— Марго! — воскликнул он, когда их рукопожатие переросло в немного неловкое объятие. — Я так рад вас видеть.
— Взаимно.
— Выглядите потрясающе. Я очень рад, что вы смогли так быстро найти время встретиться со мной.
Они устроились за столиком. Д’Агоста позвонил ей накануне с неожиданным предложением увидеться где-нибудь в музее. Встретиться в «Чако» было ее идеей.
Д’Агоста огляделся вокруг.
— Здесь все так изменилось с момента нашей первой встречи. Сколько лет прошло?
— С тех убийств в музее? — Марго задумчиво нахмурилась. — Одиннадцать лет. Нет. Двенадцать.
— Даже не верится.
Официант принес меню, на обложке которого был изображен силуэт Кокопелли[58]. Д’Агоста заказал холодный чай, и Марго поддержала его выбор.
— Итак. Чем вы занимались все это время?
— Я теперь работаю в некоммерческой медицинской организации в Ист-Сайде. В институте Пирсона.
— Вот как. И… что вы там делаете?
— Работаю этнофармакологом. Исследую растения коренных народов Америки на предмет их потенциальных лекарственных свойств.
— Звучит интригующе.
— Так и есть.
— Все еще преподаете?
— Боюсь, что к преподаванию я перегорела. У меня есть возможность помочь тысячам людей там, где я работаю сейчас. Тысячам, а не одному классу.
Д’Агоста снова поднял меню и изучил его.
— И как успехи? Нашли какое-нибудь чудо-лекарство?
— Самым многообещающим проектом, над которым я работала, было изучение состава коры сейбы[59], которая может помочь при эпилепсии и болезни Паркинсона. Майя с помощью этой коры лечили у стариков деменцию. Проблема заключается в том, что разработка новых препаратов занимает целую вечность.
Вернулся официант, и они сделали новый заказ.
Д’Агоста внимательно посмотрел на Марго.
— По телефону вы упомянули, что регулярно посещаете музей.
— По крайней мере, раза два-три в месяц.
— Зачем, если не секрет?
— Как это ни печально, естественная среда обитания тех растений, что я изучаю, превращается в болота, выгорает или уничтожается с ужасающей скоростью. Одному Богу известно, сколько потенциальных лекарств от рака уже исчезло с лица земли. В музее собрана самая большая и уникальная этноботаническая коллекция в мире. Конечно же, ее собирали не для меня — местные сотрудники просто коллекционировали лекарства и чудодейственные противоядия разных племен из самых разнообразных уголков мира. Так сложилось, что местные ботанические богатства идеально подходят для моих исследований. В коллекциях музея есть растения, которые уже не встречаются в природе, — она замолчала, напоминая себе, что далеко не каждый собеседник разделяет ее страсть к работе.
Д’Агоста сцепил пальцы.
— Что ж, раз так, могу сказать, что ваши регулярные посещения музея несут огромную пользу для меня.
— Поясните?
Он слегка наклонился к ней.
— Вы ведь слышали о недавнем убийстве, ведь так?
— Вы говорите о Вике Марсале? Я работала с ним, когда была аспирантом в отделе антропологии. Можно сказать, я была одной из немногих, с кем ему удалось поладить, — Марго покачала головой. — Не могу поверить, что кому-то понадобилось убивать его.
— Что ж, расследованием этого трагического случая занимаюсь именно я. И мне нужна ваша помощь.
Марго не ответила.
— Похоже, что незадолго до своей смерти Марсала работал с одним из приезжих ученых. Он помогал этому специалисту найти и изучить некий образец из антропологической коллекции — скелет мужчины, готтентота. Агент Пендергаст помогает мне с этим делом, и он, кажется, всерьез заинтересовался этим скелетом.
— Продолжайте, — кивнула Марго.
Д’Агоста помедлил.
— Просто… ну… Пендергаст пропал. Уехал из города позавчера ночью, не сообщив, как и где его найти. Ну, вы же знаете, это вполне в его стиле. Кроме того, мы только вчера узнали, что удостоверение того ученого, с которым работал Марсала, оказалось подделкой.
— Подделкой?
— Да. Он представился доктором Джонатаном Уолдроном, антропологом Филадельфийского университета, но настоящий доктор Уолдрон ничего об исследовании мнимого Уолдрона не знает. Я сам с ним разговаривал. Он никогда не бывал в музее.
— Как вы можете быть уверены, что он не убийца? Он может просто утверждать, что ничего не знает об этом…
— Я показал его фото персоналу отдела антропологии. Это совершенно другой человек. Он примерно на фут ниже и лет на двадцать старше.
— Странно…
— Именно. Зачем притворяться кем-то другим для того, чтобы просто посмотреть на скелет?
— И вы полагаете, что этот фальшивый ученый — и есть убийца Марсалы?
— Я пока не могу ничего утверждать. Но это чертовски хорошая зацепка. Первая, что у нас появилась. Так что, — он запнулся, — я хотел бы узнать, не хотите ли вы взглянуть на этот скелет?
