пал в бурю, он каждый раз боялся снова заблудиться. Пусть на этой высоте никаких бурь и не бывало.
Приблизившись к шлюзу, он увидел группу людей, которые поднимались со дна невероятно широкого крутого ущелья. Оно раскалывало надвое утес, выдававшийся из дна кратера примерно в километре к западу от убежища. Четыре фигуры с крупными тюками за плечами. Сакс остановился, и собственное дыхание внутри шлема вдруг показалось ему слишком громким: он мгновенно узнал последнюю фигуру. Энн возвращалась пополнить запасы. Теперь ему следовало придумать, что ей сказать. И запомнить это.
Оказавшись в убежище, он отстегнул шлем и снял его, ощутив при этом знакомое, но совершенно нежеланное напряжение в животе. И с каждой встречей с Энн это ощущение выдавалось все неприятнее. Он отвернулся и стал ждать. Наконец, Энн вошла, сняла шлем и увидела его. Встрепенулась, будто увидела призрака.
– Сакс? – воскликнула она.
Он кивнул. Он помнил их последнюю встречу – на острове Да Винчи, давным-давно, будто в прошлой жизни. Он словно проглотил язык.
Энн потрясла головой, улыбнулась сама себе. Пересекла комнату с загадочным выражением лица, положила руки на его предплечья и, наклонившись, нежно поцеловала в щеку. Отстранившись, она не отпустила левую руку и скользнула к запястью. Она смотрела ему прямо в глаза и держала железной хваткой. Сакс снова лишился дара речи, хоть и очень хотел что-то ей сказать. Но говорить сейчас было нечего. Или, наоборот, хотелось сказать слишком многое, а его язык вновь парализовало. А ее рука на его запястье обезоруживала его сильнее, чем какой бы то ни было яростный взгляд или резкое замечание.
На нее, казалось, накатила чудесная волна, и Энн стала чем-то большим, чем та Энн, которую он знал. Она посмотрела на него сначала с удивлением, а затем с тревогой.
– Все хорошо?
– Да, да, – проговорил Сакс. – Ну то есть… ты слышала про Мишеля?
– Да. – Ее рот сжался в тонкую линию, и на мгновение она превратилась в темную Энн из его кошмаров. Затем ее охватила еще одна волна, и она снова стала той незнакомкой, которая все сжимала его руку так крепко, будто хотела отхватить ее. – Но ты пришел сюда, просто чтобы увидеть меня.
– Да. Я хотел… – он судорожно пытался завершить предложение, – поговорить! Да, хотел… хотел… хотел задать тебе пару вопросов. У меня проблемы с памятью. И я подумал, почему бы мне не… почему бы нам не встретиться здесь, чтобы поговорить. Пройтись пешком… – он сглотнул, – или полазать по скалам. Ты бы не могла показать мне кальдеру?
Она улыбалась. Другая Энн.
– Можешь пойти со мной на скалы, если хочешь.
– Я не скалолаз.
– Мы отправимся по легкому маршруту. Сначала по лощине Ванга, а потом по большому кольцу до северного. Я собиралась добраться туда, пока еще лето.
– Вообще-то сейчас Эл-эс-200. Но да, звучит хорошо. – Его сердце отбивало 150 ударов в минуту.
Как выяснилось, у Энн имелось при себе все необходимое оборудование. На следующее утро, когда они влезли в костюмы, она указала ему на консоль:
– Пока здесь, сними ее.
– Вот те на! – воскликнул Сакс. – Я… разве это не часть системы костюма?
Это действительно было так, но Энн покачала головой.
– Костюм автономный.
– Полуавтономный, насколько я знаю.
Она улыбнулась.
– Да, но консоль не обязательна. Видишь ли, она связывает тебя со всем остальным миром. Она приковывает тебя к пространству-времени. Давай сегодня будем только в лощине Ванга и больше нигде. Этого нам хватит.
Этого хватило. Лощина, широкая и выветренная, рассекала более отвесные хребты как гигантский разрушенный водоотвод. Бо́льшую часть дня Сакс следовал за Энн по мелким ущельям, находившимся внутри этой лощины, карабкаясь по ступеням высотой по пояс и часто помогая себе руками, но лишь изредка чувствуя, что падение его убьет или причинит нечто большее, чем растяжение связок.
– Это не так уж опасно, как я думал, – признался он. – Это так ты обычно занимаешься скалолазанием?
– Это вообще не скалолазание.
– А-а.
После этого она стала выбирать более крутые ступени. И этот риск, строго говоря, выглядел необоснованным.
Во второй половине дня они подошли к невысокой стене, изрезанной горизонтальными трещинами. Энн начала по ней взбираться без веревок и крючьев, и Сакс, стиснув зубы, последовал за ней. Когда, вцепившись носками ботинок и горящими пальцами в мелкие щели, он подобрался к вершине, то оглянулся на лощину Ванга, и та вдруг показалась ему намного более крутой, чем раньше. От нахлынувшего волнения у него задрожали напрягшиеся мышцы. Оставалось лишь завершить подъем, и он поспешил дальше, время от времени рискуя, так как щели, за которые он цеплялся, становились все у́же. В базальте, чью темно-серую массу разбавляли ржавые и желтоватые вкрапления, трещин оказалось совсем мало. Он сосредоточил все внимание на той, что находилась метром выше его глаз, собираясь ею воспользоваться, – но достаточно ли она глубока, чтобы он сумел ухватиться за нее кончиками пальцев? Нужно было как-то это выяснить. Набрав в грудь побольше воздуха, он подтянулся и попробовал уцепиться за щель, но она была совсем неглубокой. С быстрым рывком, издав невольный хрип, он поднялся выше нее и ухватился за что-то, чего даже не видел, и очутился рядом с Энн. Та, тяжело дыша, спокойно сидела на узком выступе.
