Между тем Том и Дориан то и дело оглядывались в темноту, ожидая, что осуществятся худшие угрозы Кайзера, но вот наконец и громоздкий клавесин установили на дне лодки и накрыли от брызг брезентом.
Мансур и моряки, толкавшие лодку, еще стояли по пояс в воде, когда с дюн донесся гневный крик и выстрел из карабина. Пуля ударила в транец лодки, и Мансур вскочил в нее.
Еще один выстрел – и вторая пуля ударилась в борт. Том толкнул женщин вниз, так что они уселись на палубу, прямо в трюмную воду в дюйм глубиной, защищенные от пуль грудой багажа.
– Очень прошу не поднимать головы. Достоинства моего предложения обсудим позже. Однако уверяю вас, это настоящие мушкетные пули.
Оглянувшись, он едва различил на фоне светлого песка фигуру Кайзера, но его разъяренный голос был слышен хорошо:
– Ты не уйдешь от меня, Том Кортни! Я увижу тебя повешенным и четвертованным на той самой виселице, на которой был казнен проклятый пират – твой дед! Отныне все голландские порты во всем мире закрыты для тебя!
– Не обращай внимания на его слова, – сказал Том Саре; он боялся, что Кайзер повторит страшное описание участи Джима, и это причинит ей ужасное страдание. – С досады он лжет. Давай попрощаемся с ним песней.
И, чтобы заглушить угрозы Кайзера, он от всего сердца, хотя и фальшиво затянул «Испанок»; остальные подхватили. Голос Дориана, как всегда, звучал великолепно, а Мансур унаследовал от отца звонкий тенор. Сладко зазвучало сопрано Ясмини. Сара прислонилась к Тому и пела вместе с ним.
«Прощайте, прекрасные испанки, прощайте, женщины Испании. Мы получили приказ плыть в старую Англию, но надеемся скоро снова вас увидеть.
И пусть каждый мужчина нальет полный стакан
И выпьет его.
Потому что мы будем веселиться и прогоним печаль…»
Ясмини рассмеялась и захлопала в ладоши.
– Дорри научил меня этой ужасной песне. Помнишь, как я в первый раз пела ее тебе, Том?
– Клянусь, я никогда этого не забуду. – Том усмехнулся, направляя лодку к «Йоркской деве». – В этот день ко мне вернулся Дорри, которого я потерял много лет назад.
Поднявшись на борт «Йоркской девы», Том отдал приказ:
– Капитан Кумра, как можно быстрей поднимите на борт последний груз. – Подойдя к поручню, он взглянул на Дориана, оставшегося на лихтере. И крикнул ему: – Как только окажешься на борту «Дара Аллаха», погаси все огни и поднимай якорь: мы должны еще до рассвета уйти в море. Не хочу, чтобы Кайзер и наблюдатели в крепости видели, куда мы уходим. Пусть гадают, на восток или на запад. Или, может, на юг до самого полюса.
Последним с лихтера подняли на борт клавесин Сары. Когда клавесин повис на тросах, Том крикнул морякам за лебедкой:
– Гинею тому, кто бросит эту проклятую штуку в дар Дэви Джонсу.
Сара резко толкнула его под ребра, а моряки остановились и переглянулись. Они никогда не знали, говорит ли Том серьезно или шутит. Том обнял жену и добавил:
– Конечно, когда получите эту гинею, я из почтения к жене должен буду бросить вас за этой штукой.
Матросы неуверенно засмеялись и подняли клавесин на борт. Том снова прошел к борту.
– Тебе пора уходить, брат! – крикнул он Дориану.
Экипаж лихтера оттолкнулся от корпуса корабля, и Дориан прокричал в ответ:
– Если разойдемся в темноте, встреча, как всегда, у мыса Хэнгклип?
– Как всегда, Дорри.
Два корабля отошли с интервалом в несколько минут и первые два часа еще были способны идти рядом. Но потом ветер усилился почти до штормового, а последний отблеск луны пропал за тучами. И в темноте они потеряли контакт друг с другом.
Когда рассвело, «Дева» была одна, и в ее снастях свистел юго-восточный ветер. На севере низкой голубой полосой виднелась земля, ее почти закрывали высокие волны и пена.
– Маловероятно, чтобы голландцы разглядели нас в такую погоду! – прокричал Том Кумре; полы его брезентового плаща обвивались вокруг ног, корабль резко раскачивался. – Но отойди подальше и веди корабль к мысу Хэнгклип.
Убрав большую часть парусов, они на следующее утро добрались до мыса Хэнгклип и увидели перед собой «Дар». Дальше, опять конвоем, двинулись на восток и обогнули мыс Агульяс – южную оконечность Африки. Дул устойчивый восточный ветер. Много дней пришлось лавировать, обходя предательские мели, которые подстерегают у Агульяса, и пробиваясь на восток. Наконец корабли смогли обогнуть мыс и повернули на север, держась ввиду изрезанного негостеприимного берега.
Три недели спустя после того, как семья оставила Хай-Уэлд, корабли наконец миновали серые скалы, которые охраняют вход в большую Слоновью лагуну. Бросили якоря в благословенно спокойных водах, чистых, как добрый голландский джин, и изобилующих рыбными косяками.
– Здесь мой дед Фрэнки Кортни вел последний бой с голландцами. Здесь они взяли его в плен и отвезли на мыс Доброй Надежды, чтобы повесить, – рассказывал Том Саре. – Они были крепкими старыми дьяволами, эти мои предки! – с гордостью продолжал он.
