— Недавно прилетели?
— Недавно.
— Чем вы занимаетесь? Я имею в виду вообще, что вы делаете? Ваше образование?
— Высшая школа и академия.
— Ай-яй-яй! Высшая школа! Академия… Быстро — структуру альфа-спирали ДНК?
— Альфа-спирали ДНК? — Я помедлил. Требовать структуру ДНК в этой обстановке всё равно что ударить обухом по голове. — Полностью?
— Да, полностью! И не медлить! — Моон смотрел в упор, не давая думать. Собравшись, я всё-таки выпалил тридцатидвухступенчатую формулу. Некоторое время Моон смотрел под ноги, будто проверял, нет ли в моём ответе ошибки. Прищурился:
— Терпимо. Ладно, самый ценный вывод «Лао-цзы»[1].
Это был совсем уже запрещённый приём. Как можно спрашивать вообще что-то о «Лао-цзы» здесь, на Иммете? Да ещё требовать самый ценный вывод? Да этого вывода наверняка не знал и сам Лао-цзы, если он и в самом деле существовал. Я посмотрел на Уну — она умоляюще прищурилась. Это, видимо, означало: ответь, пожалуйста, ответь. Глубоко вздохнув, я выдавил:
— Наиболее ценный вывод «Лао-цзы»: при истинном странствии не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают, на что смотрят.
Уна улыбнулась. Моон прошёлся по песку, повернулся:
— Забавно, забавно, молодой человек. Я бы даже сказал — более чем забавно. — Кивнул Уне: — Помажь, помажь ему раны, а то действительно не заживут. — Он как-то странно посмотрел на меня, шагнул в сторону и исчез в расщелине.
Некоторое время мы с Уной молча смотрели друг на друга. Уна с улыбкой, я раздосадованно. Допускаю, что она лучше меня понимает и ДНК и «Лао-цзы», но всё-таки не очень приятно, когда над тобой подсмеиваются. Вдруг вспомнил — Щербаков. Ведь он ждёт наверху, в ракетолёте. Задрал голову: сверху, со скал, медленно сполз ракетолёт, мягко опустился на песок. Люк открылся, и Щербаков, выглянув, протянул Уне руку:
— Поднимайтесь. Меня зовут Павел Петрович.
Помедлив, девушка улыбнулась:
— Вы товарищ Влада?
— Товарищ. Поднимайтесь.
Уна легко поднялась в машину. Забравшись следом за ней, я задраил люк и поднял ракетолёт в воздух. Уна сидела рядом со мной, с интересом наблюдая в иллюминатор. Ракетолёт постепенно набирал высоту, уходя к джунглям. Уна вдруг вздохнула, взявшись за щёки ладонями. Покачала головой, разглядывая море.
— Здорово. Это же ни с чем нельзя сравнить.
Я улыбнулся:
— Ты первый раз в воздухе?
Она кивнула:
— Выгляжу смешно, да?
— Что ты! Ты не представляешь, что было со мной, когда я первый раз поднялся в воздух.
Павел Петрович подошёл к Уне:
— Уна, если вам не трудно, расскажите об отце. Я ведь много о нём слышал. Ещё в дни молодости.
— Об отце? — Уна замолчала. Вдруг улыбнулась чему-то. — Ну если вы хотите знать правду, отец — хозяин Имметы.
— Как это понять?
— Считайте, я сказала это в переносном смысле. Просто… отец отличный психолог, он раскусил Сигэцу с самого начала. Хозяином Имметы отец считает себя потому, что, оставшись здесь, он бросил всё и начал заниматься ксиллом. Только ксиллом. Собственно, он из-за этого здесь и остался. Вместе с мамой. От Сигэцу же он откупался камешками. Для него, серьёзно изучавшего ксилл, это ничего не значит.
— То есть как?
— Ну, за это время, за двадцать лет, отец узнал о ксилле практически всё. Впрочем, всё о ксилле, конечно же, узнать ещё предстоит.
