— Иан, прости. Не сердись. И ты, Влад. Вы оба — у вас сейчас вид детей, попавших в тёмную комнату.
Иан невесело хохотнул:
— Детей… Да мы и в самом деле в тёмной комнате, Павел Петрович. Разве не так?
— Но не дети же?
Щербаков всё ещё улыбался. Сайко это не понравилось, он отвернулся:
— Не дети. Но представьте, только представьте: что, если он слышал все наши переговоры? Все, от начала до конца? И потом, пока я не понимаю, где его можно искать. Это же планета. Целая планета!
— Я тоже не понимаю. Но разве это повод отступать? — Щербаков включил карту. — Между прочим, по сообразительности я поставил бы всем нам двойку.
— А ведь точно. — Сайко даже привстал, изучая рельеф. — Влад, не туда смотришь. — Он положил ладонь, закрывая участок карты. Окружавшие его пальцы разноцветные крапинки вспыхивали, показывая геологическую структуру. Базальт, слюда, кадмий. Барий. Все признаки, что где-то близко крупное месторождение ксилла.
Мы с Ианом отвоёвывали у леса каждый шаг. Продираясь вместе с ним сквозь заросли, я давно понял — вчерашний путь через расщелины был воскресной прогулкой. Чтобы прорваться сквозь заросли к морю, надо было без устали работать тесаком, обрубая ветки и лианы.
Основа нашего расчёта проста: резидент наверняка будет стремиться к морю, где у него должен быть катер-амфибия. Задача Щербакова — оставаясь в ракетолёте, следить за нашими перемещениями по вмонтированным в нагрудные карманы датчикам. Естественно, и за малейшими признаками, указывающими на появление резидента. Именно в этой возможности наш шанс: нападением или попыткой нападения резидент может выявить себя. Конечно, в этом плане есть доля риска, но риска оправданного.
Вдруг, в очередной раз ударив ножом по кусту, я услышал голос Иана:
— Влад… Красота какая…
Я отодвинул измочаленные ножом лохмотья веток, прошёл через кусты и, оказавшись на дюне, увидел взморье. Оно было широким, бесконечно пологим. Сначала я даже не понял, что это такое, только ощутил облегчение.
Мы пошли вправо по краю взморья, не выходя из низких кустов. Шли не торопясь, стараясь не углубляться в заросли, тщательно проглядывая местность. Идти по берегу одно удовольствие: песок был упругим, ветер тёплым. Пляж оживлён, над ним всё время стоял гортанный крик; помимо мелких птах, напоминающих куликов и трясогузок, встречалось много бакланов и чаек. Не обращая на нас внимания, крупные бело-чёрные птицы сидели повсюду: на отмелях и косах, кружились над вспененным мелководьем, падали в воду за рыбой. Я вдруг понял, какое это удивительное зрелище — вид парящих в воздухе птиц. На песке часто встречались мелкие извилистые бороздки, пунктирные полоски с прочерком — следы змей и ящериц. Однажды мы перешагнули широкую свежую борозду. Скорее всего след какого-то пресмыкающегося. Может быть, одного из тех слизистых чудищ, что сидели ночью на пнях. Иан всё время что-то насвистывал. После того как мы отшагали километров десять, он сказал:
— Я думаю о людях, оставшихся на Иммете. Любопытно, может быть, резидент успел войти с ними в контакт?
— Вряд ли. Этих людей в течение двадцати лет не могут найти специально обученные спасатели на ракетолётах.
— У него тоже серьёзная техника. Хотя ты прав. Условия необжитой планеты — не для продолжения рода. Если кто-то и остался, это уже глубокие старики. — Сайко остановился: впереди начинали громоздиться мелкие серые скалы. За ними, нависая над морем, темнела горная гряда.
— Рай кончился, придётся карабкаться… Павел Петрович, — сказал он по рации, — мы на взгорье. Расходимся?
— Да, расходитесь.
— Вызывать вас будем только в крайнем случае.
— Желаю удачи.
Это значило: мы становимся уязвимей. Теперь резидент может выследить нас и напасть на каждого поодиночке. Связаны со Щербаковым мы будем только через датчики, на аварийной волне.
Через минуту Иан скрылся за скалой, я остался один. И почти тут же с соседней скалы сорвался одинокий камень.
Я всегда считал себя довольно ловким человеком, с детства хорошо выучившим приёмы личной защиты. Оружием владел неплохо, поэтому был абсолютно уверен в себе. Но сейчас, после того как упал этот камень, вдруг ощутил страх. Это вполне мог быть резидент.
Мне стало казаться, что за мной всё время кто-то следит. Несколько раз почему-то осыпались камни; был момент, когда, остановившись, я отчётливо слышал шорох шагов. Ощущение слежки было настолько реальным, что я стал прибегать к уловкам: останавливался, выжидал, неожиданно оборачивался из-за скалы. Нет, мне не удавалось никого обнаружить.
Постепенно я успокоился, подумал: может быть, вызвать на связь Иана или Щербакова? А зачем? Вдруг понял: единственное, чего мне сейчас хочется, — выспаться. Встал, двинулся вдоль берега, выискивая удобное место. Наконец как будто нашёл то, что было нужно. Ручей в этом месте стекал к морю, исчезая в небольшой расщелине. Внизу было что-то вроде бухты.
Вызвал Щербакова:
— Павел Петрович.
— Да, Влад?
— Я поспать хочу.
— Влад, о чём разговор. Поспи, мог бы мне и не сообщать.
