Скорость передвижения Замы с Луизой и мулами постепенно падала. Расстояние сокращалось, так что Джим и Баккат их догнали. А солдаты Кайзера ехали по-прежнему быстро, и отряду Джима все труднее становилось удерживать их на расстоянии. Свежие бифштексы из конины, жаренные на костре, казалось, вернули солдатам силы и решимость. Луиза слабела. Она и до начала похода была худа, а теперь, голодая и недосыпая, оказалась на грани своих возможностей.
Усугубляя тревоги Джима, к преследователям присоединились и другие охотники. Тревожно заснув в темноте, замерзшие и голодные, не имевшие возможности днем собрать дров для костра, ежесекундно ожидавшие появления людей Кайзера, беглецы проснулись от ужасных звуков. Луиза не смогла сдержаться и вскрикнула.
– Что это?
Джим выбрался из-под своего каросса и подошел. Он обнял девушку за плечи. Луиза была так испугана, что не отстранилась. Звук повторился: сначала низкий хриплый кашель, потом громовые раскаты, эхо которых прокатилось по темным горам.
– Что это?
Голос Луизы дрожал.
– Львы, – ответил Джим. Не было смысла обманывать ее. Напротив, он старался отвлечь Луизу. – Даже самый храбрый человек трижды пугается льва: когда первый раз видит его след, когда первый раз слышит его рев и когда впервые встречается с ним лицом к лицу.
– Для меня одного достаточно, – сказала она и, хотя ее голос дрожал, неуверенно улыбнулась. Джим понял, что гордится ее храбростью. Он убрал руку с ее плеч, почувствовав, что Луиза неловко подвинулась в его объятиях. Она по-прежнему не переносила прикосновения мужчины.
– Они охотятся на лошадей, – сказал ей Джим. – Если нам повезет, пойдут за лошадьми Кайзера, а не за нашими.
И, словно в ответ, несколько минут спустя они услышали залп мушкетного огня ниже по долине, где разбил лагерь их враг.
– Львы, должно быть, на нашей стороне.
Луиза снова рассмеялась, на этот раз убедительнее.
До самого утра время от времени слышались далекие выстрелы.
– Львы по-прежнему осаждают лагерь Кайзера, – сказал Джим. – Если нам повезет, они сожрут несколько лошадей.
На рассвете бегство возобновилось. Джим в трубу посмотрел назад и увидел, что Кайзер не потерял ни одной лошади.
– Жаль, но им удалось отогнать львов, – сказал он Луизе.
– Будем надеяться, сегодня ночью они повторят попытку, – ответила Луиза.
Этот день оказался самым тяжелым. В середине дня с северо-запада надвинулись дождевые тучи, и беглецов окатило холодным сильным дождем. Дождь перестал перед самым закатом, и в последних лучах солнца они увидели преследователей меньше чем в лиге за собой. Враг быстро приближался. Джим продолжал отступление в темноте. Это был кошмарный марш по мокрой коварной земле, через ручьи, опасно вздутые дождем. В глубине души Джим знал, что далеко они так не уйдут.
Когда они наконец остановились, Луиза едва не свалилась со спины Трухарт. Джим закутал девушку во влажный каросс и дал небольшой кусок чагги, чуть ли не последний.
– Ешь ты. Я не голодна, – возразила она.
– Ешь, – приказал он. – Сейчас не время геройствовать.
Она подчинилась, но уснула, не проглотив и нескольких кусочков. Джим подошел к сидящим рядом Заме и Баккату.
– Это конец, – мрачно сказал он. – Сегодня или никогда. Нужно добраться до их лошадей.
Они планировали эту попытку весь день, но попытку безнадежную. Хотя Джим бодрился, он понимал, что, по существу, они обречены.
Баккат единственный из них способен усыпить бдительность Ксиа и незаметно пробраться во вражеский лагерь, но в одиночку он не сможет отвязать восемнадцать лошадей и привести их с собой.
– Одну или две – да, – сказал он Джиму, – но восемнадцать – нет.
– Мы должны забрать всех. – Джим взглянул на небо. Сквозь летящие клочья дождевых туч виднелся узкий лунный серп. – Света для такой работы хватит.
– Баккат может подобраться к лошадям и искалечить их, перерезать им сухожилия, – предложил Зама.
Джим поерзал: сама мысль об изувеченной лошади была ему отвратительна.
– Первая же лошадь закричит так громко, что поднимет весь лагерь. Нет, это не годится.
В этот миг Баккат вскочил и громко принюхался.
– Держите лошадей! – крикнул он. – Быстрей! Здесь львы!
Зама подбежал к Трухарт и схватил ее за повод. Баккат бросился к мулам, чтобы удерживать их. Они спокойнее чистокровных лошадей. Джим едва успел. Он схватил голову Драмфайра в тот момент, когда жеребец встал на дыбы и в ужасе пронзительно заржал. Джима подняло над землей, но он умудрился обхватить лошадь рукой за шею и удержать.
– Спокойней, мой дорогой. Вот так. Спокойней, спокойней! – шептал он. Но жеребец топал и пытался вырваться. Джим закричал Баккату: – Что это? Что происходит?
– Лев, – тяжело дыша, ответил Баккат. – Подлый демон! Он обошел нас по ветру и испустил свою зловонную мочу, чтобы лошади учуяли. А львица поджидает тех, кто убежит.
– Милосердный Христос! – воскликнул Джим. – Даже я чую!
Невыносимая кошачья вонь застыла в горле – отвратительней мочи любого кота. Драмфайр снова встал на дыбы. Запах сводил его с ума. Жеребец словно взбесился. Джим понял, что на этот раз не удержит его. Он по-прежнему обеими руками держался за шею Драмфайра, но ногами едва касался земли. Драмфайр сорвался в галоп и потащил за собой Джима.