— И всё-таки, как нам показалось, настоящий хозяин Имметы скорее Сигэцу, чем Моон.
— Сигэцу? — Уна хотела сказать что-то обидное, но сдержалась. — Сигэцу — временщик, он всё равно долго не продержится. И потом… Что мог с ним сделать отец один? Он растил меня. Занимался ксиллом. Ну и ему нужно было покупать у Сигэцу различные вещи. Для меня. А отец — учёный, и борьба с бандитами не его дело. Этим пусть занимаются другие жители Имметы.
— «Мстители»? — спросил Щербаков.
— Вы… знаете о них?
— Только Лайтиса, Вэна, Грайра, Кру.
Уна нахмурилась, Щербаков улыбнулся:
— Уна, Лайтис не назвал вашего имени. Но нам и так ясно, что вы действуете заодно.
Уна возмущённо повернулась. Щербаков спросил:
— Мне просто любопытно, Уна, почему вы не хотите об этом говорить?
Некоторое время Уна бесстрастно разглядывала облака. Так как Щербаков ждал ответа, она проговорила:
— Из-за отца, конечно. Если отец узнает об этом, он умрёт. Он боится за меня и к тому же убеждён, что я создана исключительно для науки.
— А вы сами? В чём вы убеждены?
Уна вздохнула:
— Извините, Павел Петрович, но это уже к делу не относится.
— Пожалуй, — согласился Щербаков. — А давно вы у «мстителей»?
— Три года, — нехотя ответила Уна.
— Значит, вас всего пятеро?
— Да. Сейчас пятеро.
— Вы пробовали затронуть эту тему с отцом?
— Когда мне было шестнадцать лет, об этом и говорить было нечего, отца бы сразу хватил удар. А недавно, когда я затронула эту тему, он так накричал на меня… После этого мы разошлись. Целый месяц он жил без меня. Он же обидчивый, как… — Уна не договорила.
Трещит костёр. Обугленные сучья изредка вздрагивают, догорая, выбрасывают искры, стреляют. После этого в темноте, в струе тёплого воздуха возникают, плывут, кружатся оранжево-лиловые блёстки. Они быстро тают, но после короткого перерыва вслед за ними летят новые. Несмотря на все уговоры и предупреждения, что где-то рядом могут быть и резидент и Сигэцу, ночевать в ракетолёте Уна категорически отказалась. Сказала, что привыкла спать на открытом воздухе и изменять своей привычке не собирается. Мы договорились дежурить по очереди: Щербаков остался в ракетолёте, я вытащил надувные матрасы и лёг здесь. Джунгли, как и в ту страшную ночь, хохотали, выли, кричали.
И всё-таки теперь я воспринимаю звуки джунглей Имметы по-другому. Уна покосилась на меня и заговорила:
— Хороший он у тебя, Щербаков. Какой-то открытый, доверчивый.
— Понимаю. — Некоторое время мы молчали. — Неужели на тебя не действуют эти звуки?
— Какие звуки?
Я кивнул на джунгли. Уна откинула волосы:
— Я ведь тут родилась. — Она усмехнулась, удивившись моей мысли. — Для меня это… Ну всё равно что шум ветра. Плеск воды.
Уна некоторое время разглядывала тлеющий пепел костра. Я помедлил и вдруг сказал:
— Понимаешь, я не смогу оставить Иммету без тебя. И вообще, Уна, я не смогу без тебя.
Она посмотрела мне в глаза очень серьёзно. В зрачках мелькнули искры:
— Знаешь, Влад, и я ведь не смогу без тебя.
Она не договорила что-то, а я ждал. Уна тронула палочкой пепел:
— Пойми, я не знаю, что делать.
— В чём дело, Уна?
— Ведь ты же не можешь остаться здесь, на Иммете? Вижу, не можешь. А я не могу улететь.
— Почему?
— Из-за отца. Он никогда не оставит Иммету. Из-за ксилла.