– Старайся больше работать ногами, – посоветовала она.
– А-а.
– Похоже, эта стена все-таки захватила твое внимание, а?
– Да.
– И с памятью проблем не возникло, да?
– Не возникло.
– Поэтому я и люблю лазать по скалам.
Позже в тот день, когда лощина немного выровнялась и расширилась, Сакс спросил:
– Значит, у тебя тоже были проблемы с памятью?
– Давай потом об этом поговорим, – сказала Энн. – Глянь лучше на эту трещину.
– Ой, и правда.
Той ночью они спали в мешках под прозрачным грибовидным навесом, достаточно широким, чтобы вместить человек десять. На этой широте и при такой сверхтонкой атмосферой сила ткани выглядела особенно впечатляюще, сохраняя внутри давление в 450 миллибар и не допуская каких-либо вспучиваний по всей своей площади. Прозрачный материал был туго натянут, но не тверд, а значит, явно сохранял давление, намного меньшее того, на какое был рассчитан. Когда Сакс вспомнил, как им приходилось хоронить свои ранние жилища под многометровыми слоями камней и мешков с песком, чтобы те не взрывались, то пришел в изумление от последовавших за этим достижений науки в создании новых материалов.
Когда он рассказал об этом, Энн кивнула.
– Мы теперь сами не в состоянии понимать собственные технологии.
– Да, хотя это, наверное, понять можно. Просто трудно поверить.
– Кажется, я вижу разницу, – непринужденно проговорила она.
Почувствовав себя более уверенным, он вновь заговорил о памяти.
– У меня случаются провалы, как я их называю. Тогда я не могу вспомнить, о чем думал последние несколько минут или больше, скажем, до часа. По всей вероятности, это происходит из-за нарушений краткосрочной памяти, как-то связанных с колебаниями мозговых волн. И события давнего прошлого тоже, боюсь, кажутся очень смутными.
Хмыкнув в ответ, она долго не отвечала, а затем призналась:
– Я совершенно забыла себя. Мне кажется, сейчас во мне кто-то другой. Частично. Кто-то противоположный. Моя тень или тень моей тени. Посаженное и выросшее внутри меня.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Сакс с опаской.
– Противоположность. Она думает о том, о чем не подумала бы я. – Она отвернулась, словно в застенчивости. – Я называю ее Контр-Энн.
– И какая… она из себя?
– Она… не знаю. Эмоциональная. Чувствительная. Глупая. Плачет при виде цветка. Думает, что все делают все, на что способны. И тому подобный бред.
– А раньше ты никогда такой не была?
– Нет, нет и нет. Это все чепуха. Но теперь я чувствую все это так, будто оно реально. Так что теперь есть Энн и Контр-Энн. И… возможно, третья.
– Третья?
– Так кажется. Кто-то, кто не относится ни к одной из первых двух.
– И как ты… ну, ты как-нибудь ее называешь?
– Нет. У нее нет имени. Она неуловима. И молода. У нее немного мыслей, но те, что есть, – странные. Это не Энн и не Контр-Энн. Она чем-то похожа на Зо, ты знал ее?
– Да, – ответил Сакс, удивившись. – Она мне нравилась.
– Правда? А мне она казалась кошмарной. Но все равно… во мне теперь тоже есть что-то такое. Три личности.
– Странно, если подумать.
Она рассмеялась.
– Разве это не у тебя была воображаемая лаборатория, где хранились все твои воспоминания, каталогизированные по номерам комнат или вроде того?
– Это была очень действенная система.
Она снова рассмеялась, теперь сильнее. Видя это, расплылся в улыбке и он, даже несмотря на свой испуг. Три Энн? Он и одну-то не мог понять.
– Но часть этой лаборатории я теряю, – сказал он. – Целые куски прошлого. Некоторые видят память как систему узлов, поэтому, если применять метод «дворца памяти», это вполне может отразиться и на соответствующих физических системах. Но если каким-то образом потерять узел, то и вся сеть вокруг него пропадет. Поэтому я, например, натыкаюсь в литературе на какое-нибудь упоминание о своей работе и пытаюсь вспомнить, как это делал, с какими сталкивался методологическими проблемами и все такое, и целый пласт, целая эпоха просто отказывается ко мне возвращаться. Будто ничего этого и не было.
– Проблемы во «дворце».
– Да. Я никак этого не предполагал. Даже после моего… инцидента… я был уверен, что с моей способностью… думать ничего не случится.
– Ты и сейчас вроде бы неплохо можешь думать.
Сакс потряс головой, припоминая свои провалы, затмения и прескевю, как их называл Мишель. Мышление было не только аналитической или когнитивной способностью, но чем-то более широким… Он попытался описать, что происходило с ним в последнее время, а Энн внимательно его слушала.