— Я? — удивленно переспросила Марго. — Почему я?
— Потому что вы антрополог.
— Да, но моя специальность — этнофармакология. Я с окончания университета не проводила антропологических исследований.
— Готов поспорить, что вы утрете нос большинству здешних антропологов. Кроме того, я могу вам доверять. У вас уже есть доступ к материалам, и вы хорошо знаете музей, но вы при этом не штатный сотрудник.
— Из-за моих собственных исследований у меня довольно плотный график…
— Просто взгляните на скелет. Мне нужен взгляд со стороны. Я был бы очень признателен за ваше мнение.
— Я в замешательстве: никак не могу понять, каким образом старый скелет готтентота может быть связан с убийством.
— Я тоже этого не понимаю. Но пока что это моя единственная зацепка. Послушайте, Марго, сделайте это для меня. Вы знали Марсалу. Прошу вас, помогите мне раскрыть его убийство.
Марго вздохнула.
— Ну, раз вы так ставите вопрос, то как я могу вам отказать?
— Спасибо, — улыбнулся д’Агоста. — О, и, кстати, обед за мой счет.
17
Одетый в потертые джинсы, грубую хлопковую рубашку с заклепками, и старые ковбойские сапоги, агент А. К. Л. Пендергаст осматривал озеро Солтон-Си с высоты покрытой густой жестковатой травой окраины Национального заповедника дикой природы «Сонни Боно». В небе, кружа и плача, над солеными водами парили коричневые пеликаны. На часах была половина одиннадцатого утра, температура поднялась до комфортных 27 градусов и замерла на этой отметке.
Солтон-Си, вопреки своему названию, вовсе не было морем[60] — фактически оно являлось внутренним соленым озером, образовавшимся по воле случая на рубеже XX столетия, когда в результате сильных дождей плохо продуманная сеть оросительных каналов рухнула, направив воды реки Колорадо в низменность Солтон, затопив одноименный городок. В итоге на месте затопления сформировалось озеро площадью почти четыре тысячи квадратных миль. С течением лет регион разбогател, и вдоль берегов Солтон-Си стремительно вырос ряд курортных городков, однако вскоре вода озера начала постепенно отступать, становясь при этом все более соленой, отдыхающие перестали приезжать сюда, и бывшие курортные города обанкротились, оказавшись брошенными на произвол судьбы. Сейчас эта земля с ее бесплодными пустынными холмами и берегами, инкрустированными кристаллами соли, окаймленная полуразрушенными трейлерными парками и заброшенными курортами 1950-х годов, чем-то походила на мир, переживший ядерный Армагеддон. Лишь тысячи и тысячи птиц нашли спасение и пристанище на этой обезлюдевшей, мертвой, выжженной добела земле с ее жестоким пейзажем.
Пендергаст находил последний факт наиболее привлекательным.
Агент опустил мощный бинокль и направился к своему автомобилю — перламутровому «Кадиллаку Де-Вилль» 1998-го года выпуска. Сев за руль, он снова выехал на 86-е шоссе, продолжив путь к Имперской Долине, следуя вдоль западного края Солтон-Си. По пути он останавливался в придорожных забегаловках и в наводящих своим видом тоску антикварных магазинах. В последних он осматривал товар, осторожно расспрашивая местных жителей об экспонатах антикварных коллекций и об оставленных в залог индийских ювелирных изделиях, раздавая свои визитки и изредка что-то покупая.
Около полудня Пендергаст направился в долину Кади по безымянной проселочной дороге. Проехав еще пару миль, он припарковался у подножия холмов Скэррит, представлявших собой ряд голых хребтов и вершин, ободранных эрозией и лишенных жизни. Взяв бинокль с пассажирского сиденья, агент вышел из автомобиля и начал подниматься по склону ближайшей возвышенности, замедлившись лишь на подступе к вершине. Спрятавшись за большим камнем, он поднес бинокль к глазам и медленно выглянул из-за гребня.
На востоке предгорья плавно перетекали в пустыню, а примерно через милю — в мрачные берега Солтон-Си. Закручивающийся в миниатюрные воронки ветер проносился через солончаки, поднимая вихри пыли.
Внизу, на полпути между холмами и берегом расположилось странное строение, напоминавшее розу пустынных этажей — обветренное и полуразрушенное. Это была огромная, раскинувшаяся абстракция из бетона и дерева, когда-то окрашенная в яркие цвета, но теперь выгоревшая почти добела, усеянная разномастными крышами, минаретами и пагодами[61], напоминая фантастическую помесь китайского храма и салона аттракционов Эсбери-парка. Это был бывший «Солтон-Фонтенбло». Шестьдесят лет назад, он представлял собой самый роскошный курорт на побережье Солтон-Си, известный как «южный Лас-Вегас», посещаемый звездами кино и мафиози. Фильм «Элвис» был снят на его пляжах и вместительных верандах. «Рэт Пек»[62] пели в его залах, а такие люди, как Фрэнк Костелло[63]