Слуги принесли от костра кофе в медных котелках, и Дориан и арабы зажгли свои кальяны. С каждой затяжкой ароматным турецким табаком в чашечках их кальянов булькала вода.
Вначале поговорили о торговле и о товарах, которые капитаны набрали во время долгого плавания вдоль побережья. Как арабы, они могли бывать там, куда не допускались купцы-христиане. Мимо Ормузского Рога они заходили в Красное море до самой Медины, великого города пророка.
На обратном пути они разошлись. Кумра на «Деве» повернул на восток, чтобы зайти в порты империи Великих Моголов и там поговорить с продавцами алмазов из шахт Коллура и закупить шелковые ковры на соуках Бомбея и Дели. Тем временем Батула поплыл вдоль Коромандельского побережья и загрузил свой корабль чаем и пряностями. Затем корабли встретились в гавани Тринкомали на Цейлоне. Здесь они приняли на борт гвоздику, шафран, зерна кофе и отборные партии голубых сапфиров. Потом вместе вернулись к мысу Доброй Надежды и встали на якорь у Хай-Уэлда.
Батула мог по памяти перечислить все приобретенные товары вместе с их количеством, ценами и состоянием рынков.
Том и Дориан тщательно и подробно расспрашивали капитанов, а Мансур все это записывал в журнал ТКБК. Эта информация жизненно важна для процветания фирмы: любая перемена в состоянии и условиях рынков, в количестве и качестве товаров могла принести предприятию большую прибыль или, наоборот, привести к катастрофическим последствиям.
– Самую большую прибыль по-прежнему приносит торговля рабами, – осторожно сказал Кумра, оба капитана старались не смотреть в глаза Тому. Они знали его взгляды на этот промысел, который он называл «позором перед лицом Бога и человека».
Вполне предсказуемо Том набросился на Кумру:
– Единственным куском человеческого мяса, какой я продам, будут твои волосатые ягодицы; продам первому, кто заплатит пять рупий.
– Эфенди! – воскликнул Кумра; выражение его лица было шедевром игры трагика. – Я скорее сбрею бороду и буду лакомиться свининой, чем продам в рабство хоть одного человека.
Том уже собирался напомнить Кумре, что торговля рабами была его главным занятием перед поступлением в компанию, но тут вмешался Дориан, как всегда, в роли миротворца:
– Я соскучился по новостям о своем прежнем доме. Расскажите, что происходит в Омане и Маскате, на Ламу и на Занзибаре.
– Добрые капитаны, расскажите все, что узнали, – попросила Ясмини. До сих пор она молча, как положено доброй мусульманской жене, сидела позади мужа. Однако больше она не могла сдерживаться: они ведь говорили о ее родине и ее семье. Хотя они с Дорианом бежали с Занзибарского побережья больше двадцати лет назад, в мыслях она часто возвращалась туда и тосковала по годам своего детства.
Конечно, не все ее воспоминания были счастливыми. Были времена одиночества в заточении женского зенана, хотя Ясмини была принцессой, дочерью султана абд Мухаммада аль-Малика, калифа Маската. У ее отца было больше пятидесяти жен. Его интересовали только сыновья, и он даже не помнил, сколько у него дочерей и как их зовут. Ясмини знала, что султан едва помнит о ее существовании, и не могла вспомнить ни одного сказанного ей слова, ни прикосновения его руки, ни взгляда. По правде говоря, она и видела его только во время официальных событий или в редкие посещения им зенана. И то лишь издали, и закрывала лицо и дрожала в ужасе перед его величием и богоподобием. И все равно, когда известие о смерти отца достигло африканской глуши, куда они с Дорианом бежали, она сорок дней и ночей, предписанных пророком, постилась и носила траур.
Мать Ясмини умерла, когда девочка была еще ребенком, и она ее совсем не помнила. Взрослея, она узнала, что унаследовала от матери поразительную белую прядь, разделяющую густые черные волосы. Ясмини все детство провела в зенане на острове Ламу. Вся материнская любовь, какую она знала, досталась ей от Тахи, старой рабыни, вырастившей ее и Дориана.
Вначале Дориан, приемный сын ее отца, жил с ней в зенане. Это было до того, как он достиг половой зрелости и подвергся обрезанию. Как приемный старший брат, он защищал ее от кровных братьев, часто кулаками и пинками. Особенно мучил ее Заян аль-Дин. Защищая Ясмини, Дориан стал его смертельным врагом, и эта вражда прошла через всю их жизнь. Ясмини и сегодня в мельчайших подробностях помнила противостояние мальчиков.
Дориану и Заяну оставалось несколько месяцев до достижения половой зрелости, и их ждало прощание с зенаном, вступление в мужскую жизнь и военная служба. В тот день Ясмини одна играла у могилы древнего святого в конце сада зенана. Это было одно из тех тайных мест, где она могла скрыться от жестоких братьев и спокойно мечтать и фантазировать. С Ясмини была ее обезьянка Шайтанка. Заян аль-Дин и Абубакер, ее сводные братья, отыскали их там.
Тучный, коварный и злобный, Заян чувствовал себя более храбрым, когда с ним был кто-нибудь из приспешников. Он вырвал из рук Ясмини обезьянку и бросил в открытую цистерну для дождевой воды. Хотя Ясмини закричала во весь голос, вцепилась ему в спину, колотила кулаками и царапала, он, не обращая на нее внимания, начал топить Шайтанку. Стоило голове обезьянки показаться на поверхности, как он снова ее погружал.