Сара улыбнулась ему.
– Ты хочешь сказать, что по сравнению с ними ты бедняк и не виски, а молочный коктейль? – Заслонив глаза, она вглядывалась в невысокий холм над лагуной. – Это и есть твой знаменитый почтовый камень?
На полпути вниз по склону, на большом сером камне величиной со стог, алой краской была изображена косая буква П, видная с любого корабля в лагуне.
– Немедленно отвези меня на берег. Я уверена, там нас ждет письмо от Джима.
Том подумал, что ее ждет разочарование, но они отправились на берег в шлюпке. Сара первой перебралась через борт, когда вода еще была ей по пояс, и вымочила всю юбку. Том с трудом поспевал за ней, когда она, приподняв мокрую юбку, пустилась вверх по склону.
– Смотри! – крикнула она. – Кто-то положил на камень пирамиду из булыжников. Это знак, что нас ждет письмо.
Под почтовым камнем была приготовлена ямка, вход в которую был закрыт камнем поменьше. Сара отодвинула этот камень и обнаружила массивный пакет. Завернутый в прочный брезент, он был зашит и запечатан смолой.
– Я знала! Да, я знала! – распевала Сара, вытягивая пакет из укрытия. Но когда прочла надпись, выражение ее лица изменилось. Не сказав больше ни слова, она протянула пакет Тому и пошла вниз по холму обратно.
Том прочел надпись. Почерк неразборчивый и грубый, много ошибок. «Привет тебе, кто найдеш это. Отвези это с собой в горад Лондон и отдай Николасу Уотту эсквайру на Уокер стрит, 51, возле дока Ист Хиндии. Он даст тебе за это гинею. Не открывай этот пакет. Если откроеш, я згною твои яйца и вырву глаза. И пусть твой конец никада не фстанет, проклятый Богом негодяй». Послание было подписано: «Кап. Ной Калдер, на борту брига «Петушиная шпора» по пути в Бомбей, 21 мая 1731 года Господа нашего Иисуса».
– Слова хорошо подобраны, да и чувства выражены верно. – Том улыбнулся, снова помещая пакет в углубление и заваливая вход камнем. – Я не иду в Лондон, поэтому не стану рисковать тяжелыми последствиями. Письму придется подождать храбреца, который идет в том направлении.
Он пошел к берегу и увидел, что Сара печально сидит на камне. Когда он сел рядом, она отвернулась и попыталась подавить всхлипы. Том взял ее лицо в широкие ладони и повернул к себе.
– Нет, нет, любовь моя. Не огорчайся. Наш Джим в безопасности.
– О, Том, я была так уверена, что это письмо нам, а не от какого-то осла-моряка!
– Едва ли он придет сюда. Он, конечно, пошел дальше на север. Я считаю, что его цель – залив Рождества. Мы найдем его и малютку Луизу там. Попомни мои слова. Ничего не может случиться с нашим Джимом. Он Кортни ростом в десять футов и сделан из стальных слитков, покрытых слоновьей шкурой.
Она рассмеялась сквозь слезы.
– Том, глупец. Тебе следовало играть в театре.
– Даже мастер Гаррик не мог бы платить мне должную цену. – Он рассмеялся вместе с ней. – Пойдем, моя милая девочка. Слезами горю не поможешь, а нас, если мы собираемся ночевать на берегу, ждет работа.
Они спустились к заливу и увидели, что Дориан со своими людьми уже высадился на берег. Мансур нагрузил в шлюпку бочки. Он заполнит их пресной водой из ручья у северного конца лагуны. Дориан со своими людьми строил убежище на опушке леса, сплетая стены из ветвей. Крышу крыли тростником, только что срезанным у края воды. Запах сладкого сока заполнил воздух.
После нескольких недель на море в плохую погоду женщинам требовалось удобное помещение, где они могли бы прийти в себя. Прошло больше года с тех пор, как братья в последний раз посетили это место во время торгового плавания на север вдоль побережья. Отплывая, они сожгли построенную тогда хижину, потому что сейчас она была бы заселена скорпионами, осами и другими неприятными летающими насекомыми и ползучими тварями.
В конце лагуны послышались выстрелы, вызвавшие недолгую тревогу, но Дориан всех быстро успокоил:
– Я велел Мансуру принести свежего мяса. Должно быть, он нашел дичь.
Вернувшись с полными бочками, Мансур привез с собой тушу теленка-буйвола. Несмотря на юный возраст, животное было размером со взрослого быка. Когда мясо закоптят и засолят, его хватит на всех на несколько недель. Затем с другого конца лагуны вернулась вторая шлюпка: Том посылал пятерых матросов за рыбой. На дне шлюпки лежали серебряные груды; рыба еще билась.
Сара и Ясмини со слугами принялись готовить достойный пир, чтобы отметить прибытие. Ели при свете звезд, искры костра столбом поднимались в темное небо. После еды Том послал за Батулой и Кумрой. Они приплыли со стоявших на якоре кораблей и сели, поджав ноги, на свои молитвенные коврики у костра.
– Прошу прощения, если проявил неуважение, – приветствовал Том капитанов. – Следовало скорее услышать новости, которые вы привезли. Но нам пришлось поспешно уплывать с Доброй Надежды, и буря развела нас, подходящей возможности не было.
– Как скажешь, эфенди, – ответил старший капитан Батула. – Мы твои люди, и никакого неуважения не усмотрели.