головой, как стрела, и вонзилась в мачту. На таком удалении ни один снаряд не пролетел мимо, железные ядра прошивали дау от кормы до носа. «Дух» прошел в открытое море мимо дау, с которой доносились крики ужаса и отчаяния.
«Месть» шла по проходу в кораллах сразу за «Духом». Проходя мимо дау, она тоже дала залп, и единственная мачта дау переломилась и упала за борт.
Мансур посмотрел вперед. Дорога свободна. Ни одна другая дау не может им помешать. Казавшийся самоубийством маневр Кумры застал арабских моряков врасплох.