Сейчас Щербаков зафиксировал мой пеленг и теперь вызовет меня при малейшем подозрении. Если же вдруг не отвечу, он будет знать, где я находился в последний момент. Я стал сгребать в кучу сухие водоросли; сбив их у скалы, буквально повалился на этот самодельный матрас и заснул.
Я не почувствовал, сколько спал. Открыл глаза: темно. Слышится плеск, ощутил укол стеблей, шорох подстилки. Скосил глаза: проход в скалах освещён звёздами, волнение моря стихло. Один из камней показался мне человеческим телом, лежащим у воды. Я встал, подошёл к нему, присел. На песке лежала девушка, под головой у неё мешок с одеждой.
Мне показалось, что ничего более прекрасного я не видел. Попытался понять, в чём же секрет её красоты. Лоб гладкий и прямой, нос чуть вздёрнутый, верхняя губа слегка выдаётся над нижней. По виду ей нет и двадцати. Значит, родилась здесь?
Мне казалось, на неё можно смотреть бесконечно. Но я пересилил себя, встал, отошёл в глубину пляжа, поднял камешек и бросил в её сторону. Девушка тут же проснулась:
— Кто здесь?
— Одевайтесь, я не смотрю.
Наконец по скрипу песка и гравия почувствовал, что девушка идёт ко мне. Звук застыл совсем близко. Я услышал:
— Ты кто?
Голос был высоким, приятным по тембру. Обернулся: она смотрит на меня без всякого испуга, пожалуй, даже с вызовом. Да, теперь её широко расставленные светлые глаза выражают сердитый вызов и ничего больше. Одета просто: майка, спортивные брюки, тапочки. Красива, ничего не скажешь. Я пожал плечами:
— А ты кто?
Девушка стала обходить меня, пристально вглядываясь. Поправила волосы, остановилась.
— На людей Сигэцу ты непохож…
Я понятия не имел, кто они такие, люди Сигэцу. Поколебавшись, выбрал, на мой взгляд, единственно правильный вопрос:
— Почему я должен быть похож на них?
Она вгляделась и усмехнулась.
— Странный ты какой-то.
Интересно, кто такие «люди Сигэцу»? Она говорит без малейшего акцента, будто всю жизнь прожила в Сообществе.
— Почему это я странный?
— Говоришь как-то не так.
— Как — не так?
Она тронула подбородком плечо, посмотрела боком:
— Во всяком случае, у нас никто так не говорит.
— Где это у вас?
— На Иммете, где же ещё? Как тебя зовут?
— Бедар. — Я решил подстраховаться. — Бедар Мерано. А тебя?
— Меня — Уна. Значит, это правда?
— Что — правда?
— Что сюда прилетел ракетолёт?
Она меня поймала. Вот так, не раскисай. Дело даже не в том, что любой мой ответ сейчас выдаст правду. Откуда она знает о ракетолёте?
— Ты сама-то откуда? Здешняя?
Она с любопытством смотрела на меня.
— Здешняя.
— В смысле — родилась здесь?
— Родилась здесь.
— Живёшь одна?
Уна прищурилась так, будто увидела на мне ползущее насекомое и сейчас внимательно следила за его движением.
— Почему одна? С отцом.
— Кто твой отец?
— Моон.
— Что такое — Моон? Моон — профессия или имя?
Я вдруг понял, она всерьёз мне нравится. Не только потому, что красивая. Мне нравится, как она держится. Уна засмеялась — так смеются над маленьким ребёнком.
— Слушай, ты что, никогда не слышал о Филиппе Мооне?
Когда-то давно я читал о некоем Филиппе Мооне. Может быть, это тот самый? Я попытался вспомнить. Кажется, он разрабатывал теорию взаимодействий. Парадоксов там хватало. Впрочем, и категоричности. Труд не новый — сейчас на эту тему написаны другие работы. Потом есть ещё один Моон, специалист по плазме. Но вряд ли это тот.
— Теория взаимодействий? Я не ошибся?
— В том числе и теория взаимодействий. Отец давно покончил с этим. Теория взаимодействий — юношеский труд. Ты прилетел один?
Не дождавшись ответа, она подошла к тропке, ведущей наверх. Несколько камней, уходящих ступенями по руслу ручья, терялись в зарослях, образующих естественный тоннель. Сказала:
— Тебе здесь будет трудно.
— Почему?
— Ты беззащитен.
— Почему ты говоришь загадками?
— А знаешь… Я хотела бы тебя ещё увидеть. Будь внимателен. Держи наготове оружие. — И она исчезла в темноте.
Я попытался услышать звук её шагов — нет, всё тихо. Только журчит ручей да изредка волна скребётся о песок. Надо прийти в себя. Лучше всего сразу же вызвать ракетоплан. Щербаков тут же отозвался:
— Влад, я всё слышал. Мне кажется, Уна говорит правду. Во время вашего разговора я включил анализатор. Побочные синусоиды чисты. Она не обманывает.
От этих слов стало легче, внутри расплылось тепло. Тут же я насторожился:
— Но если так, возникают вопросы. Кто такие «люди Сигэцу»? Почему я на них непохож? Наконец, почему я беззащитен?
— Именно это меня и беспокоит. Думаю, теперь нам надо связываться чаще.
— Павел Петрович… Что насчёт Филиппа Моона?
— Насчёт Филиппа Моона… Я с самого начала знал, что Моон на Иммете. Правда, не предполагал, что у него здесь может вырасти дочь…