– Львица! – закричал Баккат. – Берегись! Львица поджидает тебя!
Копыта Драмфайра стучали по каменистому грунту, и Джиму показалось, что руки его вырывает из суставов плеч.
– Пусть идет, Сомойя. Тебе его не остановить! – кричал ему вслед Баккат. – Львица убьет вас обоих.
Джим сложился вдвое и, когда его ноги коснулись земли, оттолкнулся и сел на спину Драмфайра. Легко удерживая равновесие на бегущем жеребце, он выхватил из кобуры пистолет Кайзера и одним движением взвел курок.
– Справа от тебя, Сомойя. – Голос Бакката отдалялся, но Джим вовремя услышал предупреждение. Он заметил движение, когда львица вышла из укрытия и побежала справа от него. В слабом лунном свете она казалась призрачно бледной, неслышной, огромной и страшной.
Джим поднял пистолет и наклонился вперед. Он пытался сдержать бег жеребца, сжимая бока лошади коленями, но Драмфайр словно не чувствовал. Джим видел, как львица опередила их и присела, готовясь к прыжку. Потом взвилась, устремившись прямо на Джима. Времени прицелиться не было. Джим инстинктивно направил ствол ей в морду. Она была так близко, что он видел протянутые к нему передние лапы с выпущенными страшными кривыми когтями. Ее раскрытая пасть казалась черной ямой. Зубы сверкали в лунном свете, как фарфоровые, и, когда львица заревела, горячий трупный запах ударил Джиму в лицо.
Вытянув до предела руку, он выстрелил; вспышка ослепила его. Львица всей тяжестью ударила в них. Даже Драмфайр пошатнулся под этой тяжестью, но удержался и продолжал скакать. Джим почувствовал, как когти львицы вцепились в его сапоги, но соскользнули. Огромное тело упало, покатилось по камням и застыло неподвижной грудой.
Джим не сразу понял, что вышел из схватки невредимым. Потом он сразу подумал о лошади. Наклонившись вперед, он обнял Драмфайра за шею и стал успокаивать:
– Все кончено, мой хороший. Вот так! Вот умница.
Уши жеребца дернулись: он слушал голос Джима. Постепенно Драмфайр перешел на быстрый шаг и наконец просто на шаг. Но как только почувствовал запах львицы, занервничал и задергал головой.
– Львица мертва! – крикнул Баккат из темноты. – Пуля попала ей в пасть и вышла из черепа сзади.
– А где лев? – крикнул в ответ Джим.
И словно в ответ, они услышали рев льва с вершины горы, не менее чем в миле от них.
– Она теперь ему бесполезна, и он бросил свою подругу, – усмехнулся Баккат. – Трусливый вор.
Джиму было очень трудно уговорить Драмфайра вернуться туда, где рядом с тушей львицы стоял Баккат. Жеребец по-прежнему нервничал.
– Никогда не видел его таким испуганным! – воскликнул Джим.
– Ни одно животное не выносит запаха мочи или крови льва, – ответил Баккат.
И вдруг одновременно они воскликнули:
– Вот оно! Мы нашли выход!
Было уже далеко за полночь, когда они добрались до гребня хребта над лагерем Кайзера. Там догорали костры, но часовые не спали.
– Просто легкий ветерок с востока.
Джим держал голову Драмфайра, успокаивая его. Жеребец по-прежнему дрожал и потел от ужаса. Даже голос и рука Джима не могли его успокоить. Как только туша львицы, которую Джим тащил за собой на буксире, дергалась вперед, Драмфайр закатывал глаза, так что в лунном свете блестели белки.
– Надо держаться против ветра, – прошептал Баккат. – Их лошади не должны учуять запах, пока мы не подготовимся.
Они заглушили стук копыт Драмфайра, надев ему на ноги кожаную обувь, и закутали все металлические детали упряжи. Когда они огибали вражеский лагерь с запада, Баккат прошел вперед, желая убедиться, что путь свободен.
– Даже Ксиа должен иногда спать, – прошептал Джим Баккату, но тот сомневался. Они приближались медленно, пока не оказались в половине пистолетного выстрела от границы бивака, откуда на фоне слабого света костров были отчетливо видны часовые.
– Дай мне твой нож, Сомойя, – прошептал Баккат. – Он острей моего.
– Если потеряешь, я в обмен заберу оба твоих уха, – ответил Джим, протягивая нож.
– Жди моего сигнала.
Баккат исчез в своей манере, необъяснимо внезапно, словно растаял в воздухе. Джим, стоя у головы Драмфайра, зажал рукой храп жеребца, чтобы помешать ему заржать, когда он учует запах других лошадей.
Тенью приближался Баккат к кострам, и его сердце дрогнуло, когда он увидел Ксиа. Его враг сидел за вторым костром, закутавшись в каросс. Баккат видел, что глаза Ксиа закрыты, он клевал носом, готовый вот-вот соскользнуть в сон.
– Сомойя был прав. – Баккат улыбнулся. – Он иногда спит.
Тем не менее он держался подальше от Ксиа, но презрительно пробрался совсем рядом с капралом Рихтером, караулившим лошадей. Первой лошадью на его пути была серая кобыла Кайзера. Подползая к ней, Баккат начал издавать гортанный, низкий, успокаивающий звук. Серая переступила с ноги на ногу и насторожила уши, но не издала ни звука. Баккату потребовалось несколько мгновений, чтобы перерезать три пряди удерживавшей лошадь веревки. Напевая свою колыбельную, он перешел к следующей лошади в ряду и аккуратно надрезал удерживавшую ее веревку.