Дориан услышал крики Ясмини и прибежал по лестнице из сада. Одним взглядом окинул эту картину и бросился на двух рослых мальчиков. До плена у арабов брат Том обучил Дориана боксировать, но Заян и Абубакер никогда не сталкивались с дракой на кулаках. Абубакер в страхе сбежал от нападения, нос Заяна от первого удара выбросил фонтан алых брызг, а второй удар послал его кувырком со ступенек лестницы. Ударившись о землю, он сломал кость правой ноги. Кость срослась плохо, и Заян до конца жизни был обречен хромать.
После ухода из зенана Дориан стал полноправным принцем и знаменитым воином. Ясмини вынуждена была оставаться в зенане во власти евнуха Куша. Даже спустя много лет чудовищная жестокость евнуха жила в ее памяти. Пока Дориан сражался в арабских пустынях далеко на севере с врагами своего приемного отца, Ясмини стала красивой молодой женщиной. Увенчанный славой, Дориан вернулся на Ламу, но к тому времени он почти забыл о своей приемной сестре и возлюбленной своего детства. И тут к нему во дворец пришла Тахи, старуха-рабыня, и напомнила, что Ясмини по-прежнему чахнет в зенане.
При посредничестве Тахи они устраивали опасные свидания. Став любовниками, они совершили двойной грех, от наказания за который не защитило бы даже высокое положение Дориана. Они ведь были приемными братом и сестрой, и в глазах Бога, калифа и совета мулл их связь была грешной и кровосмесительной.
Куш узнал их тайну и подготовил для Ясмини такое чудовищно жестокое наказание, что она до сих пор содрогалась при воспоминании о нем, но Дориан вмешался и спас ее. Он убил Куша и похоронил в той могиле, которую евнух выкопал для Ясмини. Потом Дориан одел Ясмини мальчиком и увел из гарема. Вместе они бежали на Ламу.
Много лет спустя, отравив своего отца абд Мухаммада аль-Малика, Заян, по-прежнему хромая из-за нанесенной Дорианом раны, воссел на Слоновый трон Омана. И одним из первых своих приказов послал Абубакера поймать Дориана и Ясмини. Когда Абубакер догнал любовников, произошла страшная битва, в которой Дориан убил Абубакера. Ясмини и Дориан снова ушли от мести Заяна и воссоединились с Томом. Но Заян аль-Дин и по сей день сидел на троне в Маскате и был калифом Омана. И они знали, что всегда должны опасаться его ненависти.
И вот сейчас, сидя у костра на диком африканском берегу, Ясмини протянула руку и коснулась Дориана. Он словно прочел ее мысли, потому что взял ее руку и крепко сжал. Она почувствовала, как сила и смелость перетекают к ней от него, как мягкое действие куси, пассата Индийского океана.
– Рассказывайте! – приказал Дориан капитанам. – Сообщите все новости из Маската. Что слышно о калифе Заяне аль-Дине?
– Все наши новости – о Заяне аль-Дине. Аллах наш свидетель, он больше не калиф в Маскате.
– Что ты сказал? – вздрогнул Дориан. – Неужели Заян наконец умер?
– Нет, мой принц. Шайтана убить трудно. Заян аль-Дин жив.
– Где же он? Я должен все о нем знать.
– Прости меня, эфенди. – Батула в знак глубокого уважения коснулся губ и сердца. – На корабле есть человек, который знает все лучше меня. Он близкий человек Заяна аль-Дина и был его доверенным министром и советником.
– В таком случае он мне не друг. Его хозяин много раз пытался убить меня и мою жену. Именно Заян вынудил нас отправиться в изгнание. Он мой смертельный враг и поклялся убить нас.
– Все это я хорошо знаю, господин, – ответил Батула, – ибо был с тобой с того самого счастливого дня, когда калиф, твой святой приемный отец аль-Малик, сделал меня твоим копьеносцем. Разве ты забыл, что я был рядом с тобой, когда ты пленил Заяна аль-Дина в битве при Маскате и притащил этого предателя на веревке за своим верблюдом, чтобы он познал гнев и справедливость своего отца?
– Я никогда не забуду этого, как не забуду твою верную службу мне все эти годы. – Лицо Дориана стало печальным. – Жаль, что гнев моего отца оказался столь коротким, а справедливость слишком милосердной. Ибо он простил Заяна аль-Дина и прижал к груди.
– Клянусь святым именем Господа! – Гнев Батулы был так же силен. – Твой отец умер из-за проявленного милосердия. Изнеженная рука Заяна поднесла к его губам чашу с ядом.
– И жирные ягодицы Заяна уселись на Слоновый трон, когда умер мой отец. – Красивое лицо Дориана исказила ярость. – И ты просишь меня принять в число моих людей прихлебалу и приспешника этого чудовища?
– Нет, о великий. Я сказал, что этот человек был когда-то приспешником Заяна, но ныне это не так. Как и всех окружающих, его воротило от чудовищной жестокости Заяна. Он видел, как Заян терзает плоть и само сердце народа. Он беспомощно наблюдал, как Заян кормит своих любимых акул мясом благородных людей; эти акулы так растолстели, что едва плавают. Он пытался протестовать, когда Заян передал право наследования Блистательной Порте – турецким тиранам в Константинополе. И в конце концов стал одним из главных участников заговора, который привел к свержению Заяна и изгнанию его из Маската.