— Но ведь твой отец сможет заниматься ксиллом и в Сообществе? Причём именно там ему и нужно этим заниматься. Я уверен, ему, как минимум, дадут институт. Если не целый комплекс. Ты знаешь, что такое комплекс?
— Знаю. Но… Ну, во-первых, отец отвык от людей.
— Отвык — привыкнет. Потом его никто не будет заставлять жить в городе. Дадут коттедж, он и видеть никого не будет.
— Может быть, ты и прав, Влад. Только ты всё это сам ему и объясни.
— И объясню — мне важно знать другое… — Я понимал: сейчас решалась моя судьба, и поэтому повторил: — Хочешь или нет?
Она вдруг разозлилась.
— Неужели ты ещё не понял? И вот что, хватит лезть с расспросами.
Я хотел возразить что-то ещё, но она отвернулась.
Разбудил меня писк. Сквозь сон я почувствовал: ещё очень рано. Попытался отмахнуться от писка, заглушить его. Нет — зуммер пищал прямо под ухом, тонко, настойчиво, по-комариному. Вдруг я понял — это же авральный вызов, доносящийся из открытого люка ракетолёта. Что-то случилось у Иана. Я вскочил, огляделся, пытаясь как можно скорее прийти в себя. Рассвело, костёр погас; рядом, прижавшись щекой к матрасу, спит Уна. Тут же услышал голос Щербакова:
— Влад, Иан обнаружил Сигэцу. Немедленно вместе с Уной в ракетолёт.
Я повернулся, увидел: Щербаков стоит в люке.
Когда аппарат уже плыл над джунглями, Щербаков взглядом показал на кресло, я сел рядом:
— Где Сигэцу?
— Иан сообщил, где-то рядом с ним. Он только что засёк поле твоего излучателя.
— Интересно. Где же это поле было раньше?
— Вот и я об этом думаю. Включи бортовую.
Я повернул тумблер и тут же услышал голос Иана:
— Алло? Борт? Вы меня слышите?
Я отозвался:
— Слышим. Какие новости?
— Держу поле. Оно близко, километрах в трёх.
— Почему не под тобой?
— А зачем? Так мы его спугнём. Пусть думает, что мы не знаем, где он.
— Твои предложения? — спросил Щербаков.
— Мои? — Иан помедлил. — А какие могут быть предложения? Высадиться с двух сторон и окружить его. Только осторожно. Там какие-то странные вещи происходят.
— Какие странные вещи?
— Что-то очень быстро он перемещается. Будто кто-то его переносит. Мои приборы никаких транспортных средств не фиксируют. А у него точки меняются, сами увидите.
— Хорошо. Подлетим — разберёмся.
Я посмотрел на приборы: счётчики инерции показывают, как неуклонно сближаются аппарат Иана и наш ракетолёт. Щербаков снизил высоту и скорость; теперь мы почти ползём метрах в двух над деревьями. Я подумал: что могут означать «странные вещи»?
Щербаков кивнул, я тут же увидел: на поисковом дисплее пляшет синусоида. Мой излучатель? Да, это его поле. Пока перемещений Сигэцу не видно, он с излучателем или излучатель без него на одном месте, километрах в пяти от нас. Я посмотрел на Щербакова:
— Павел Петрович? Начинаем?
— Вот что, Влад. И ты, Иан, слышишь меня?
— Слышу, — отозвался Иан.
— Не мне вам объяснять, какую опасность представляет излучатель в руках такого человека, как Сигэцу. Сейчас делим секторы: Иан начинает поиск с отметки десяти градусов, мы — здесь. Нам с Владом придётся оставить машину: таким образом, подстраховываем возможный уход Сигэцу. Иан же на своём ракетолёте действует мобильно, накрывая объект по нашему пеленгу. Сходимся синхронно, условно держа Сигэцу в центре. Связь сводим до минимума. Уна остаётся в ракетолёте под нейтронной защитой. Всем помнить, что боевое излучение запрещено. Крайне важно захватить Сигэцу живым: в его руках жизни десятков людей. Всё ясно? — Щербаков опустил машину. Я повернулся к Уне: